— Хорошо, — пообещал Лекс, поднимаясь с полосатого диванчика — он больше не мог ждать. Его сердце рвалось к ней.

— Эй, ты куда, ненормальный? — остановила его Руднева.

— К Рите, — коротко отозвался он, не оборачиваясь.

— Что в Африку пешечком пойдешь? Или на крыльях любви долетишь? — язвительно прозвучало позади. На сей раз Лекс обернулся.

— В смысле? Какая еще Африка? — непонятливо переспросил он.

— Самая обычная, — усмехнулась Тина. — Со слониками и жирафами, — как ребенку объяснила она.

— Тина, давай ты как-нибудь потом в своем красноречии поупражняешься? — раздраженно спросил Лекс, добавив стальное: — Говори.

— Скучный ты! — скривилась девушка. — Эта идиотка взяла академ и умотала в фотоэкспедицию! Видите ли, ей нужны новые впечатления! А мне типа они не нужны! — возмущенно закончила она. Тина до сих пор обижалась на сестру за то, что та уехала. И дело было вовсе не в путешествии. Валя просто до паники боялась оставлять Риту одну.

Вот она ирония жизни: у бесстрашной Рудневой появились страхи, самые мощные из тех, которые мог испытывать человек.

— Город? — коротко спросил Лекс, уже прогуглив в своем смартфоне сайт авиалиний.

***

— Я говорила, что он ненормальный? — с улыбкой обратилась Тина к Кириллу, когда Марков, попытав её на тему места дислокации Лебедевой, скрылся из виду.

Они так и сидели в кафе, разместившись на одном из полосатых диванчиков. В воздухе пахло осенней листвой и крепким кофе. А в душах цвела весна: безрассудная, чистая, яркая. Такая же, как их чувства к друг другу.

— Говорила, — кивнул Кир. Сейчас он мог согласиться с любым бредом, что вылетал из губ разукрашки, так сильно он хотел эти губы. — Тина, — нежно позвал он, пропуская пряди длинных волос между пальцев. — Тина, — повторил музыкант, словно никак не мог поверить, что она рядом.

— Что, нищебродина? — лукаво улыбнулась девушка, заглядывая в светло-карие глаза, чувствуя, как все внутри взрывается от одного его взгляда.

— Поцелуй меня, — хрипло попросил Кир, все так же мечтая о её губах.

Руднева еще больше заулыбалась, заслышав слова рыжего. Будто только и ждала, когда он произнесет их. Склонилась к его лицу, одурманивая своим фруктовым ароматом, огладила подушечками пальцев скулы, нежно очертила линию челюсти, заставив дыхание парня сбиться…

— Кирочка, — опалило губы, а сам Кирочка в болезненном томлении прикрыл глаза, ожидая.

Но вместо сладкого поцелуя рыжему достался обидный тычок под ребра…

— За что?! — мигом утратив весь романтичный настрой, возмущенно воскликнул музыкант.

— Ты меня бросил! — Валька обличительно ткнула пальцем в грудь парня.

— Это ты меня бросила! — взбунтовался Кир от такой наглости.

— А ты меня отпустил! — не сдавалась Валька.

— Теперь больше не отпущу! — угрожающе пообещал парень, сжав руки на её талии. — Фиг отделаешься от меня, поняла? — весомо добавил он.

— Поняла, — с улыбкой согласилась Тина, мягко обхватив ладонями его лицо.

— Что ты делаешь? — с подозрением спросил Кир. Он успел позабыть о своей просьбе.

— Целую тебя, идиот, — хмыкнула Тина, накрывая его губы своими — горячо и несдержанно. Стирая этим поцелуем прошлые ошибки и рисуя им новую жизнь. Где рядом с ней будет он. Тот, с кем она ничего не боялась.

Эпилог


— Сука! Сука! Сука! — нож входил в тело с каждым выкриком, разливая внутри жгучую боль, от которой хотелось выть, но я почему-то молчала.

Шестнадцать ударов. Оставался последний. Я откуда-то знала, что он будет последним. Как и то, что нож войдет прямо в сердце.

— Ты должна занять её место, — тихо прошептали мне на ухо, а уже в следующую секунду в грудную клетку с силой ударили…заставив меня резко сесть в постели.

— Это сон, — со вздохом сорвалось с губ. — Это сон, — я прижала руки к груди. Сердце неистово колотилось под ребрами, подтверждая правдивость моих слов и доказывая свою живучесть. — Сон, — более твердо повторила, откидываясь обратно на подушки.

Глаза бездумно изучали белый потолок, с лепниной карнизов по периметру; бежевые стены, на которых играли лучи восходящего солнца; пустую кровать напротив — Марина, похоже, уже встала. Взгляд вновь и вновь очерчивал комнату, с каждым разом возвращая меня в реальность и успокаивая рвущееся наружу сердце.

«Если сон обрывается на кульминации — придумайте счастливую развязку», — вспомнила я совет психолога и крепко зажмурилась, силясь обратить свой ужас в мелодраму с хэппи-эндом. Однако, ничего кроме бездушного взгляда черных глаз, от которого всё деревенело внутри, мне «воспроизвести» не удалось.

Кошмары — вот что осталось мне на память о том страшном вечере. Физические повреждения зажили, страх в маминых глазах сменился настороженной тревогой, а судебное разбирательство и допросы прекратились.

«У тебя сильный ангел-хранитель, девочка», — сказал мне как-то один из следователей, который вел «моё» дело. Да, мне повезло. Меня запросто могли убить или сделать калекой, а я уцелела. Остались лишь сны, в которых Данил каждую ночь убивал меня снова и снова. Сущий пустяк!

«Думайте позитивно», — опять вспомнились слова психолога, но думать позитивно после «таких» пробуждений получалось еще хуже, чем «менять сновидения». Теперь мысли вертелись вокруг Разумовского, а совесть острыми зубами грызла душу.

Я снова зажмурилась до белых точек перед глазами, стараясь стереть из памяти обезображенное лицо бывшего жениха. К Богдану я приходила только единожды. Может, пришла бы и еще раз, но моя новость по поводу отмены свадьбы не очень-то обрадовала его мать. В результате меня обвинили едва ли не во всех смертных грехах и одарили двумя уничтожающими взглядами. Последний принадлежал Илоне. Она, если верить словам сестры, буквально жила у постели Разумовского. Я, кстати, посмотрела на нее тогда с не меньшей неприязнью.

Мне до сих пор было невдомек, зачем она рассказала правду Данилу (Тина и это мне поведала), если знала, что он болеет? Знала о его маниакальном желании отыскать убийцу сестры?! Ведь если бы ей хотелось «справедливости», она запросто могла бы заявить в полицию, а не толкать больного парня на преступление!

Один безотчетный поступок, который сломал сразу три жизни. Хорошо хоть не забрал…

— Какая же она идиотка! — зло прошипела в голос, ударив кулаками в мягкий матрац.

Да, я злилась на Илону. Потому что мне нужно было хоть на кого-то злиться… Данил был болен, Разумовский — в коме, я — с кошмарами. А Илона могла нормально жить и спать, её близкие не испытывали страх потери, она не переживала за не родившегося брата, потому что беременная мать сутки напролет проводила в больнице, слушая, как ты кричишь во сне!

«Нужно успокоиться», — от злости кровь по новой забарабанила в висках. Я сделала пару глубоких вдохов и выдохов, прислушиваясь к рокоту океана, который было слышно из-за приоткрытого окна. Его звук напоминал сердцебиение древнего существа: уверенное, спокойное, гордое, — оно странным образом вселяло в меня безмятежное спокойствие, отрезая от проблем. Смешно сказать, но океан оказался лучшим психологом, из тех, у которых мне удалось побывать.

Дверь в комнату тихо открылась, и послышались осторожные шаги, но я не придала этому значения, сосредоточившись на утренней «медитации», а зря…

Мое умиротворение совершенно бесцеремонно было нарушено выплеском холодной воды, что метко попала прямо в лицо, и совершенно неуместным по своей веселости требованием:

— Вставай, соня! Край света проспишь!

— Что за варварские методы пробуждения?! — возмущенно воскликнула я, уставившись на Юлю, одну из моих подруг-коллег. От резкого подъема все мышцы тут же заныли — вчерашний наш марш-бросок на Столовую гору напоминал о себе тянущей болью во всем теле. И чем мне не приглянулась канатная дорога, спрашивается?

— Просто у тебя нет младшего брата, — хмыкнула Юля. — Годы тренировок делают свое дело, — подруга лучезарно улыбнулась, демонстрируя ямочки на щеках.

— Скоро появится! — хмуро возразила я, пытаясь вытереться одеялом. — И я не твой брат! Не нужно проводить на мне свои инквизиторские тренировки!

— Считай, что это тебе практика на будущее, — Юля встряхнула короткими кудряшками светлых волос. Эта девушка напоминала мне солнце: улыбчивая, круглолицая, с ярко-зелёными глазами и милыми ямочками — она освещала всё вокруг своей красотой и неуемной энергией, что била через край. Вот как сейчас: — Ну ладно, не дуйся! — подруга с устрашающим энтузиазмом вцепилась в мои щеки.

— Я никогда не стану будить так своего брата! И вообще, отойди от меня! — я отпрыгнула в сторону, прикрыв лицо ладонями. За все семь дней, что мы провели в Кептауне, мне практически удалось свыкнуться с Юлиной любовью к подобным проявления «ласки», ключевое слово — «практически».

— Что вы тут возитесь? — на пороге спальни появилась Марина — еще одна коллега, с которой мне посчастливилось разделить свое путешествие. — Лика сказала — выезд через десять минут, — девушка хищно прищурила темные раскосые глаза — наследство от папы-корейца, — уставившись ими на Юлю. — Ты что, облила Риту?! — сделав верные выводы, воскликнула Марина, обличительно ткнув пальцем в сторону зеленоглазой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А что? Я её разбудила! А ты в это время, между прочим, стрелки вырисовывала! — уперла руки в боки Юля, пока я мысленно вопрошала: «за что?»

Эти двое с первой встречи невзлюбили друг дружку. И с каждым днем нашего сосуществования их нелюбовь приобретала все новые и новые крайности…

До нашего путешествия Марина и Юля знакомы не были, но зато они обе знали меня. С первой я познакомилась еще год назад на курсах фотомастерства, что проходили при нашем университете. Вторую я знала относительно недавно, и свела нас моя мама, которая, потеряв надежду затащить меня на прием к очередному психологу — а лучше к психиатру! — решила действовать иначе и частично организовала всю эту авантюру с поездкой в ЮАР, вернее мама только подала идею, а организовала всё Юля. Она уже несколько лет устраивает подобные фото-туры и легко согласилась помочь.