Подруга только тяжело вздохнула. О, мне был знаком этот вздох! Точно так же сейчас вздыхала Яна. Они с Женькой готовились к свадьбе, пытаясь умиротворить почти две сотни близких и дальних родственников, желающих «поздравить детей». Я хихикала в кулачок и советовала им обоим спасаться бегством. Они пока держались, но Женька уже не раз заводил речи о поездке на Байкал, и даже прикупил новенькую двухместную палатку с тентом и треногу для костра.

Все это я коротко рассказала Алинке, а потом вздрогнула, оборачиваясь.

– Что такое? – чутко среагировала подруга.

Я подвигала шеей:

– Посмотри, сзади ничего нет? Ощущение, словно ползает кто-то.

– Ничего, – Алина покрутила головой, и пожала плечами, а я только вздохнула.

Неведомый «жучок» ползал по мне уже третий день. Кажется, настало время ему выползти наружу. Мы попрощались с подругой, и она поспешила домой, к родителям, а я присела на скамейку, достала планшет, весна, самое время для плэнера.

Я успела сделать набросок лужайки, когда скамья немного качнулась. Повернула голову: Дэн. Молча продолжила растирать графит.

– Привет, – его голос был немного хриплым от напряжения, и мое глупое сердце восторженно забилось.

– Привет, – ответила дружелюбно и ровно, спокойно рассматривая парня.

Он изменился. Похудел, черты лица заострились, сменил стрижку, теперь художественно выстриженные пряди каскадом прикрывали ту сторону лица, на которой было больше шрамов. Загар весной? Похоже кто-то серьезно отнесся к моим словам о бледности, но это даже хорошо, кожа отлично выглядит и темных кругов под глазами не видно.

Пока рассматривала, натолкнулась на его взгляд: жадный, ищущий. Но стоило взглянуть ему в глаза, и он словно отрезвел. Сурово сжал губы, поиграл желваками. Первую секунду я недоумевала, а потом расплылась в улыбке:

– Ты пришел меня бросать? – спросила я, еле сдерживая хохот.

Данил смутился, сбился, заготовленная речь улетела куда-то, зато глаза снова стали живыми и тоскливыми. Мы молчали. Потом он отвернулся, полюбовался мокрым асфальтом и раскисшим газоном, перевел взгляд на меня и глухо спросил:

– Почему ты не приходила.

– Я пришла, сразу, как тебя привезли в палату. Волновалась, хотела сидеть рядом и держать за руку, – чуть насмешливо ответила я, – только тебя уже просветили, что мы с Максом и часа не смогли пробыть без тебя, сразу в койку побежали.

Дэн отвел глаза. Значит так и рассказали.

– С Максом я поговорил, – я облегченно выдохнула, – но ты потом тоже не приходила.

– А зачем? – я уже взяла себя в руки, загнав непрошенные слезы в глубину. – Жалеть? Плакать над твоим лицом? Извини, но я не вижу причины этого делать. Ты спас ребенка, в моих глазах это значит очень много, я даже простила тебя за «лестное мнение» обо мне и твоем лучшем друге, но страдания над парой царапин понять и простить не могу.

Данил опять насупился. Все же хотелось ему потыкать меня в мою жестокость. А я подняла лицо к солнцу, ловя его ласковое тепло и продолжила:

– Знаешь, почему я пришла второй раз?

Дэн открыл было рот, но потом благоразумно закрыл и только отрицательно покачал головой.

– Я разозлилась. Дико разозлилась. Ты жив, почти здоров, у тебя есть любящая семья, учеба, у тебя черт возьми были я и Макс, чтобы жизнь не казалась медом! – я почти сорвалась на крик, – и все это ты решил похерить только потому, что ты стал иначе выглядеть? – я перешла на шепот, – а если бы под эту машину угодила я? Думаешь я ушла бы добровольно?

Парень молчал. На скулах заиграл легкий румянец, надеюсь до него действительно дошло, потому что сил у меня не осталось. Я отложила планшет, собрала в пенал карандаши, сложила все в сумку, но уходить не торопилась, день был очень хорош. Снова откинувшись на спинку лавочки, я повернулась к Даниле:

– Знаешь, как я получила травму? Подруга по команде шутя толкнула меня после забега. Она пошутила, а я съехала в овраг. Ушиб спины, разрыв связок и несколько царапин от веток, благо в глаза не попали. Я лежала, как ты, рыдала в подушку и жалела себя. Пока она не пришла и не высказала мне, на простом русском, все, что думает о спортсменке, которая готова свалить отовсюду, только потому, что для нее закрылся один путь. Один, из многих. – Я неожиданно усмехнулась и призналась: – Машка поклялась уйти со мной в монастырь, если я не подниму свою задницу с койки, так это надо знать Машку, она бы исполнила свое обещание.

Данил поерзал на лавке, посмотрел на меня, на солнце, и снова на меня, потом улыбнулся, почти как раньше, только маленькая горькая складочка в уголках губ еще не исчезла. Придвинулся, обнял и сказал, склонившись к самому уху:

– Спасибо! Я понял, злость и жажда мщения гораздо лучше жалости к себе.

Потом бережно коснулся губами виска и уточнил:

– Не противно?

– Северов, я тебя стукну! – пригрозила я, подставляя губы для медленного, сладкого поцелуя.

Расцепились мы после невежливого:

– Кхм, кхм, – над головами. – Вы уже помирились? – Уточнил Макс, жадно глядя на мои губы, – может сходим куда-нибудь, а то я уже все отморозил!

Дэн светло улыбнулся, я тоже:

– Пойдемте, – потом оценивающе присмотрелась к парням: – вы что, на пару качаетесь? Макс, ты скоро плечами косяки собирать будешь!

Оба довольно осклабились. Еще бы, такой комплимент! Но мне было не жалко. Впервые за несколько месяцев мое сердце было на месте.

Глава 27

Отношения восстанавливались постепенно. Мы не торопились, залечивая раны, прощая обиды. В хорошую погоду я выходила в сквер на пленэр, а парни подтягивались и терпеливо ждали, пока я закончу набросок. Стоило упаковать лист в тубус, и меня утягивали на колени Макса или в объятия Дэна, чтобы сладко поцеловать, спросить, как прошел день и за руку утянуть в тепло ближайшей кафешки или автобуса. Чередовались парни четко, но особых вольностей себе не позволяли, мы как будто снова вернулись к периоду ухаживания, только теперь между нами было гораздо больше мыслей и слов.

Теперь мы чаще разговаривали, делились планами, старательно обходя две темы: родителей Дэна и его проживание с Максом. Парни отлично вели холостяцкое хозяйство, но меня не приглашали, отговариваясь беспорядком, а я охотно их поддерживала и не приглашала к себе.

С каждым днем между нами росло напряжение поцелуи становились все слаще, а стоны разочарования все громче. Я чувствовала, что недалек тот день, когда меня поставят перед окончательным выбором, и готовилась к нему заранее: накупила валерьянки, но-шпы и мороженого, попрятала в дальние углы свои наброски, чтобы не терзать себя мечтами, а потом вообще сбежала от парней на целые выходные, уговорив брата отвезти меня к бабушке.

В поселке было хорошо. Небольшой двухэтажный дом бабули, стоял недалеко от леса. На втором этаже были спальни, на первом кухня, гостиная и бабушкин кабинет. Она в свое время была заместителем декана нашего универа, много преподавала, а теперь вела заочников, парочку аспирантов и несколько перспективных дипломников.

Жить бабуля предпочитала на свежем воздухе и свое расписание составляла так, чтобы появляться на дымных городских улицах не более двух раз в неделю.

– Елена моя приехала, – обрадовалась бабушка, выходя на крыльцо.

Женька, не выходя из машины помахал мне рукой, бибикнул и развернув автомобиль уехал. Он с бабушкой не конфликтовал, просто не общался.

Крупный пес, разминающий лапы в вольере приветственно, гавкнул, парочка девушек, очищающих клумбы заинтересовано выпрямились. Бабушка махнула им рукой, и провела меня в дом. Знакомая прихожая, вешалка, стойка для зонтиков и арка, ведущая в гостиную. Я с удовольствием уселась в любимое кресло, поджав ноги, и огляделась. Домик бабушки ничем не напоминал деревенскую избу. Здесь стояла добротная кожаная мебель, на потолке висела хрустальная люстра, вокруг высились полки с книгами.

Дедушка тоже много лет преподавал, был профессором, но как рассказывал сам, в молодости не берег себя и потому лет в пятьдесят решил уехать за город, чтобы свежий воздух немного облегчил его постоянный бронхит, плавно перетекающий в астму. Дом он строил сам, с помощью своих учеников и друзей. Деревянная обшивка вместо обоев, бронзовые накладки на перилах, ведущих на второй этаж, интересной формы окна, рассчитанные его аспирантом на сохранение тепла и стойкость к накоплению конденсата.

Дом закончили, когда родилась я. С отцом бабушка и дедушка не ладили, считали, что мама совершила мезальянс, выбрав простого парня из рабочей семьи, а вот меня привечали. Теперь, стоило мне удобно устроится, как бабушка окликнула низенькую женщину в сером платье, свою «вечную» домработницу Любу и попросила ее принести для меня чай и печенье.

Люба светло улыбнулась и через несколько минут на столике стоял поднос с чаем, медом и плюшками. Первую чашку мы пили в молчании. Я вдыхала знакомые запахи уютного, обжитого дома, косилась на свои акварели, развешанные по стенам.

Мое творчество бабушка одобряла, а вот биатлон – нет. Тем не менее, когда мне потребовались деньги на операции, она молча привезла маме пачку банкнот прямо в больницу, а на обещание отдать покачала головой:

– Ксана, Леночка и моя внучка тоже. Сейчас главное, чтобы она была здорова!

Больше к этой теме не возвращались, да и не настолько плохи были отношения между бабушкой и отцом, чтобы он стал судорожно собирать гроши «на отдачу».

Когда чай кончился, бабуля налила нам еще по чашечке, потом строго глянула мне в лицо:

– Рассказывай, что стряслось?

Я молча покручивала чашку, не зная, что сказать, как объяснить ситуацию, в которой оказалась. Молчание затягивалось, чай остывал, наконец я решилась: