Вполне естественно, что прошло несколько минут, прежде чем закончившие сервировку слуги ушли и Дейн смог вернуться к своему повествованию. Он не отвлекался на литературные виньетки или, что было бы еще хуже, на сентиментальные отступления от излагаемых событий, а рассказывал именно так, как ждал от него Вир, по-мужски, сообщая собеседнику голые факты в строгом временно́м порядке без попыток объяснить, отчего, зачем и почему, если на то не было особой необходимости.

Как Вир и ожидал, это была очень неприятная история, настолько неприятная, что он не доел даже первое блюдо. Аппетит начисто пропал, когда рассказ Дейна дошел до тюрьмы Маршалси.

– Лидия сказала только, что ее сестра умерла, и все, – заметил Вир. – О долговой тюрьме она даже не упоминала.

– Баллистерам несвойственно откровенничать, – сказал Дейн. – Лидия такая же, как мы все. «Не хотелось ворошить прошлое» – вот и все ее объяснение тому, что она никогда и никому не рассказывала о своем происхождении. Представляешь, Лидия ведь была на моей свадьбе, стояла на ступеньках церкви, когда я венчался, и даже не попыталась как-то дать знать нам, кто она такая. О чем, дьявол ее дери, Лидия думала? Что я не могу смириться с поступком ее матери? Да мне наплевать… – Дейн сделал изрядный глоток из своей кружки. – Моя собственная мать в свое время убежала с каким-то морским торговцем. В моем доме живет ублюдок, которого мне родила первая шлюха Дартмура. Почему же эта девушка вообразила, что я могу счесть ее недостойной нашего общества?

– Не спрашивай меня, – буркнул Вир. – Я не имею ни малейшего представления о том, что творится в ее голове.

Вир сердито нахмурился.

– А я думал, тебя интересуют другие части ее тела, – съязвил Дейн. – Ты вообще не мог представить, что ум у нее, как и у всех других женщин, имеется. Так вот, я должен кое-что открыть тебе, Эйнсвуд. Ум у них есть. Они все время о чем-то думают, эти женщины, и, если ты не хочешь остаться в дураках, рекомендую тебе постоянно тренировать твою тяжелую медлительную голову, чтобы начать понимать жену. Поверь мне, это очень непросто. Но я, так и быть, поделюсь с тобой опытом. Мы, мужчины, должны поддерживать друг друга.

– В таком случае почему бы тебе не продолжить свой рассказ? – поинтересовался Вир. – Ты дошел до похорон ее сестры.

Дейн начал рассказывать с того места, на котором остановился. Однако о том периоде жизни Гренвилл, который она после отплытия отца в Америку провела с двоюродными дедушкой и бабушкой, ему было практически ничего не известно. Что касается ее отца, то он умер в шестнадцатом году от ран, полученных в драке. Он пытался бежать с какой-то богатой американкой. Впрочем, на этот раз побег не удался. Братья девушки спасли ее из лап Джона Гренвилла, а с ним обошлись исходя из собственных понятий о справедливости.

– Похоже, моя кузина уехала со Стивеном и Ефимией Гренвилл за границу, – сказал Дейн. – Они умерли прошлой осенью. Мне удалось узнать имя одного из их слуг. Он живет сейчас в Маразионе, это в Корнуэлле. Мы как раз собирались поехать туда и поговорить с ним, когда получили твое приглашение на свадьбу. – Дейн поднял кружку, не отрываясь, опустошил, поставил на стол и уперся мрачным взглядом в тарелку Вира. – Я скажу мистеру Херриарду, чтобы он встретился в Лондоне с твоим стряпчим. Ты же, надеюсь, не запретишь мне совершить маленький акт запоздалой мести моему папаше? Чтобы позлить дорогого покойника, я хочу дать Лидии приданое. Херриард сумеет устроить все так, чтобы не впутывать тебя в эти сложности с переводом собственности и не ущемить при этом твоей мужской гордости. Лидия, несомненно, сама по себе является ценностью, что сумела с успехом доказать. Тем не менее, я полагаю, она не откажется обезопасить будущее своих отпрысков.

– Если не откажется, я посоветую ей хорошенько поторговаться с тобой, – усмехнулся Вир.

Он с каким-то непривычным для себя чувством подумал о том, что, конечно же, появятся отпрыски. Да и в предложении Дейна не было ничего обидного. Это вполне обычный жест любящего родственника. Выделение приданого и перевод собственности вполне законные, признанные в обществе действия, и это впрямь повысит уверенность Лидии в будущем с материальной точки зрения. Но его сейчас должны волновать совсем другие аспекты будущего, да и в настоящем слишком многое тревожит. Один желудок чего стоит, прямо-таки морская болезнь после всего услышанного. Впрочем, это в прямом смысле слова его внутренние проблемы, о которых Дейну знать ни к чему.

– Надеюсь, ты снабдишь меня кое-каким вооружением для будущей схватки, – прервал Дейн его размышления. – Я рассказал тебе то, что ты хотел. Теперь твоя очередь удовлетворять мое любопытство. Селлоуби, конечно, ввел меня в курс последних событий. Однако мне кажется, что даже он не знает всего. Мне, например, не терпится узнать поподробнее о том, как вы забрались на второй этаж дома Елены Мартин. Он был там в это время?

– О, это длинная история, – попытался отговориться Вир.

– Что ж, я закажу еще эля, – заверил Дейн.

Немедленно был подозван официант, на месте пустых кружек появились полные, и Вир начал свою историю с происшествия на Винегар-Ярд. Конечно, он кое-что утаил, и рассказ о своих действиях то и дело разбавлял шутками. Но это выходило не намеренно. И разве запрещено шутить над самим собой?

Вир был далеко не первым мужчиной, который вступил в брак, совершенно не представляя, что делать дальше. Это было, как коротко сформулировал Дейн, все равно, что войти в дверь и оказаться в полной темноте.

Дейн, безусловно, знал о чем говорил. Он тоже вошел в такую дверь. А поскольку сделал это раньше Вира, то, совершенно не стесняясь, смеялся над ошибками друга, его растерянностью и поражениями в первых семейных неурядицах. С не меньшей легкостью он называл его непревзойденным кретином и давал другие ласковые определения подобного рода. Дейн был беспощаден в этих определениях. Но ведь друзья всегда были беспощадны друг к другу. Их встречи редко обходились без обмена ругательствами и ударами. Так уж они общались. Так они демонстрировали друг другу привязанность и понимание. И именно потому, что все у них сейчас шло как обычно, Вир расслабился, успокоился и забыл о тревогах.

Все сейчас было настолько похоже на старые добрые времена, что Эйнсвуда можно было извинить за то, что он забыл: времена на самом деле изменились. В частности, Дейн за шесть месяцев семейной жизни гораздо лучше узнал самого себя и с успехом пользовался этими знаниями.

Так было и на этот раз. К концу разговора у лорда Вельзевула чесались руки схватить своего лучшего друга за шейный платок и приложить головой о стену. Однако он сумел справиться с этим позывом, поскольку перед уходом обещал жене вести себя мирно.

«У него теперь есть Лидия, – мысленно сказал Дейн себе. – Пусть это сделает она».


– О Лиззи. Мне так жаль, – простонала Эмили.

– Тебе не о чем переживать, – торопливо ответила Элизабет, вытирая холодным полотенцем пот со лба сестры. – Случись с тобой что-то похуже расстройства желудка, тогда и я запаниковала бы. А обычной рвоты я не боюсь, даже такой обильной.

– Наверное, я слишком много съела.

– У тебя был слишком большой перерыв между приемами пищи, и еда была очень плохо приготовлена. Меня тоже мутило, но мой желудок оказался крепче, чем твой.

– Мы пропустили ее, – сказала Эмили. – Пропустили свадьбу!

Это была правда. Уже наступил четверг, а они находились в гостиничном номере неподалеку от Эйлсбери, то есть за много миль от того места, куда ехали. Они бы добрались до Липхука вовремя и успели на свадьбу, если бы не неожиданная болезнь Эмили. Она почувствовала себя плохо в среду, примерно через час после того, как они в полдень наскоро поели в карете. На следующем перегоне пришлось высаживаться. Эмили стало хуже, и она явно ослабла. Ничего не оставалось, как попросить прислугу гостиницы отнести бедняжку в комнату.

Путешествовали они под видом гувернантки и ее подопечной. Элизабет надела одно из своих старых траурных платьев, поскольку в черном она выглядела старше. С тем же расчетом она прихватила очки, которые лежали на всякий случай в библиотеке Блэкслея. Смотреть приходилось поверх них, иначе перед глазами все расплывалось, зато, как уверяла сестра, очки делали Элизабет более солидной.

– Ты не должна беспокоиться о том, что мы не попадем на свадьбу, – увещевала Элизабет. – Ты же не нарочно заболела.

– Тебе следует ехать дальше без меня.

– Ты, должно быть, бредишь. Как ты можешь говорить такие вещи. Мы же вместе это затеяли, леди Эм. Мэллори всегда держатся вместе. – Элизабет поправила подушку под головой сестры. – Скоро принесут мясной бульон и чай. Ты должна делать все возможное, чтобы побыстрее набраться сил. И как только ты будешь в состоянии, мы сразу уедем.

– Но не в Блэкслей, – сказала, качая головой, Эмили. – Мы не поедем туда, пока не проясним своего положения. Эйнсвуд должен знать. Мы непременно попытаемся объяснить ему.

– Мы можем написать письмо.

– Он их никогда не читает.

Слуги Лонглендза вели регулярную переписку со своими коллегами из лондонского дома Эйнсвудов, а лонглендзкая экономка ежеквартально писала молодым леди Элизабет и Эмили. Благодаря этому девушкам было известно, что герцог в последние полтора года не вскрывал их личных писем. В Лонглендзе деловой корреспонденцией его светлости занимался стюарт. В лондонском доме эту обязанность исполнял дворецкий Хоул.

– Мы могли бы написать экономке, – предложила Элизабет. – А она рассказала бы ему.

– А ты уверена, что дядя Вир и Лидия Гренвилл поженились? Слухи быстро распространяются, но не всегда подтверждаются. Может быть, в гонке выиграла она, и ему теперь надо придумывать чего-нибудь еще.

– Об этом мы узнаем из завтрашней газеты. Тогда и решим, что делать дальше, – предложила Элизабет.

– Я не намерена возвращаться в Блэкслей, – повторила Эмили. – Я никогда их не прощу. Никогда.