Елена Арсеньева - Нечаянная свадьба

Да ведь это Фросенька – та самая ткачиха, которую только вчера… или позавчера… или в какой-то другой жизни?! – Лида так удачно сосватала с парнем по имени Матвейка!

– Фросенька? – изумилась Лида. – Что ты здесь делаешь?!

– Так деда навещать пришла, – пояснила Фросенька. – Кладбищенского сторожа! Кроме него, у меня никакой родни нет.

– Ох, Боже мой, – не зная, смеяться или плакать, пробормотала Лида. – Ты же про это еще тогда, в конторе, говорила, дескать, навестить деда собралась, радостную новость сообщить, да я не поняла: решила, ты к нему на могилку собираешься пойти… а твой дед кладбищенский сторож, оказывается!

– Очень строгий сторож, – хихикнула Фросенька. – Что ни ночь, порядки среди местных жителей наводит!

– А что, озоруют? – хихикнула Лида, с удовольствием рассматривая старика, который уже казался ей не страшным, а забавным.

– А то как же! – прошамкал тот. – Как при жизни враждовали Кураевы с Назаровыми, так и после смерти враждуют! А протасовские на давыдовских как хаживали стенка на стенку, так и теперь хаживают! Ужо я вам! – вдруг погрозил он своей клюкой в пространство. – Чего развоевались? Чего растопались?! Неужто опять черный всадник прыть своего коня показать решил?

Лида растерянно моргнула, но тут Фросенька выразительно кашлянула, а когда Лида посмотрела на нее, сделала витиеватый жест около головы, означающий, что у деда наблюдается некое завихрение в мозгах.

Так-то оно так, однако Лиде тоже послышался топот, доносившийся то ли издалека, то ли из-под земли. Неужто и у нее началось завихрение в мозгах?!

Впрочем, это неудивительно – после всего пережитого за какие-то несчастные два-три дня!

– Какой еще черный всадник? – опасливо спросила Лида.

– Какой-какой, – пробурчал сторож. – Был такой, он еще князя Кия в Вязню загнал в давние времена!

– Кий – это который в Киеве? – уточнила Лида, которая как девушка начитанная была знакома не только с произведениями изящной словесности, но и с некоторыми историческими сочинениями. У них в семье глубочайшим уважением пользовалась «История государства Российского» Карамзина – их знаменитого однофамильца, а может статься, и дальнего-предальнего родственника! И Лида с самого детства помнила приведенную Карамзиным цитату из летописи Нестора: «Братья Кий, Щек и Хорив с сестрою Лыбедью жили на трех горах… Они построили город и назвали оный именем старшего брата, то есть Киевом». – Тот самый Кий? Но как он тут оказался?

– Да неужто один Кий был на свете, который в Киеве? – снисходительно ухмыльнулся старик. – Вот меня, к примеру, Захаром звать, так неужто других Захаров нигде нету? В наших местах тоже княжил Кий, злобен нравом и жесток, и не было от него людям спасения. Однако явился однажды Черный всадник на черном коне и загнал его в самые глубокие топи Вязни, где вязни его и затянули на дно.

Лида вспомнила, что Феоктиста тоже рассказывала о каком-то злом князе, которого утопили вязни.

– А Черный всадник откуда взялся? – допытывалась она.

– А кто же его знает? – пожал плечами старик. – Говорят, это был воин из княжеской дружины, коего предательством князь Кий погубил, чтобы его женой завладеть. Ну тот и сделался оборотнем. Князя покарал, а покоя на том свете так и не нашел. Иногда на этом кладбище является. Эта земля ведь сыздавна погостная. Одни говорят, всадник могилку своей жены ищет, в стародавние времена похороненной здесь. А иные рассказывают, будто он по-прежнему норовит злодеев покарать. Я-то сам, слава богу, видеть его не сподобился, однако отец мой – а он тоже кладбищенским сторожем служил, – рассказывал: иной раз среди могилок вдруг отыщется чье-то тело мертвое, невесть откуда взявшееся, никому неизвестное. Ну, тут и гадать нечего: это непременно какой-нибудь злодей, которого покарал Черный всадник да тело его сюда привез ради похоронения в каком-нибудь жальнике[90].

Фросенька, которая, очевидно, подобных баек за жизнь наслушалась с лихвой, зевнула и снова сделала витиеватый жест вокруг головы, как бы успокаивая Лиду, однако та не чувствовала никакого спокойствия, потому что топот раздавался все отчетливей и отчетливей. Вот уж и недоверчиво настроенная Фросенька его расслышала, потому что принялась беспокойно озираться, и старик воздел руку, пытаясь сотворить крестное знамение, а потом…

– Никакой Черный всадник тебе уже не поможет! – раздался вдруг злобный крик, и Лида увидела, что Авдотья Валерьяновна, только что валявшаяся в обмороке, восстала от него, бросилась вперед с тем же ножом, который Лида незадолго до этого отбросила в сторону.

Плохо, знать, отбросила – надо было подальше!

Раздался испуганный Фросин вопль. Лида отпрянула было, однако Авдотья Валерьяновна вцепилась в ее плечо, подтянула к себе, замахнулась – да так и замерла с занесенным для удара ножом, глядя в пространство.

Черный конь, бока которого отливали серебром в лунном свете, вздыбился рядом с Лидой, всадник в черном плаще склонился с седла, выхватил нож из руки обезумевшей женщины и отшвырнул его куда-то за могилы.

Авдотья Валерьяновна покачнулась и тяжело рухнула наземь. Тело ее вздрогнуло несколько раз и замерло.

Всадник спешился, одной рукой придержал коня за узду, другой обхватил Лиду, крепко прижал к себе.

Ноги ее подкашивались; боясь упасть, не сознавая, что делает, она обняла всадника…

– Барин Василий Дмитриевич! – завопила Фросенька. – Дедушка, это никакой не Черный всадник, это господин Протасов!

Черный конь тревожно заржал, попятился, и хозяин приказал сердито:

– Стоять, Эклипс!

Однако конь продолжал беспокоиться, перебирал копытами, словно хотел во что бы то ни стало оказаться подальше отсюда.

– Ну я же говорил, – раздался надтреснутый, но спокойный голос кладбищенского стража. – Как Черный всадник появится, так ищи на кладбище мертвое тело какого-нибудь злодея. Вот и оно!

Василий Дмитриевич, по-прежнему поддерживая Лиду, обернулся, да и она осмелилась выглянуть из-за его плеча.

Авдотья Валерьяновна лежала на спине, широко открыв глаза и рот, и в том, что она мертва, не было никаких сомнений.

Очевидно, явление двух призраков разом оказалось для нее слишком сильным потрясением!

Василий Дмитриевич склонился над телом Авдотьи Валерьяновны, провел рукой по лицу, нажал на шею.

– С детства сердце у нее было слабое, – проговорил он, – сама удалая да безудержная, а сердце, как говорили, жиром зарастает, оборваться может в любую минуту. Не слушала Авдотья никого… Не хотела знать меры – ни в сластолюбии, ни в ненависти…

Лида снова вспомнила неромантичную картинку – как много ела и пила эта безудержная Авдотья, как налетала с ласками на своего племянника, как целовала Василия Дмитриевича. А тот охотно отвечал!

– Ой, беда… – прервав Лидины мысли, простонала Фросенька. – Да что за беда, опять наша с Матвейкой свадьба отложена будет! То Иона Петрович, то вот… барыня…

– Ничего, не огорчайся, – сказал Василий Дмитриевич, поднимаясь от тела Авдотьи Валерьяновны. – Смерть злодейки и убийцы не стоит того, чтобы из-за нее люди исполнение своих заветных мечтаний откладывали, пусть это даже и была чья-то там барыня. К тому же вы теперь люди свободные, и это ваше дело решать, когда свадьбы играть. Да и в прежние времена, еще до того, как волю дали, вы были протасовские, а не давыдовские, не карамзинские, и я, как ваш прежний барин, позволяю вам свадьбу сыграть хоть завтра.

– Ах, спасибо, барин Василий Дмитриевич! – обрадовалась Фросенька. – И вам спасибо, Лидия Павловна, не только от нас, а от всех, кого вы так преудачно сосватали. В деревнях только и разговоров о вашей доброте и прозорливости. Только уж, господа, не откажите, честь окажите, будьте нашими почетными гостями! И вы, Василий Дмитриевич, и Лидия Павловна…

И только тут Лида вспомнила, где она, что с ней и зачем пришла на кладбище. Да что же, они издеваются, что ли? Она ведь уродина… она чудище! Наверное, лунный свет сгладил ее кошмарные черты. Но сейчас Василий Дмитриевич отстранится от нее, взглянет пристальней…

Она рванулась, загораживая лицо руками, но Василий Дмитриевич по-прежнему держал ее крепко.

– Мы непременно будем на свадьбе, Фросенька, – сказал он. – А сейчас надо заняться менее веселыми делами. Вы с дедом последите, чтобы никто не подходил к мертвой и не трогал ее, а я отвезу жену домой и отправлю посыльного в волость, за исправником. Наверное, вам придется потом рассказать, как все было: как Авдотья Валерьяновна хотела мою жену убить, а я вырвал нож из ее руки…

– Я еще расскажу, как она, Авдотья Валерьяновна-то, душила вашу супругу, – вдруг сказал сторож. – Я вышел, значит, за нужным делом, а потом, возвращаючись в избу, глядь – смертоубивство замыслено! Ну я и прикинулся призраком, чтобы убивцу-то попужать…

Лида, как ни была потрясена, не удержалась от того, чтобы не взглянуть на Фросеньку.

У той глаза были на лбу!

Да… вот тебе и завихрения в дедовой голове! Ясности его мыслей и храбрости любой молодой позавидует!

– Дед, ты моим посаженым отцом будешь! – восторженно завопила девушка. – Езжайте, барин! Мы тут за всем присмотрим, не сомневайтесь!

Василий Дмитриевич на мгновение выпустил Лиду из объятий, вскочил в седло, склонился было, чтобы подхватить ее, однако она отпрянула и кинулась бежать.

Лида неслась, не разбирая дороги, петляя меж могилами, перескакивая через них, загораживая лицо рукавом и почти ничего не видя от слез.

В седле она оказалась бы слишком близко к Василию Дмитриевичу… Он смог бы рассмотреть лик чудища… Да он просто сбросил бы ее с коня! Отшвырнул бы от себя, как тот нож!

Это бы она не пережила бы. Умерла бы на месте, как Авдотья Валерьяновна, только не от страха, а от горя. И у Черного всадника появилась бы еще одна жертва.

Так быстро, как сейчас, Лида не бегала никогда в жизни…