Роан улыбнулся Морайе, но ее взгляд был прикован к пачке банкнот. Когда она снова посмотрела на виконта, ее глаза выражали боль. Девушка едва слышно проговорила:

– Мой… мой жемчуг не стоит таких денег.

– О, – возразил виконт, радуясь, что ее беспокоит только это. – Хорошо, тогда скажите ему… скажите, что нашли сапфировый браслет, принадлежавший вашей матери. Надеюсь, когда он меня обыграет – а я сумею напоить его до такой степени, чтобы барон в это поверил, – вы возьмете с него слово никогда не брать в руки карты. Мы должны как-то…

Роан умолк, заметив, что Морайя его не слушает. Ее глаза снова устремились на пачку банкнот. Тогда он внезапно понял, что ее боль не имеет никакого отношения к стоимости жемчуга.

Виконт поднял ее подбородок и очень ласково заговорил:

– Вы должны взять эти деньги, малышка. Это наилучший выход – в самом деле, наилучший. Больше того, я уверен, что он единственный. – Роан взял руку Морайи и положил ее на пачку банкнот. Она посмотрела на него полными слез глазами. В них застыло страдание.

– Я знаю, что это наилучший выход, но это заставляет меня чувствовать себя обыкновенной…

– Понимаю, – прервал ее виконт. – Но к вам это не относится. Я вас такой не считаю. Вам ясно, Морайя?

Она кивнула, и ему снова страстно захотелось заключить ее в объятия. Но Роан не посмел. Он понимал, к чему это привело бы. Его раздирали противоречия. Он злился на себя, на Морайю, на весь мир. И вместе с тем чувствовал себя по непонятным причинам ответственным за нее. Роан молил Бога, чтобы эта девушка не заплатила слишком дорого за его галантный поступок. Может, он снова сделает ей предложение? Нет, Морайя просила его не возвращаться к этому. Кроме того, она же Лэндон! Как он позволил себе забыть об этом?

Роан увидел, что она сунула банкноты в карман платья, потом потянулась к бокалу с вином и выпила его, по-прежнему избегая его взгляда.

– Я… мне придется позаботиться о том, чтобы Финч, лакей отца, заставил его протрезвиться и выслушать меня, – помолчав, сказала Морайя окрепшим голосом. Казалось, к ней вернулась обычная практичность. – Я должна одурачить отца, иначе он вспомнит, что у мамы никогда не было сапфирового браслета, а при этом убедить его воспользоваться случаем и попробовать отыграться, – добавила она с огоньком в глазах.

Роана привел в восторг ее юмор, но он пожалел, что к Морайе так быстро вернулось самообладание. Теперь девушка стала куда менее уязвимой. Тем не менее, он спокойно ответил:

– Уверен, вам удастся устроить все очень успешно, дорогая. – Сделав глоток вина, он добавил: – Ну а теперь нам пора идти.

Она кивнула, и виконт подошел к Морайе, чтобы помочь ей подняться. Придерживая ее за локоть, он провел ее в гостиную и протянул руку за накидкой, оставленной на диване. Она обернулась к нему с испуганным видом. «О Господи, – подумал он, выронив накидку, – опять начинается!» Виконт не стал притворяться, будто не понял этого взгляда, и ласково проговорил:

– Мне ничего не хотелось бы так сильно, как отнести вас наверх, малышка. Но, во-первых, уже поздно, а кроме того… я, несмотря ни на что, все же джентльмен.

– Но мы же заключили сделку, мил… Джастин, – возразила она.

– Вы уже выполнили свои обязательства, Морайя.

Она настороженно посмотрела на него, и ее взгляд ясно сказал ему, что одна ночь не делает женщину любовницей.

– Вы не должны себя недооценивать, малышка, – пробормотал Роан и, не устояв, обхватил ладонями ее лицо. Блестящие глаза Морайи казались бездонными. Чувствуя, как она страдает, виконт добавил: – Но знайте, дружба бывает… э-э… разная. Я очень доволен этим вечером и надеюсь, мы сможем его повторить. – Роан убеждал себя, что сказал это ради нее, но сам вовсе не был в этом уверен. – Я буду ждать другого вечера, когда нам удастся поговорить, или… Вы играете в шахматы, Морайя?

Она снова посмотрела на него с недоверием. «У нее есть на то все основания, – подумал он. – Что это со мной происходит?»

– Убеждена, что любовницы в шахматы не играют, Джастин, – возразила Морайя, и его ошеломила ее прямолинейность. А ведь он сам так старался проявлять деликатность и щадить ее чувства. Виконт заметил, как в ее глазах снова блеснул юмор. Поистине она удивительная женщина!

– Я спросил, играете ли в шахматы вы, Морайя.

– О, да, в общем, да, но, боюсь, у меня мало опыта. В детстве мне не приходилось серьезно играть, пока…

– Позвольте мне высказать догадку, – прервал ее Роан, – пока не уехала почтеннейшая мисс Биллингсли.

– Вот именно! Но откуда вы знаете?

– Просто… удачная догадка, – сухо ответил он. – Я был бы счастлив… поучить вас всему тому, в чем у вас пробелы или чему вас не успела научить мисс Биллингсли.

Как всегда Морайя проявила сообразительность, а поэтому покраснела и глубоко вздохнула. Роан понял, что им пора расстаться.

Он укрыл накидкой плечи Морайи и притянул ее ближе к себе, застегивая пуговицу у шеи. Несколько прядей выбились из прически, и он протянул руку, чтобы водворить их на место, но помимо воли опустил ладонь на затылок Морайи и прижал ее к себе. Потом прильнул к ее губам, отважившись, наконец, на то, в чем ощущал отчаянную необходимость. Он целовал ее нежно и порывисто. Девушка отвечала ему, и Роан чувствовал, как ее тело прижимается к нему все теснее. Поцелуи становились все более страстными. Он гладил спину и обнаженные плечи Морайи, пока его не остановил внутренний голос. Виконт отпрянул от девушки и заглянул ей в глаза, полуприкрытые и затуманенные.

– Вы меня погубите, – выдохнул он. Потом, глубоко вздохнув, быстро добавил: – Пошли!

Морайя молчала, когда Роан вел ее к конюшне. Он положил руки ей на талию, словно хотел усадить в седло, а взор его вперился в девушку.

– Завтра вечером я буду занят с вашим отцом, – сказал виконт.

Она кивнула.

– Значит, я приеду в понедельник вечером, – ответила Морайя своим низким голосом. Ее слова вовсе не казались нескромными, ибо каждому из них хотелось встретиться вновь как можно скорее. Роан усомнился в том, что это проклятое «соглашение», о котором она постоянно упоминала, – единственный ее мотив. Да, он сомневался, но вовсе не был уверен.

А каковы его мотивы? Что случилось с ним, нормальным, здравомыслящим мужчиной, если он готов играть в шахматы в полночь с красивой женщиной, которую поклялся не трогать? Какое-то безумие! Почему он не запретил ей приходить? В самом деле, почему?

Глава 17

Эндрю, вероятно, уже в сотый раз перевернулся с боку на бок, взбив подушку. Проклятие! Неужели он так и не уснет? Молодой человек уже несколько часов метался в постели. Он пожелал Джастину спокойной ночи, но с тех пор не сомкнул глаз. Ему никогда не привыкнуть к сельскому распорядку дня! До рассвета оставалось, наверное, около часа – время, когда любой нормальный мужчина возвращается домой из клуба или же от хорошенькой женщины. То, что в этот же час просыпаются коровы, гуси и куры, не имеет никакого отношения к людям. Эндрю снова взбил подушку и повернулся на спину. Джастин, видимо, легко приспособился к этому неслыханному распорядку, будь он проклят!

Но тогда, подумал Эндрю, свирепо отшвырнув одеяло и соскочив с кровати, драгоценный кузен, вероятно, согласится прогуляться в предрассветный час верхом по полям. Это подготовит Джастина к дневным делам и утомит Эндрю. Может, после он, наконец, выспится. Молодой человек натянул лосины, надел рубашку и сапоги. Утренний воздух показался ему свежим и бодрящим. В такой час непонятно, солнце или луна слабо освещает небо, но уже, несомненно, посветлело. Он тихо закрыл за собой дверь и устремился к апартаментам Джастина. Эндрю не смущало, что он разбудит кузена, но придется сделать это осторожно. Пройдя по комнатам Роана и даже ощупав постель, все еще окутанную полумраком, Эндрю убедился, что кузена здесь ночью не было и он вообще не ложился спать. Может, Джастин, опередив его направился на конюшню? Или, что нелепо даже предположить, работает? А что, если читает? Нет, никто не станет заниматься этим чуть свет. И все же… Спустя несколько секунд Эндрю спустился вниз, в кабинет Джастина. Кузена не было и там. Значит, в конюшне, решил Эндрю и не без злорадства подумал, что, возможно, Джастину тоже не спалось. Чего ради тот так настаивал вечером, чтобы Эндрю пораньше отправился спать?

Легким шагом Эндрю почти бесшумно подошел к конюшням. Он уже собрался открыть большие деревянные ворота первого стойла, но замешкался, услышав донесшиеся изнутри голоса.

– Его светлость опять уехал? – Эндрю замер, поняв, что говоривший – один из конюхов.

– Как видно, да, Томми. И судя по всему, уже давно. Я заходил сюда часа в два ночи. Жеребца уже не было, – согласился его товарищ.

Глаза Эндрю тревожно расширились. Что за дьявольщина? Где же Джастин?

– Ладно. Милорд вернется перед рассветом, Олби, и нам лучше не попадаться ему на глаза. Не наше дело, если ему захотелось уединиться с какой-нибудь красоткой с другого конца деревни.

Эндрю насторожился. Проклятие! Не много же Джастину понадобилось времени! Не прошло и двух дней, как он сюда приехал, и уже…

– Послушай, – начал Олби, – мой кузен Джимми говорит…

– Не все ли равно, что болтает Джимми! – послышался властный голос старшего конюха Палмера. Очевидно, Палмер вышел из заднего помещения, и теперь Эндрю услышал звуки шагов. Вероятно, конюхи расходились по своим местам, чтобы взяться за работу. – Эй, ребята! Я же предупредил вас, чтобы на моей конюшне не разводили сплетен. И не ленитесь. Томми, почему ты не чистишь лошадь его светлости? А ты, Олби, сразу принимайся за починку седел. Занимайтесь своим делом, черт возьми, вместо того чтобы галдеть, как стая гусей, – проворчал старый Палмер, впрочем, никого не испугав. Эндрю представил себе его морщинистое лицо, выражающее неодобрение. Таким оно бывало, когда он напускал на себя строгость.