Макси Фэй - Нефанатка

Прекрасно понимала, что Егора никто не встретит из больницы. И попросила папу поехать туда. Я просто должна была ему помочь. Хотела разложить продукты и сразу уйти, но почему-то тянула время. А когда услышала его шепот и посмотрела в глаза, моя стена начала рушиться. Кирпичик за кирпичиком. Они все осыпались, и их смыло моими слезами, когда я плакала от счастья, лежа у него на груди.

Мне неловко вспоминать, что я там делала, охваченная страстью. Так бесстыдно я себя еще никогда не вела. А когда всё закончилось, но я еще продолжала сжимать его внутри себя, поняла вдруг, что вот оно, мое место и мое предназначение. Рядом с ним и вокруг него. Поддерживать его и окружать своей любовью. Заботиться о нем и во всем помогать. Удивительное чувство.

В папину квартиру я так и не вернулась. В тот же вечер Егор написал мне:

«Ты останешься со мной? Навсегда?»

– Да, – просто ответила я, глядя ему в глаза.

И он так крепко сжал меня в объятиях, что даже дыхание перехватило.

Два дня мы не выходили из дома. Дурачились, разбирая его вещи, и беспрестанно целовались.

Егор решил отказаться от всех подарков своих фанаток. Может быть, из-за меня, а может, и сам не хотел оставлять себе напоминаний о прежней жизни. Все игрушки мы сложили в красивые пакеты и отвезли в подарок детишкам из детского дома, где Егор вырос. Все более-менее полезные вещи собрали и отнесли в церковь. А рамочки с фотографиями полуобнаженных девиц и открытки просто сожгли на городском пустыре.

Из одежды он оставил себе только то, что подходило для повседневной жизни и помещалось в его половине нашего шкафа. Остальное также отнесли в церковь.

Микрофон продали, а вся остальная аппаратура и компьютеры поместились на большом рабочем столе в нашей гостиной. Егор написал, что собирается теперь сочинять музыку, и я поддержала его в этом, вспоминая «Песню дождя». Он во многом талантлив, и я не перестаю им восхищаться.

Мы сходили в парк и посидели там, наверное, на всех скамеечках. Егор быстро уставал, но отдохнув, мы снова продолжали прогулку. А когда вернулись домой, в нашу просторную и светлую квартиру, он признался мне, что лучшего места для жизни и вообразить не мог. Не знаю, правда ли он так думает, но мне приятно, что мои старания оценили.

Неделя счастья пролетела незаметно. Но не могу же я вечно ходить в одних джинсах и двух футболках. Дома мне хватало рубашек Егора, и ему нравилось, когда я их надевала, но я соскучилась уже по своим вещам.

Пришло время возвращаться в Красноярск, и меня ждали там дела. Заканчивались дополнительные недели моего отпуска в клубе, и нужно было решать вопрос с работой. Написать заявление в институте о переводе в столичный ВУЗ. Место мне там уже выделили, спасибо папе и его связям. Собрать вещи и выселиться из общаги. Попрощаться с подругами, в конце концов.

Очень не хотелось оставлять Егора одного. Попросила папу присматривать за ним.

В аэропорт они провожали меня вместе и долго махали, пока я поднималась по эскалатору. Сердце было не на месте, но я убеждала себя, что так надо. Еще несколько дней и я вернусь к нему, чтобы никогда больше не расставаться.

Уже в самолете прочитала последнее сообщение от Егора, и почему-то в груди болезненно сжалось.

«Удачного полета, девочка моя! Я люблю тебя!»

* * *

Анжела сидела на своем диване, широко раскинув ноги. А её любимая персидская кошка слизывала взбитые сливки у нее между ног.

– Только ты, Лори, меня и понимаешь, – грустно вздохнула Анжела, внимательно следя за маленьким язычком.

Кошка быстро посмотрела на хозяйку. Ей показалось, что та сейчас встанет и уйдет, и она быстрее заработала язычком. Анжела откинулась на спинку дивана и тяжело задышала.

Лори просто обожала взбитые сливки. Особенно она любила слизывать их с хозяйки. Иногда они приобретали какой-то чуть кисловатый привкус, и это было самое вкусное лакомство на свете.

Кошка спешила съесть как можно больше и иногда задевала зубками нежную кожу, и тогда хозяйка вздрагивала. Лори тоже вздрагивала, опасаясь быть придавленной мощным телом, но все равно возвращалась к своему занятию.

Шершавый язык слизывал последние капли, когда хозяйка глухо застонала и обмякла. Кошка продолжала сидеть на том же месте и довольно умывалась.

– Пошла вон, – прошипела Анжела, отшвырнула любимицу к стене и запахнула шелковый пеньюар.

Анжеле было грустно. А еще её всё раздражало. Две недели назад она получила от Ашотика последний и самый дорогой подарок.

В черной бархатной коробке с ярко-алой лентой были фотографии парня, которого когда-то можно было назвать симпатичным. Сейчас же он лежал, скрючившись, на земле, вся его одежда была перепачкана в крови, а на разбитом лице застыло выражение нечеловеческой муки. Анжела улыбнулась тогда. Ашотик прошел последнее испытание и отомстил за нее.

Но замуж за него Анжела всё равно не хотела. Он не нравился ей, как мужчина. Он был гораздо ниже ее, с заостренными чертами лица и орлиным носом. Он мягко стелил перед ней ковры своими речами, но в его глазах она видела опасный блеск. Такой не потерпит вольности от жены и не простит измены. А Анжела любила разнообразие и не любила, когда её в чем-либо ограничивали.

Ей нравились мягкие и податливые смазливые мальчики. Она перепробовала их уже несколько десятков. Обычно они с радостью падали в объятия к королеве города, стоило ей только поманить пальцем. Но с гораздо большей радостью они потом от нее убегали и куда-то пропадали, опасаясь снова попасться ей на глаза. Ведь Анжела любила разнообразие и не любила, когда её в чем-либо ограничивали.

Егор Бро был первым, кто сбежал от нее еще до начала постельных игрищ. Строптивая зверушка. Но какая же красивая и сладкая! Его волшебный голос приводил в дрожь, ей казалось, что поет он именно для нее, поет о своей любви и страсти. Её телефон был заполнен фотографиями и песнями Егора. Иногда ей даже казалось, что она совсем помешалась на нем.

Она думала, что ясно дала ему понять, что с ней шутки плохи. Адвокаты отца потребовали с него огромную компенсацию, уточнив перед этим состояние его счетов. Он был разорен и даже влез в долги, но всё равно отказал ей во второй раз. И Анжела обиделась. Да так сильно, что готова была собственноручно разорвать его на кусочки. Но тут, как нельзя кстати, появился Ашотик. Дочка Кокорина нужна была ему для развития бизнеса, и он был готов на всё, лишь бы она дала согласие стать его женой.

Её месть Егору была кровава и прекрасна. Он лишился голоса, который она так любила. И чуть не умер в больнице. Но остался жить бесполезным калекой. Без денег. Без карьеры. Без всего. Анжела была удовлетворена. Но всё же ей было грустно. И она не знала, чем себя занять.

Анжела взяла с журнального столика глянцевый журнал, раскрыла его наугад и замерла. На фотографии был Егор. Такой же красивый, как и раньше. Он держал за руку какую-то чернявую шавку и смотрел на нее щеняче влюбленными глазами. У Анжелы затряслись губы и руки. Глаза выхватили из статьи слова: «на поправку», «она – мой лучик света», «вместе дни и ночи» – и Анжела бешено заорала.

Она уже ничего не соображала, просто орала и громила все вокруг. Прислуга толпилась за закрытыми дверями. Казалось, в комнате бушевал какой-то дикий зверь, билось стекло, что-то с грохотом падало или ударялось о стены. Люди испуганно переглядывались и боялись даже заглянуть в щелочку.

Когда Анжела очнулась, вокруг нее валялись осколки и разорванные на части журналы. Она поправила свой пеньюар, слегка пригладила растрепанные волосы и вышла из комнаты, не глядя на побледневшую прислугу.

Вошла на кухню, где два лучших повара города готовили ей обед.

– Будет стейк? Прекрасно. Я хочу много мяса, – спокойно сказала Анжела Эдуардовна.

Подошла к столу и взяла с разделочной доски кусок сочной говядины. Подняла его к лицу и вдохнула аромат. Потом чуть сжала кулак и смотрела, как по её руке стекает струйка крови. Удовлетворенно кивнула и вышла из кухни, с куском мяса в руках. Повара испуганно переглянулись и синхронно сглотнули. Им все меньше хотелось работать в этом страшном доме, но они знали, что отсюда так просто не уходят.

Анжела вернулась в комнату и нашла среди осколков все пять страниц той статьи с красочными фотографиями Егора и какой-то тощей девки. Завернула в них кусок мяса. Затем написала на листке бумаги: «Твой последний шанс», положила его сверху и позвала экономку.

– Срочно отправьте это с курьером Ашоту Ахметовичу. Да, и заверните как-нибудь, чтобы не пугать человека.

Экономка дрожащими руками взяла посылку и поспешно выбежала.

– Ты же разгадаешь мой милый ребус, Ашотик? – спросила в пустоту Анжела Эдуардовна и усмехнулась.

Петр Александрович сидел в кабинете заведующей детским домом Бирюлевского района, смотрел на фотографию мальчика, и сердце его бешено колотилось.

Это был Егор Петров, номер семьдесят пять в его длинном списке имен. За двадцать с лишним лет мужчина проверил больше сотни человек. Это было непросто. Они вырастали и разъезжались по стране, меняли имена и фамилии. Но всё же его список был изрядно почеркан и весь испещрен мелкими пометками. И Петр Александрович не терял надежды.

Он служил в следственном комитете подполковником. Специально пошел туда, чтобы иметь доступ к информации. Свободного времени было мало, но он упорно искал своего сына.

И вот, кажется, нашел. Мальчику на фотографии было лет четырнадцать, он дерзко улыбался, взъерошив рукой темно-русые волосы.

Петр Александрович достал из внутреннего кармана старую выцветшую фотографию и положил рядом.

– Я нашел его… – прошептал мужчина, и из его глаза скатилась скупая слеза.

Заведующая приподнялась, чтобы лучше рассмотреть, и её брови удивленно взлетели вверх. Казалось, на фотографиях один и тот же человек, так они были похожи. Оба в серых футболках и шортах, оба с взъерошенными волосами. Только присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что на более старом снимке – девочка. Её волосы были чуть длиннее, а под футболкой прорисовывались небольшие груди.