— А ты ничего не спрашиваешь. И да, не переживай, можешь быть полностью уверенной в завтрашнем дне. Мне нужен этот ребенок, и ты тоже нужна. Только вот теперь я не уверен, нужен ли тебе я. Пожалуй, я переночую в офисе, — сказал и стремительно вышел из комнаты.

Она слышала его шаги на лестнице и тихий хлопок двери. Стало паршиво. Закрыв лицо руками, Маркова всхлипнула и дала волю слезам. Горячие слезы стекали по пылающему лицу. Взгляд стал затуманенным, а к горлу вновь подступила тошнота.

Егор злобно хлопнул дверью кабинета, падая в кресло. Все его движения были яростными, звонкими, как хруст ломающегося льда. Он был вне себя от случившегося дома. Поэтому и не хотел там оставаться, показывать ей все свое негодование, к тому же был дико зол. А слова про то, что она не уверена в завтрашнем дне, своей нужности, нужности ребенка, добили и вывели его окончательно.

Не хотел сейчас с ней говорить, и видеть тоже не хотел. Боялся взорваться, боялся скандала и того, что в порыве злости может наговорить лишнего. Стукнув кулаком по столу, раздосадовано осознал, что сейчас он просто прячется от разговоров.

Но лучше так. Лучше так.

В голове все же никак не укладывалась ее реакция. Ее молчание, создание этой идиотской тайны, подкрепленной каким-то больным и ненормальным страхом. Где-то внутри стало даже обидно. Разве за последние месяцы он хоть раз упрекнул, обидел, нагрубил? Ничего подобного не было… а что до разговоров, так ей бы лишь поговорить… он же… Ему и так все понятно. Для него их отношения ясны. Он давно принял решение, и отступать не собирается, так отчего же у нее столько неуверенности в нем, в будущем?

Что он должен сделать, чтобы эти сумасшедшие, непонятные, обезумевшие страхи прекратились и улетучились из ее головы?! Ответа пока не было…

Уперевшись пальцами в виски, Марков облокотился на стол локтями. Сейчас в нем было два противоборствующих желания: остаться здесь, выказывая свою глубокую обиду и задетые чувства, или же вернуться домой. Мысли закручивалась в тонкие спирали, а после превращались в иглы, которые с силой впивались в и без того перегруженный мозг. За окном совсем стемнело.

В душе поселились переживания о ней, о том, все ли будет в порядке… Они душили, выгоняя из кабинета, но он не поднялся с кресла, лишь набрал номер матери, прося приехать к Рите, и отключился, ничего не объясняя.

Ладно, пусть завтра ему вынесут мозг, но сегодня ему необходимо это уединение. Одиночество. Чтобы обдумать, понять, что делать дальше.

* * *

Распухшие глаза, красные щеки, растрепанная прическа, именно в таком виде она открывает дверь, видя на пороге Ирину, которая резко меняется в лице, теряя улыбку. Теперь в глазах женщины волнение.

— Риточка, — проходит внутрь, — что с тобой? Егор тебя обидел? Что случилось, не молчи, — сжимает ладони невестки в своих.

Рита медленно качает головой.

— Все хорошо.

— Конечно, ты себя в зеркале видела? Рассказывай.

— Я беременна, — шепчет, а потом вновь срывается на слезы.

— Господи, глупая, это же счастье! — Женщина обнажает белые зубы, на глаза выступают слезы, слезы радости. — Это же прекрасно, почему ты плачешь?

Вопрос эхом разносится по комнате. А Ирина понимает, что причина слез — ее сын. Внутри поднимается вулкан злости.

— Так, — щурит глаза, усаживая Ритку на диван, — Егор, да? Что он тебе сказал? Он против… или же ты сама…

— Нет, нет, — пытается унять свой плач, хватаясь за руки женщины, — нет. Все не так, — всхлипывает, — я просто боялась ему сказать… боялась, а он все это время знал… и… я его обидела.

— Тихо-тихо, — женщина улыбнулась, — все хорошо. Теперь я поняла, что произошло. Успокаивайся, а этому гаденышу, — качает головой, — я еще такую головомойку устрою. Обиженный он, видите ли! — фыркнула.

Рита вздрогнула и в ужасе посмотрела на Ирину.

— Не надо. Ничего не говорите. Не надо, мы сами должны в этом разобраться, пожалуйста, не вмешивайтесь, я вас прошу.

Ирина тяжело вздыхает, но все же соглашается. Слова Риты правдивы, так действительно будет лучше, но злость на сына никуда не уходит.

— Давай мы ему позвоним, а?

— Нет, — утирает последние слезинки, — мы с ним обсудим все завтра.

После этих слов Ирина уходит, а Рита спокойно идет спать. Завтра она сама съездит к нему в офис. Но когда утром открывает глаза, первое, что перед собой видит — это сидящего на краю кровати мужа.

— Егор, — приподымается на локти.

Марков не поворачивается в ее сторону, продолжая гипнотизировать торшер. Он сидит, словно статуя, опираясь локтями на колени, а пальцы, переплетенные между собой, касаются губ и подбородка. На лице — маска серьезности и какой-то отрешенности.

— Доброе утро, — произносит, продолжая сидеть так же неподвижно.

Рита садится, бегая по нему взволнованным взглядом. Она вновь не знает, с чего стоит начать этот разговор, поэтому просто прижимается к его спине, пальцы аккуратно ложатся на широкие мужские плечи. Сердце колотится, как сумасшедшее. Но она справляется с этим волнением, прижимаясь щекой к его шее.

— Извини меня, я должна была сказать сама. Просто, я растерялась, разволновалась. Это сложно… вот так. Ты же сам понимаешь, что все настолько быстро… — Ответа она не слышит — Марков продолжает молча испепелять комнату своим взглядом.

Ей хочется завернуться в одеяло от его холода. К хорошему быстро привыкаешь, вот и она успела привыкнуть к иному Егору и напрочь забыть о том, который приезжал забирать ее из Катькиной квартиры.

— Я очень не люблю ложь, — его голос резанул слух.

— Я же не обманывала, я просто молчала, не знала, как лучше это сообщить. — Но, кажется, он вовсе не слышал ее оправданий.

— Я привык к ясности, четкости, а ты в этом плане самая неудавшаяся личность. — Рита замерла, его слова били ее, как пощечины. — Возможно, я чего-то не понимаю, возможно, делаю что-то не так. НО! Я делаю… пойми раз и навсегда, я делаю. Не говорю. А сразу делаю. Я не понимаю твоих сказок о любви, не понимаю, почему в тебе до сих пор живет это недоверие. Ты постоянно тыкаешь меня тем, что мы не разговариваем, но к чему эти глупые разговоры, переливания из пустого в порожнее? Я так не привык, я привык действовать. И мне кажется, что поступки значат больше, чем слова.

— Ты прав, — шепчет, прикрывая глаза из которых катятся слезы.

— Тогда ответь мне, — резко поворачивается к ней, обхватывая пальцами ее подбородок, — почему ты до сих пор не понимаешь, что значишь для меня? Почему все еще думаешь, что это игра?!

Рита всхлипывает, пытаясь взять себя в руки, но ее попытки тщетны.

Мужчина медленно проводит большим пальцем по ее щеке, а после прикладывает к ней всю ладонь. Он смотрит в ее заплаканные глаза, видя в них отчаяние. Рита сильнее прижимается щекой к его ладони. Не хочет говорить, ничего не хочет говорить.

Сейчас она желает лишь одного — его объятий. Это желание пропитывает все ее существо, и Егор чувствует это, прижимает ее к себе. Пальцы гладят слегка растрепанные рыжие волосы, губы целуют висок.

— У нас все всегда будет хорошо, помни об этом, — шепчет, убаюкивая.

— Я так рада, что ты появился в моей жизни. Я не говорила… но я очень рада, что ты у меня есть, — утерла слезы, — ты самый-самый хороший.

Егор лишь крепче прижал ее к себе, ничего не отвечая. Ее слова подкинули его высоко вверх, а в груди разлилось приятное, теплое и всепоглощающее чувство.

— Хватит, успокаивайся, давай, — улыбнулся, тихонько щелкнув Ритку по носу. — Поехали дома смотреть, думаю, теперь нам переезжать нужно будет.

— Зачем?

— Ну, там… семья, дети… все дела, — хмыкнул.

— Ты уже женат, — легонько стукнула его кулаком в грудь.

— Точно. Но дом посмотреть придется, зря что ли у меня полночи риэлторы нам апартаменты подбирали.

— Господи, — подняла на него глаза, — Марков, ты точно изверг, людей среди ночи…

— Они себе работу сами выбирали. Все, вытирай слезы и поехали.

Глава 29

Спустя восемь месяцев…

— Егор Сергеевич, доброе утро, — впопыхах приветствует Миша, — машина ждет, как долетели?

— Нормально, — поправляет галстук, после убирает руку в карман пальто, — какие новости?

— Хорошо все: мы лидируем. Вы в офис?

— Домой.

— Отлично. — Открывает дверь роллс-ройса, пропуская Маркова, а после садится сам.

— Руслан не звонил? — Миша отрицательно качает головой, а машина трогается с места. — А Леонид Николаевич?

— Звонил, на послезавтра билеты покупает…

— Самолет наш отправь за ним.

— Хорошо, записал. Как Маргарита Павловна?

Марков с усмешкой качает головой.

— Я только прилетел, Миш.

— Черт, нервы что-то с этими выборами.

— Не нервничай.

— Вашими молитвами, Егор Сергеевич, вы уже знаете, что Романов тоже зарегистрировался, вчера его включили в списки?

— Знаю, доложили уже.

— Как бы чего не случилось…

Егор скептически взглянул на помощника и вышел из машины, которая как раз остановилась у дома.

Теперь Егор с Ритой жили за городом в огромном трехэтажном особняке. Они купили этот дом спустя пару недель после того разговора о беременности. Ритка была вне себя от радости и обустройством занималась сама. Нет, дизайнеров, конечно, наняли и не одного, только все эти обустройство и планировка больше напоминали командный марш под руководством генерала. Его жена так сильно загорелась мыслью обустройства семейного гнезда, что не щадила никого из знатоков современного дизайна.

Большие стеклянные двери распахнулись прямо перед ним. «Умный дом» был сейчас большим преимуществом — оснащение последними технологиями облегчало работу в нем, потому как Рита отказалась от любого вида прислуги.