– Мне тоже, – эхом отозвалась Эмили.

– Тогда лучшее, что мы можем сделать, – это донести наше мнение до членов семьи, не так ли?

Глава 11

Среда, 1 октября

Солнце, начиная свой дневной путь, медленно выползло из-за горизонта. Оно сразу вступило в борьбу с клубящимся над рекой туманом, попутно рассеяло утреннюю морось, а поднявшись чуть выше, поглотило меняющую очертания плоть гуляющих по небу тучек.

Из-за утреннего тумана и продолжавшихся до последнего момента и, как оказалось, бесполезных попыток уговорить Тамсин остаться дома, Лидия приехала к ньюингтонским воротам буквально за пятнадцать минут до старта.

Несмотря на раннее время, там собралась отнюдь не маленькая и весьма пестрая толпа. Помимо вездесущих репортеров, случайных прохожих и не пропускающих подобные мероприятия воришек и дебоширов, Лидия заметила с полдюжины изрядно подвыпивших представителей бомонда. Их сопровождала лондонская элита жриц любви в полном составе, за исключением Елены, которая простудилась и скорее согласилась бы быть повешенной, чем предстать перед обществом с красным носиком.

Болельщиков Эйнсвуда, однако, Лидия не заметила. Они, как уже знала Гренвилл, будут ждать в Липхуке. Если верить Елене, Эйнсвуд разослал своим друзьям записки с приглашением отпраздновать его победу на финише.

– Селлоуби утверждает, что его светлость уже приобрел брачную лицензию и кольца и что в гостинице будет ожидать священник, который проведет церемонию венчания, – сообщила Елена в субботу.

При каждом воспоминании об этом Лидия вскипала.

Тем не менее сейчас она быстро успокоила себя тем, что слухи, распускаемые Селлоуби, часто оказываются ложными.

Эйнсвуд еще не появился, хотя было уже без четверти восемь.

– Может, в нем победил здравый смысл, – с надеждой пробормотала себе под нос Лидия, выводя кабриолет на стартовую позицию. – Возможно, кто-то убедил его, что следует подумать о своем положении и ответственности. Если члены его проклятой семьи принимают в нем хоть какое-то участие, они не могут позволить ему сделать из себя посмешище. Достаточно вспомнить о двух девушках, его подопечных. Они же сгорят от стыда, узнав, каким способом их опекун добыл жену. Подумал бы хоть о старшей, которой предстоит впервые выйти в свет этой весной. Каково ей будет после этой затеи? Впрочем, его никогда не волновало, как его скандалы сказываются на других. В данном случае тем более, ведь речь идет об особах женского пола, – сердито уточнила Лидия. – Сомневаюсь, что он помнит, как их зовут.

Сама Лидия помнила: Элизабет и Эмили, семнадцати и пятнадцати лет соответственно. Они живут со своей тетей, сестрой отца, леди Марс в Блэкслее, что в графстве Бедфордшир. Лорд Марс – один из самых последовательных сторонников Пила в палате лордов.

Лидия не собиралась забивать себе голову размышлениями о двух девушках и ловушках, подстерегающих старшую из них в обществе, в котором та в ближайшее время начнет вращаться. Однако, на свое несчастье, в прошлую среду она открыла ящик Пандоры в виде «Дворянского альманаха Дебре».

В результате к данному моменту Лидия знала о семействе Мэллори практически все, будто принадлежала к нему сама. Вообще-то Лидия была занята работой над «Фиванской розой», несколькими статьями и эссе для следующего номера «Аргуса» и заглянула в справочник случайно, только потому, что Тамсин продолжала делать начатое Лидией ранее. Выбрав интересовавшую их информацию из «Дворянского альманаха Дебре», «Ежегодной хроники» и других официальных материалов по генеалогии, Тамсин занялась бесчисленными публикациями о событиях в высшем обществе.

Однако Мэллори уже не были единственным объектом исследований Тасмин. Ее также интересовало все, что касалось семьи Трента.

Сначала она просто старалась отыскать информацию о событиях и людях, которые могли бы хоть как-то объяснить происхождение навязчивой идеи Трента, связанной с Карлом Вторым. В процессе Тасмин выяснила, что к роду Трента принадлежало немало довольно странных людей. Она увлеклась и стала пересказывать наиболее интересные заметки Лидии.

Лидию это отвлекало от размышлений о Мэллори, но ненадолго. В последнее время ее мысли все чаще возвращались к юному герцогу Роберту Эдварду, и она даже стала ловить себя на том, что ей ужасно жалко этого мальчика, которого никогда не видела. Постепенно Лидия прониклась жалостью к оставшимся сиротами сестрам. Она часто вспоминала о них и, что еще хуже, думала о них так, будто знала девочек лично и несла за них ответственность.

Безусловно, беспокоиться о них было полным абсурдом, в чем Лидия каждый раз себя убеждала. Конечно, у лорда и леди Марс есть собственная большая семья, однако это вовсе не означает, что подопечные Эйнсвуда несчастливы с ними или что за ними плохо присматривают.

Лидия повторяла себе это сотни раз. Разум воспринимал этот бесспорный довод, но сердце отказывалось.

Она вынула карманные часы двоюродного дедушки Сти, посмотрела на них и нахмурилась.

– До старта десять минут, – пробормотала Лидия. – Если Эйнсвуд решил отказаться, то мог бы, черт бы его побрал, как-то сообщить об этом. «Белвезер» раструбит, что я специально все так устроила. – Лидия уже видела заголовок в конкурирующем издании, что-то вроде «Бесстыдная пощечина обществу». Она убрала часы назад. – Будто не Эйнсвуд первым разболтал всем своим идиотским друзьям о гонках! – воскликнула Лидия чуть громче. – Будто бы я позволила этому упрямому самоуверенному животному сделать себя посмешищем.

– Никак не ожидала от его светлости такой выходки, – сказала Тамсин, стягивая перчатки. – Как бы герцог Эйнсвуд ни был огорчен, он не имел права вести себя так беспринципно и использовать твои слишком добрые чувства ко мне как рычаг влияния. Все можно понять, но есть и какой-то предел, как я сказала сэру Бертраму. Уф! – негодующе фыркнула Тамсин. – Еще это приданое… Я прекрасно понимаю, почему ты так сердита на его светлость, ведь сэр Бертрам в данном вопросе, вопреки своим принципам, – на его стороне, и мне ужасно хочется надрать ему за это уши. Имеет он отношение к Карлу Второму или не имеет, он должен зарубить себе на носу: я сама могу заработать себе на жизнь. Но мы им всем покажем! Им придется утереться, Лидия, когда эти нелепые пять тысяч будут переданы тем, кто срочно нуждается в помощи. А я, слава богу, к таковым сейчас не отношусь.

– Сдается мне, эти джентльмены, понимая, что им придется глотать за нами пыль, решили заранее как следует позавтракать чем-то еще, – сказала Лидия, вновь вынимая часы и глядя на них.

Дальнейшие рассуждения были прерваны какофонией свиста и громких криков, раздавшихся из толпы. Еще через несколько мгновений из ворот вылетел запряженный каурой лошадью изящный двухколесный экипаж типа тильбюри[11] и, притормозив, подкатил к линии старта. Остановившись слева от Лидии, Эйнсвуд приподнял шляпу, которая вопреки обыкновению на этот раз на нем была, и скривил губы в подобии улыбки.

Лидия пожалела, что не поставила свой кабриолет ближе к краю дороги, тем самым вынудив соперника встать с правой стороны. Тогда бы крупная фигура Трента загораживала от нее герцога.

Сейчас же между ними сидела маленькая Тамсин, и Лидия видела возвышающуюся над ее головой излучающую дерзкую уверенность атлетическую фигуру Эйнсвуда, озорной блеск его зеленых глаз и надменное очертание подбородка. Видела Лидия и как великолепно сидит на нем элегантный костюм. Более того, она почти чувствовала свежий аромат шейного платка, почти слышала легкое похрустывание его накрахмаленной материи… Остальное подсказала память. Почти как наяву Лидия ощутила тепло его крупного тела, подрагивание мускулов при прикосновении ее пальцев, биение сердца под ее ладонью.

Лидия почувствовала, как ее собственное сердце заколотилось быстрее. Затем нахлынула волна совсем неуместных воспоминаний: маленький мальчик, умерший на его руках… две оставшиеся сиротами девочки… дети, которых он спасал на Экзетер-стрит… молоденькая цветочница… холодная звериная ярость, с которой Эйнсвуд в два удара уложил развратного мерзавца… большое тело с буграми мышц… сильные руки, способные поднять ее, будто она снова стала маленькой… хрипловатое «ты прекрасна».

В реальности, однако, Лидия лишь гордо кивнула ему, демонстративно достала часы и, взглянув на них, вновь положила в кармашек.

– Волновалась из-за того, что я не еду, не так ли, Гренвилл? – громко спросил герцог Эйнсвуд, стараясь перекричать свист и приветственные возгласы толпы.

– Задержался из-за нервного приступа, Эйнсвуд, да? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да, я весь дрожу, – сказал он и добавил, выдержав паузу: – От нетерпения.

– Мне, полагаю, нетерпение грозит после финиша, – ответила Лидия, – когда я, обогнав на милю, буду ожидать тебя.

Краем глаза она видела, как в стороне от них присутствующие на любых соревнованиях черные букмекеры принимают последние ставки, но какие делаются ставки и на кого, из-за шума, царящего вокруг и в голове, не поняла.

Впрочем, вне зависимости от чего бы то ни было путь к отступлению отрезан. Лидия не может отказаться от всего, чего добилась. Это противоречило и врожденным свойствам ее личности, и приобретенному жизненному опыту. А если Лидия Гренвилл вступала в борьбу, она не сомневалась в победе.

– Осталась одна минута, – раздался громкий, перекрывающий шум толпы голос.

Зрители смолкли.

Шум в голове Лидии тоже.

Кто-то приподнял привязанный к палке носовой платок. Сосредоточив все внимание на нем, она сильнее сжала хлыст. Раздался звон колоколов приходской церкви, трепещущий квадрат белой ткани резко опустился к земле… Повозки рванулись вперед.

Старая Портсмут-роуд начиналась от Лондон-Бридж, проходила через Саутворк и мимо тюрем Маршалси и тюрем королевской скамьи, выходила к Ньюингтонской, а затем к Воксхоллской заставам, далее шла к Уондзуорту и через Патни Хис выходила к воротам Робин Гуда.