Усмехнувшись про себя, он подумал, что совсем скоро сможет выполнить это требование, поскольку подносил ее к двери хорошо знакомого ему заведения, на первом этаже которого сдавались комнаты на час.

– Послушай, я не…

Вир не дал договорить, запечатав рот Лидии своими губами. Одновременно он пинком открыл дверь и внес свою ношу в полутемный коридор.

Лидия сжала губы и начала вырываться с такой силой, что Вир вынужден был поставить ее на ноги. Однако освободились и его руки. Он перенес ладонь ей на затылок, притянул и вновь поцеловал ее, на этот раз откровенно и горячо, так, как он хотел поцеловать все то время, пока она дразнила его.

Вир почувствовал, как напряглось ее тело, а губы сжались, сопротивляясь его поцелую, но это лишь сильнее разожгло долго сдерживаемое желание.

Он напомнил себе, что Гренвилл не умеет целоваться.

«Она невинна», – предупредил внутренний голос.

Но это был голос совести, а Вир перестал прислушиваться к нему полтора года назад. К тому же сейчас у него было что возразить. Она сама заводила его. Она только притворяется невинной. Она не зеленая девочка, а взрослая женщина с телом, созданным для наслаждения, созданным для него, именно для такого забывшего о совести грешника, как он.

Впрочем, если ей хочется строить из себя капризную девочку, он может и подыграть. Напор его губ смягчился, поцелуй превратился из жестко требовательного в нежно просящий. Более мягкими стали и его прикосновения – ее голову он поддерживал теперь осторожно, так, как держат пойманную бабочку.

Вир ощутил, как легкая дрожь пробежала по ее телу, как ее жесткие неподатливые губы дрогнули и сделались более мягкими. А еще он почувствовал острую боль, будто некто пронзил кинжалом его сердце.

Эйнсвуд решил, что этот «некто» называется страстью, и обвил Лидию руками. Постепенно усиливая объятия, он прижимал ее все сильнее. Она не сопротивлялась. Ее рот, окончательно сдавшись, стал блаженно податливым и, казалось, делался все горячее от прикосновения его губ. В нем самом тоже все закипало, и самым поразительным было то, что этот огонь разгорелся всего лишь из-за почти целомудренных объятий. Вир отнес такой эффект на счет игры в невинность, которую Лидия затеяла. Сочетание острого желания и необходимости ждать было совершенно новым для него, как правило, ему не требовалось в подобных случаях прикладывать серьезных усилий, часто обходилось даже без ласк с его стороны. Вир никогда не имел дело с женщиной, которую требовалось завоевывать. Пристальный взгляд, улыбка – и они шли с ним. Потом – несколько монет или обоюдное желание. Но главное, все они знали, что надо делать, ведь он всегда выбирал только опытных женщин.

Ей хочется прикинуться неопытной. Что ж, он сыграет роль учителя. Учить ее, что делать, Вир начал с поцелуя. Ласково пощекотав ее губы своими, он заставил их слегка раскрыться навстречу и, подключив язык, стал медленно облизывать их, как бы пробуя на вкус. Этот вкус и ее аромат стали постепенно заполнять его, вытесняя все остальные ощущения, и, наконец, проникли в кровь, доведя ее до кипения. Вир почувствовал, как бешено колотится его сердце.

Но это был всего лишь глубокий поцелуй, не более чем намек на будущее, прелюдия. И бешеное сердцебиение было единственным, что мешало ему в затеянной игре.

Продолжая эту игру, руки Вира, невинно погладив округлости ее плеч, медленно двинулись вниз к спине, прошлись вдоль гибкого позвоночника и легли на бедра. Затем, как бы отдохнув, они, касаясь ее еще нежнее, продолжили путь и замерли на том месте, которое невинная девушка никогда не позволит трогать мужчине. Это был уже новый более серьезный этап игры, и пальцы Вира, ощущая возбуждающую мягкость ее ягодиц, начали мелко дрожать. От осознания этого перехода, означавшего приближение к исполнению самого главного, Вир, не отрывая губ от ее рта, застонал и прижался к ней еще плотнее, так, что она почувствовала его восставшую плоть через мешающую им одежду.

«Слишком далеко! – надрываясь, кричал голос совести. – Ты заходишь слишком далеко!»

Вир был уверен, что вовсе не слишком, и останавливаться не собирался, тем более что в игру вступила Гренвилл. Ее руки начали двигаться по его телу нерешительно, будто она впервые притрагивалась к мужчине, будто первый раз ощущала под своими ладонями мужские плечи и спину. Однако, в соответствии с избранной ролью, ниже его бедер она ладони не опустила.

Вир прервал поцелуй, желая сказать, что ей уже не надо стесняться, но не смог произнести ни слова. Вместо этого он прижался лицом к шее Лидии, вдыхая ее аромат и покрывая короткими поцелуями шелковистую кожу.

Она вздрогнула и тихо и удивленно вскрикнула, будто эта ласка была для нее новой и неожиданной.

Но Вир, конечно, не поверил, что это так.

Ее дыхание сделалось таким же, как у него, – частым и слегка хриплым, кожа почти обжигала его губы. Вир обхватил ладонями ее груди и почувствовал, как твердеют бутоны сосков, едва скрытые явно неподходящим по размеру корсажем. Нежную кожу груди прикрывала совсем тонкая материя. Он отодвинул ее насколько смог и, как уже много раз делал в мечтах, осторожно сжал соски пальцами.

– Очаровательная, – прошептал Вир. Прошептал хрипло из-за сдавившего горло спазма. Схожую приятную боль он чувствовал во всех напрягшихся членах. – Ты прекрасна!

– О боже, нет! – Ее тело вновь сделалось напряженным и неподатливым. – Я не могу… – Она отстранилась и схватила его за руки. – Черт тебя побери, Эйнсвуд. Это же я – Гренвилл.


Вопреки ожиданию Лидии, в ужас от ее саморазоблачения Эйнсвуд не пришел. Более того, потребовалась еще уйма времени и ругательств, чтобы заставить его убрать руки с ее груди.

– Это же я – Гренвилл, – повторила она не менее пяти раз, а он продолжал ласкать и целовать ее. Особенно она насторожилась, когда он стал целовать полумесяц кожи, расположенный за ухом. Лидия и не подозревала, что это место столь чувствительно.

– Стоять! – неожиданно для самой себя выкрикнула она команду, которую обычно отдавала расшалившейся Сьюзен.

Лишь после этого Вир, наконец, выпустил ее из объятий и мгновенно превратился из пылкого влюбленного, говорящего, что она самая прекрасная и желанная женщина на свете, а главное, внушающего веру в то, что именно так оно и есть, в наглого оболтуса, каковым он всегда ей казался. Правда, по сравнению со своим обычным образом Вир сейчас был явно обескуражен и мрачен. Лидия наверняка нашла бы это забавным, если бы злость на саму себя не мешала что-либо замечать.

Злило то, что она не смогла оказать даже видимость сопротивления.

А ведь ей прекрасно известно, что он шалопай и повеса, причем презирающий женщин. И несмотря на это, она практически позволила ему соблазнить себя!

– Разреши кое-что объяснить тебе, Гренвилл, – прорычал Вир. – Если хочешь играть с мужчинами в подобные игры, то будь готова доигрывать до конца. В противном случае ты рискуешь очень сильно испортить парню настроение и…

– Да ты родился в плохом настроении, – огрызнулась Лидия, поправляя корсаж.

– Вовсе нет. До последней минуты мне было ужасно весело.

Опустив взгляд на его руки, Лидия подумала, что на них следовало бы вытатуировать знак, предупреждающий об опасности. Этими дьявольски приспособленными к подобным действиям руками Вир гладил ее, ласкал и наполовину раздел, а она не смогла протестовать хотя бы шепотом.

– Уверена, ты скоро опять развеселишься, – пообещала Лидия. – Стоит только выйти за двери. Ковент-Гарден кишит настоящими шлюхами, каждая из которых готова поднять тебе настроение.

– Если ты не хотела, чтобы к тебе относились как к шлюхе, то не надо было так одеваться, – ответил Вир, многозначительно бросив взгляд на вырез ее блузы. – Или правильнее сказать «раздеваться»? Сразу видно, что на тебе нет корсета. И нижней сорочки. Рискну предположить, что и надеванием панталон ты также не озаботилась.

– У меня на то имелись серьезные причины, – тихо сказала Лидия. – Но рассказывать о них тебе я не собираюсь. Я уже и так потеряла из-за тебя уйму времени.

Лидия двинулась к выходу.

– Могла бы хоть привести свое одеяние в порядок, – заметил Вир. – Твой тюрбан сбился, а юбки торчат во все стороны.

– Так лучше, – ответила она. – Все подумают, что со мной уже кто-то поработал, и будет больше шансов покинуть этот гадюшник невредимой.

Лидия открыла дверь и выглянула на улицу. Коралия и ее телохранители испарились. Она оглянулась на Эйнсвуда и ощутила укол совести. Довольно сильный.

Она попробовала успокоить себя тем, что он совсем не выглядит одиноким и потерянным. Дуется, только и всего. Конечно, ему обидно, что он принял ее за шлюху, гнался за ней, предпринял столько усилий, чтобы соблазнить, и все напрасно.

Однако, если бы Вир не проделал все это с таким дьявольским упорством и так хорошо, она бы быстро остановила его, и он бы непременно нашел кого-нибудь еще.

И обнимал бы ту, другую, своими сильными руками, и целовал бы ее нежно и горячо, как мог бы целовать сказочный принц, и ласкал бы ее, и женщина от этого ощущала бы себя как самая прекрасная и желанная принцесса на всем белом свете.

Однако Лидия Гренвилл не принцесса, а Вир Эйнсвуд не сказочный принц.

С этой мыслью она вышла и, уже закрыв за собой дверь, чуть слышно произнесла:

– Извини.

Через несколько минут Лидия пересекла площадь и свернула на Джеймс-стрит.


Вир был слишком зол, чтобы остаться ни с чем. Как Гренвилл ехидно напомнила ему, на Ковент-Гарден полно шлюх, и, если он не получил того, что хотел от нее, ничто не мешает ему получить то же самое от кого-нибудь еще.

Перед его мысленным взором вновь возникла она со всеми своими соблазнительными формами. Образ этот так же неожиданно исчез, как появился. Однако в душе остались какие-то неприятные и непонятные ему ощущения.

В конце концов, Вир свирепо ругнулся и устремился вслед за Лидией.