Сашка снова шумно выдохнул, а я вот дышать не могла. Вместо воздуха легкие наполнило чем-то раскаленным и вязким. Возможно, это были слезы, которые стекали по подбородку. А быть может, эмоции, что неконтролируемым штормом кипели во мне…

— И я буду ждать тебя, — сказал парень в ответ на мое пораженное молчание. — Всегда. Помни об этом, малышка.

— Зря я тебе позвонила, — наконец обрела я речь и, отняв от уха смартфон, до хруста зажала кнопку выключения.

Коленки в ту же секунду подкосились, и я моментально осела на пол, прижимаясь спиной к стальному радиатору. По лицу, уже не сдерживаясь, полились слезы. А ладони накрыли голову в защитном жесте — больше всего на свете мне хотелось исчезнуть или спрятаться от той сумасшедшей какофонии чувств, которая бушевала в моей душе. Последнюю разрывало от внутренних противоречий: Саша — Богдан, Богдан — Саша. Сердце маятником металось в груди, грозя расколоться надвое, требуя сделать выбор. И я, безжалостно вырвав симку из телефона, опять сделала его…

***

Мобильник на столе продолжал молчать. А я продолжала злиться: то ли на нерациональную себя, то ли на бестолковый гаджет, то ли на честного Маркова…

Да, я все-таки оказалась слабачкой. Или как называют людей, которые не в состоянии сдержать слово даже перед собой? Сим-карта вернулась на законное место следующим днем. Сашка же — не в пример мне — слово свое сдержал и больше не одолевал меня сообщениями.

— Что, не пишет? — с наигранным сочувствием спросила сестра, тут же заработав от меня уничтожающий взгляд.

Тина, конечно же, была в курсе моей эпопеи с Марковым. Узнала она о ней случайно. О том, что музыкант пишет мне, я никому не рассказывала, тщательно оберегая эту тайну. Причиной Валькиной осведомленности стала её природная наглость. Она, скорее со скуки, нежели преднамеренно, засунула свой любознательный нос в мои сообщения и очень обрадовалась, узрев там послание от одного музыканта.

Да что там обрадовалась! Тина была счастлива! Будто мне писал не Марков, а ею обожаемый РайанГослинг, при этом клятвенно заверяя, что скоро тайно выкрадет нас — иначе как объяснить радостный визг сестры? — и увезет на своем частном самолете на такой же частный остров, где мы будем жить в любви и согласии до самой старости и умрем в один день. Все трое. На зло Разумовскому и «рыжему барану», которые, узнав об этом, скоропостижно скончаются в своем жалком одиночестве.

В общем, никаких нравоучительных лекций на тему морали от Рудневой я не дождалась. Хотя обидное «идиотка» все-таки прозвучало из её уст, но немного в другом контексте:

«Ты хоть бы пароль на сообщения поставила, идиотка! — при этом сестра все так же улыбалась. — Хотя, на рожу Разумовского я бы посмотрела», — предвкушающее добавила она.

Я после этого обиделась, но пароль поставила…

— Если хочешь знать, я о нем даже не вспоминаю! — соврала я, упрямо листая страницы каталога.

— Конечно-конечно, — ехидно протянула Тина, отпивая чай из чашки.

Далее мы сидели в гнетущей тишине для меня, и в торжествующем молчании — для Тины. Я со всей скрупулезностью, на которую была способна, по новой разглядывала цветочные композиции. А Руднева с нечеловеческим аппетитом поедала печенье, принесенное той самой «прохиндейкой». И судя по удовлетворению, что отражалось на её лице, получала от этого процесса особое удовольствие.

От звука пришедшего сообщения мы одновременно замерли и с одинаковой жаждой в глазах уставились на мобильник.

— Посмотри! — первой отреагировала Тина, кивнув на телефон.

— Позже, — состроила я безразличие, возвращаясь к проклятым цветам. Внутри все так и зудело от желания проверить почту, но я держалась. И причина тут крылась вовсе не в волнениях насчет того, как я буду выглядеть в глазах сестры. Больше меня волновало, как я буду выглядеть в своих собственных глазах…

— Тогда я посмотрю, — пожала плечами Тина и хищно потянулась за смартфоном.

Я оказалась быстрее:

— Здесь видео, — нахмурилась, открыв сообщение, пришедшее на месседжер.

— Так запускай! — возбужденно потребовала Руднева, что уже сидела рядом, жадно уставившись на экран.

Как выяснилось, Сашка не стал мелочиться, и решил заснять в своем мини-фильме всех участников коллектива «Меридианы». Я даже слегка растерялась, когда в первом кадре появилось лицо какого-то странного типа в огромных солнечных очках и шапке-чулке, но стоило парню заговорить, и вздох самовольно сорвался с моих губ:

— Паша!

— Бледный, как поганка, — прокомментировала Тина, но быстро замолчала от моего возмущенного шипения.

Парень с юмором поведал о том, как нелегко живется рок-звезде, не преминув заметить, как трудно, если эта самая звезда безответно влюблена. Далее солиста сменили остальные музыканты: Кир, Ник и даже Марк — пятый участник группы, с которым я лично не была знакома.

На Кире Тина презрительно закатила глаза и в ярких выражениях послала парня, который по её мнению слишком уж «скалился». Хоть Руднева и старалась держаться как можно равнодушнее, но я видела, что ей тяжело…

Ребята, как и Пашка, были «замаскированы» — на заднем плане то и дело мелькал терминал одного из аэропортов нашего города — и все, как один, в своих речах повторяли одну и ту же фразу: «Лекс тебя любит».

Сам парень появился под конец:

— Привет, — с несвойственным смятением сказал он, переключив камеру на себя. — Я, наверное, опять перегнул палку, да? — Саша нервно взъерошил светлые волосы — в отличие от остальной команды, на нем не было «маскировки».

— Ты что вытворяешь?! — возмутился кто-то поблизости с ним, а в кадре появилась курчавая макушка. — Надень очки! — неизвестный пригрозил Сашке теми самыми очками. — Немедленно!

— Когда признаешься в любви нужно смотреть в глаза, Влад, — парень пытался увильнуть от своего надзирателя, при этом бесшабашно усмехаясь и успевая что-то тараторить мне в камеру. Что именно, я уже не слышала…

Легкие вновь сдавило чем-то раскаленным, не позволяя нормально дышать. Однако вместо опостылевших слез, на лице проступила счастливая улыбка.

Я просто смотрела на Сашу и улыбалась, понимая, как скучала все это время, как хотела увидеть его. Все внутри меня запело, стоило заглянуть в родные голубые глаза и заслышать звук веселого смеха. Он был таким привычным, будто и не было четырех лет. Не было ни Снежаны, ни дурацкой недосказанности, ни обид. Только забытое счастье, что искрилось внутри при взгляде на него…

— Ау! Есть кто живой? — Тина пощелкала пальцами передо мной.

Я всё еще рассматривала теперь уже погасший экран смартфона, кусая губы, и думала, принимая, наверное, самое сумасшедшее решение в своей жизни…

— Мне нужно идти! — от резкого подъема деревянные ножки стульчика жалобно скрипнули, явно не ожидая такой прыти от меня.

Тина тоже не ожидала, и на миг потерялась от моих действий, но быстро отмерла:

— Только не говори мне, что ты сейчас попрешься в аэропорт, купишь билет на любой рейс и будешь, как те ненормальные из тупых фильмов, искать музыкантишку! — возмутилась сестра, смерив обувающуюся меня недоверчивым взглядом и, явно сомневаясь в моих умственных способностях, потребовала: — Включи мозги, Лебедева!

— Я еду к Богдану, — раздраженно ответила, пытаясь застегнуть злосчастную застежку на сандалиях, которая из-за подрагивающих пальцев не спешила поддаваться мне.

— А, к этому… — разочарованно выдохнула Валька и уже без энтузиазма спросила: — Зачем?

— Хочу отменить свадьбу, — твердо произнесла, выпрямившись, — сандалии были застегнуты.

***

— Ну что, теперь поверил? — раздраженно прошипела Илона, прижимая мобильник к уху. День у нее и так выдался не из лучших.

Таких дней, к слову, было в последнее время все больше и больше. Они складывались в недели, месяцы, и Илона сильнее всего боялась, что из них в итоге сложатся годы… Годы без его глаз, улыбки, голоса. Выдержит ли она?

Илона знала, что нет. Он её жизнь. Он её смысл. Он тот, ради которого она дышала. А в последний месяц Илоне и вовсе казалось, что она не дышит, а, словно в предсмертной агонии, жадно хватает воздух губами.

Да, Илона опять умирала и опять думала о ней. Той, которой даже измена сошла с рук!

Чего она ждала, когда отправляла Разумовскому фото его ненаглядной с его лучшим другом? Уж точно не угроз и презрения.

Богдан приехал к ней следующим днем. И если поначалу победа Илоны искрилась в ней, предвещая счастливый финал, то, встретившись с разъяренным взглядом черных глаз, быстро угасла, оставляя после себя лишь пепел обиды.

Он не поверил ей. Сказал, что фото подделка, а она — ничто.

— Ты и пальца её не стоишь, — выплюнул Разумовский ей в лицо. Они стояли в тени деревьев, что служили прикрытием от любопытных взглядов.

— А ты? — усмехнулась Илона. — Как думаешь, сколько будешь стоить ты, если я расскажу ей о нас?

— Только попробуй! — черные глаза зло сверкнули, а рука парня уже знакомо обхватила её шею. Но Илона не испугалась. Она жаждала этого прикосновения: бездушного, холодного, болезненного.

Пусть лучше будет боль, чем ничего.

— И что? Придушишь меня? — с издевкой спросила девушка.

— Хуже, — усмехнулся Богдан, склоняясь к её лицу. — Я забуду тебя, Илона, — прошептал он, задевая дыханием её висок. У Илоны все внутри затрепетало от его близости, а пепел обид вдруг вспыхнул пожаром желания. Она тут же потянулась к нему, поддаваясь этому огню, но парень её остановил:

— Не смей больше лезть к нам, — пригрозил Разумовский, отступая от нее на два шага. — Иначе пожалеешь, — бросил он через плечо, поспешно удаляясь.

— Пожалеешь, — эхом повторила девушка, разглядывая отдаляющийся силуэт парня. Внутри по-прежнему горел огонь: ярко, неистово, уничтожающе. Именно последнего Илоне хотелось больше всего: