Яна недоуменно крутила головой, пока Женька объяснял ей мою аферу с процентом за ее работу на сервисе. Братец кипел, а Яна смеялась и уверяла, что это еще небольшая плата за их встречу. В итоге Женька поцеловал ее в губы и успокоился, а я чуть не всхлипнула: меня уже давно не целовали.

После праздников навалилась сессия. Я учила, повторяла, чертила, все словно в бреду. Силы поддерживались только кофе и тремя смс-ками в день от Макса. Он тоже сдавал экзамены, а еще навещал Дэна. На него остракизм родственников почему-то не распространялся.

Так прошел месяц. В начале февраля я наконец смогла позволить себе выходной. Приняла ванну с пеной, нанесла на кожу молочко, завернулась в огромную купальную простыню, подаренную мамой и уснула. Проснулась от грохота в двери. Соскочила, путаясь в полотенце добежала до двери:

– Кто там? – спросила дрожащим голосом.

– Лена, – в голосе Макса слышалось невероятное облегчение, – это я, открой пожалуйста!

Я щелкнула замком и уставилась на него с прежним испугом:

– Что случилось?

– Можно я войду?

– Заходи, – я отступила и побежала в комнату, одеваться. Макс остался в коридоре громко рассказывая:

– Дэну сегодня дали зеркало.

– И что? – я втиснулась в джинсы, быстро накинула кофточку и принялась собирать влажные волосы в пучок, безжалостно пронзая их шпильками.

– Он написал тебе, ты не ответила, тогда он попытался покончить с собой! – выпалил Макс, хвата мой телефон.

Звонилку я выключила еще вчера, собиралась ведь отдыхать. Пароля у меня не было, экран засветился, и тут же пиликнул сигнал сообщения. Я открыла его и замерла от потока слов хлынувшего на меня вслед за мутной фотографией.

– Идиот! – процедила я сквозь зубы, – какой же идиот! Макс, вызови машину, так будет быстрее, попросила я.

Парень довольно усмехнувшись набрал номер, а я заметалась по квартире, собирая все необходимое в сумку. Хорошо, что выходной, плохо, что такой короткий.

Через полчаса мы натягивали бахилы, потом ехали на скрипучем лифте на третий этаж. Когда до двери оставалась пара шагов я вдруг чего-то испугалась, но Макс был начеку, он крепко взял меня за локоть и шепнул:

– Вперед, ему нужна хорошая взбучка, и никто кроме тебя не сможет поставить его мозги на место.

Я еще раз вспомнила послание, и подробности, рассказанные Максом по дороге, выдохнула и решительно толкнула дверь. Дэн был не один. У кровати сидела Яра она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Макс взял ее в охапку и вынес прочь, толчком захлопнув дверь. Мы остались одни.

– Паршиво выглядишь, – констатировала я, разглядывая смуглое лицо на белой наволочке.

Дэн неприятно скриви губы, должно быть собираясь сказать что-то, после чего я убегу в слезах, позволив ему жалеть себя и дальше.

– Отечный, грязный, и толстый. За месяц так себя распустить?

Его рука невольно дернулась, касаясь шрамов на лбу и щеке.

– Эти полосочки тут не причем, – покачала я головой, – шрамы мужчину украшают, мужчину, а не труса.

Он снова дернулся, но я не дала ему сказать ни слова. Взяла стул, поставила его напротив кровати и села верхом, задрав штанину:

– Видишь? Как думаешь, что это? – вокруг колена белели точечки шрамов. Я уже почти не боялась смотреть на них, привыкла, а когда-то…

– Шрамы, от аппарата Илизарова. Я с шести лет занималась биатлоном. Сдала на КМСа, готовилась выступать в юношеской сборной, а потом упала на тренировке в овраг. Итог разрыв связок, три операции, и обещание врачей, что я не то что бегать, ходить не буду. Как думаешь, чего мне стоило просто встать с постели? Сколько месяцев мне потребовалось на то, чтобы обойти наш дом? И неужели ты считаешь, что меня впечатляет твое нытье о паре маленьких шрамиков?

Я встала, глядя на заблестевшие глаза парня и сказала:

– Меня покорил совсем другой человек, сильный, добры и умный. Не боящийся идти вперед и ломать стереотипы. Его здесь нет. Когда появится, можешь мне позвонить.

Потом я развернулась и вышла вон, борясь со слезами. Макс и Яра ждали в холле. Я пролетела мимо, ссыпалась по лестнице, не замечая резкой боли в ноге, и остановилась только тогда, когда Макс сгреб меня в охапку, прижимая к себе:

– Поплачь, – шепнул он, – теперь можно!

И я разрыдалась, оплакивая ту легкость, тот свет, которые были между нами раньше. Максим не утешал меня, просто держал в объятиях, давая возможность выплеснуть накопившееся, а когда слезы начали затихать спросил:

– Может кофе?

Я хрипло рассмеялась:

– Лучше чай.

– Без вопросов, пойдем в кафе посидим, расскажешь, как сессию сдала.

Тут только я сообразила, что Макс тоже сдавал сессию, и конечно ему пришлось не легче чем мне. Мы вышли из больницы, добрели до столовки без претензий, в которой обедали люди в синих куртках и белых халатах. Взяли подносы, прошлись вдоль стоек и к собственному удивлению набрали всевозможной еды! Макс оценил загруженный тарелками поднос и пожал плечами:

– Уже обед, а я еще не завтракал.

– Я тоже, – призналась в ответ, – вчера последний экзамен сдала, девчонки просили последней идти, Милица Эдвиновна после меня пятерок не ставит.

– Ботаничка? – поежился Макс, – ух мы ей на третьем тоже сдавали!

Болтая мы сели за столик и замолчали, поглощая супы, второе и салаты. Очнулись, когда на тарелках остались только пирожные, расслаблено и сыто откинулись на стульях и начали рассматривать публику. Большая часть посетителей торопливо поглощала еду, кое-кто ждал друзей или знакомых за чашкой кофе с куском рулета или эклером, а в двери входила Яра…

Она стремительно подошла к нам, плюхнулась на стул, и уставилась на меня:

– Что ты ему сказала?

– Кому? – я постаралась сохранить равнодушный тон.

– Дэну! – выдохнула девушка, – он отказался от обезболивающего, встал и попросил врача его выписать!

– Месяц на таблетках? Чокнутый, – протянула я, а Ярослава внезапно заплакала.

– Да он же шевелиться не хотел! Доктор говорил ему надо, чтобы мышцы правильно срастались, а он!

Я вздохнула и протянула ей влажную салфетку:

– Яра, ты же танцуешь, ты знаешь, что любое движение требует усилий, – я дождалась подтверждающего кивка сквозь всхлипы, – так какого рожна вы все вместе начали носиться с Данилом, как дурень с писаной торбой? Он мужчина. Взрослый, практически самостоятельный, во всяком случае себя прокормит, и насколько я помню ничего жизненно важного он не повредил. А лежать и жалеть себя, ну пусть жалеет, – я пожала плечами и жестко закончила, – но в таком случае, ему нечего делать в моей жизни! – после этих слов я встала и взяла куртку: – извини, я устала, мне пора домой.

Макс тоже встал, простился с Ярославой и вышел следом. Мне страшно хотелось закурить, и я попросила его:

– Дай сигарету.

– Ты же не куришь!

– Дай! – одна затяжка, приступ кашля и я с облегчением закинула «никотиновую палочку» в сугроб и усмехнулась: – действительно, не курю!

Максим проводил меня до остановки. Хотел до самого дома, но перед посадкой в автобус я положила ладони на его широкую грудь и сказала: – найди Дэна. Ты ему сейчас нужен.

Парень понятливо кивнул, погладил пальцами по лицу, задержался взглядом на губах и шепнул:

– Ты молодец. Ты все сделала правильно. Потерпи.

Я кивнула сквозь слезы. Мне очень, очень повезло с ними. Махнув на прощание, я запрыгнула в транспорт и уехала домой, к бумаге и краскам.

Глава 26

Следующие недели я была одна. Макс не появлялся совсем, присылал коротенькие отчеты:

– Живем у меня, в съемной квартире травят тараканов.

Я одобрительно кивала. Повышенный комфорт родительского дома расслабляет, общажная вольница съемной квартиры не даст отдохнуть после нагрузок, а вот пустая квартира Макса как раз то, что нужно.

– Купили гантели и тренажер, тяжелые блин!

В ответ я отправляла смайлики, а сама тайно утирала слезы. Тренировки, это хорошо, но как же танцы?

– Оказывается массаж, это дорого! – возмущенная мордочка в конце сообщения заставила меня наконец улыбнуться.

– А еще его делает не прекрасная тайка, а здоровенный мужик, с руками толще моей ноги!

– Так это же хорошо, – ответила наконец я, – меньше будете отвлекаться от учебы!

Макс прислал мне «грустную песню про сессию» и я слушала ее штрихуя еще один портрет.

В марте я получила букет, любовно собранный из разноцветных гербер и разных веточек и листочков. Записки не было, но цветы стояли целый месяц, позволяя мне себя рисовать. В тот же день, привезли корзину фруктов и шоколад. Тут записка была, обычная визитка с танцующими фигурами, презент от родителей Дэна. Не выдержав, я передарила корзинку маме и за семейным столом с удовольствием уплетала фруктовый салат.

В апреле солнце снова согрело землю, в теплице толпились горшочки с рассадой, а у меня неудержимо полезли веснушки. Снег неохотно таял, а на проклюнувшихся скамейках расцветали парочки. Я ходила мимо, опустив глаза, слушая болтовню Алинки. Подруга осталась единственным источником информации о Максе и Дэне. Парни посещали занятия, Дэн сдал все «хвосты», но в универе появлялся с аккуратно наклеенными пластырями телесного цвета.

– Представляешь, – Алинка крутанулась на пятке, – Сашка сделал мне предложение!

– Очень за вас рада! Когда свадьба?

– Да мы бы прямо сейчас хотели, – протянула Алинка, – но его мама говорит осенью дешевле, столы там, – подружка слегка скисла.

Насколько я знала ни она ни ее жених суеты не любили, а застолья предпочитали небольшие, но веселые.

– Так в чем проблема, – я улыбнулась солнышку, щурясь на пока еще голые ветви деревьев, – распишитесь сейчас, а родня пусть без вас гуляет, им же только повод нужен.