Но, как говорится, незнание закона не освобождает от ответственности.

– Нам ее «заява» и не нужна. – Николаич даже не пытался скрыть своего торжества. – Нам достаточно медосвидетельсва со «скорой». Если ты не в курсе – поясняю: медики по закону обязаны сообщать в правоохранительные органы о любых увечьях, нанесенных человеку явно другим лицом, так что…

Участковый вернулся к заполнению бумаг. Федор помрачнел. До него запоздало дошло, что на этот раз он, похоже, влип по полной.

– Значит так. Я один эту бодягу расхлебывать не собираюсь. Пиши мои показания! – мрачно возвестил он.

Участковый усмехнулся. Интересно, что такого Федор мог сказать в свое оправдание, чтобы хоть как-то уменьшить свою ответственность за избиение Людмилы.

– Наняли меня! – тем временем выдал Федя.

Медведь и Сашка удивленно переглянулись. Заявление звучало как откровенный бред.

– Кто тебя нанял? – скептически поинтересовался Александр.

Для довольного Федора настал момент мести. Парень с наглой улыбочкой потянулся, всем своим видом демонстрируя, что ему на них всех плевать.

– Мамаша твоя, – язвительно выдал он. – Я ее как зять, видите ли, не устраивал. Вот она мне бабла хорошего посулила. Мол, если Люська меня с другой застукает. Ну, мол, разочаруется и сама от меня уйдет. Я ж не виноват, что эта придурошная с цепи сорвалась. На меня накинулась. Пришлось успокоить, – цинично добавил он.

Участковый поспешно зажмурился, отведя взгляд, делая вид, что не слышит ударов: Медведь с Александром, не сговариваясь, как следует врезали зарвавшемуся Федору, от чьей самоуверенности тут же не осталось и следа.

– Успокоил, – усмехнулся Медведь, любуясь «работой» – окончательно разбитой мордой обозленного Федора.

Участковый, в свою очередь, лишь устало вздохнул, продолжая делать пометки в своих документах, едва слышно диктуя себе.

– Асфальт… Шесть раз…

Правду, мама! Правду!

Тамара сидела на больничной койке и не отпускала руку Люси, к которой была подключена капельница. На этот раз все каким-то чудом обошлось. Мать была бледна и слаба после переливания крови, но уходить домой не собиралась. Что до Люси – она пришла в себя примерно час назад, но за все это время не проронила ни слова. Так и лежала, тупо глядя в одну точку перед собой.

После короткого стука в палату заглянула Карина. Она уже успела по просьбе Динки съездить домой, собрать вещи для Людмилы, заодно сменила заляпанное вечернее платье на повседневное.

– Здрасти, – еще раз на всякий случай поздоровалась Карина с мрачной Тамарой, которую уже раз двадцать видела за этот день. В данный момент Тамара меньше всего хотела видеть рядом с дочерью постороннего человека и не особо это скрывала. Тем более подругу Динки.

– Здрасти, – сквозь зубы процедила Тамара, демонстративно отвернувшись от Карины.

Благо той было все равно.

– Я тут вещи принесла. Ночнушку, белье, ну, в общем, все, что нужно. Клавдия Матвеевна у доктора. Сейчас придет – подменит вас.

– Я не просила! – Тамара уже даже не пыталась скрыть раздражение.

Не желая идти на конфликт, Карина оставила сумку на соседней пустой кровати и уже собиралась было уйти, как внезапно ее остановил слабый голос Люси.

– Почему он так со мной? Я же его люблю. И он… Он тоже говорил, что любит меня…

Тамара замерла. Ее моментально захлестнули обида и ревность. Ведь Люся рассказывала все это не ей, родной матери, а абсолютно постороннему им человеку!

– Люсенька, перестань. Может, Федя пьяный был. Может, еще чего-нибудь, – попыталась увещевать она.

Но Люся ее откровенно игнорировала, не сводя вопросительного зареванного взгляда с Карины. Девчонка напоминала побитого щенка.

Карина оценивающе взглянула на Люсю, на Тамару, а затем… Вместо того чтобы уйти, к великому недовольству Тамары, уселась на кровать напротив.

– Мой первый бывший тоже так говорил. Что любит… И я, знаешь, тоже его очень любила. И верила, – издалека начала Карина. – Пока он меня в один прекрасный момент с лестницы не спустил. – Ее слова звучали иронично-буднично, будто она рассказывала про поход в магазин. И все же сквозь них сочилась боль. – Я-то ничего. Оклемалась. А вот ребенка потеряла. И с тех пор у меня детей больше не будет… – прозаично закончила она.

На глаза Люси, в душе которой эхом отразился рассказ Карины, навернулись слезы. Ей надо было кому-то выплакаться, выговориться. Кому-то, но только не матери. И на это были свои причины.

– Я жить без него не умею, – едва слышно прошептала она.

– Доченька, успокойся, – начала было Тамара, но Людмила с надрывом перебила мать, не сводя глаз с Карины.

– Ведь только ему я и была нужна… Ему и больше никому!

– Люся! – с горечью вырвалось у возмущенной Тамары. Да как она могла вообще подумать такое! Как это «больше никому» не нужна?! А ей?! Тамаре?! Ответ на этот вопрос не замедлил ждать.

– …Потому что мама видит во мне только своего Петю.

Горечь, боль, обида, разочарование. И даже ревность. К родному отцу, которого она никогда не знала, – все смешалось в голосе избитой девчонки.

– Люсь!

– Знаешь, мне иногда кажется, что это… – продолжала откровенно игнорировать обиженно-возмущенную мать девушка, – что это я призрак, а папа живой. Ведь она же не видит меня! Не замечает. Для нее я только отблеск ее дурацкого Пети!

От этих слов стало страшно даже Карине, повидавшей на своем веку многое. Она и не подозревала, что в этой на первой взгляд избалованной, поверхностной девчонке все эти годы взращивалась такая боль.

О, да! Люся знала, что говорила. Вот только мать опять не хотела ее слышать.

– Люсенька! Да ты что такое говоришь? Ну, Люсь?! – чуть ли не запричитала возмущенная Тамара. Весь ее тон буквально требовал опровержения этих, как ей казалось, несправедливых слов.

– Правду, мама. Правду, – девушка сглотнула ком и снова перевела взгляд на Карину. Которая понимала…

– У меня раньше хоть семья была, – словно маленькая девочка, пожаловалась она Карине. К горечи внезапно начали примешиваться тепло и любовь, которые исходили от ее самых светлых детских воспоминаний. – Саша и Динка. Они же мне как родители были.

– Семья, – фыркнула, отвернувшись от дочери, Тамара. Ее душили слезы обиды.

– Мама же все время в командировках, – тем временем продолжала объяснять Люся. – Заболею, они в больницу. В школу на собрания всегда вдвоем. Но мама разрушила и это…

Место светлой ностальгии вновь заняла горечь.

– Люся… – Тамару захлестывала горечь несправедливой обиды. Да она же на нее жизнь положила! И для чего? Чтобы однажды услышать вот это?!

– А потом появился Федя, – игнорируя мать, продолжала девушка. С горечью усмехнулась: – Я ведь сначала назло ей с ним встречаться стала, чтобы она хоть как-то среагировала… Я же знаю, что он не подарок.

– Нет слов! – не удержалась, оскорбленно прокомментировала мать, снова отвернувшись от дочери.

– Но бесполезно… Мама и это мне с рук спустила, – в голосе Люси звучало неприкрытое разочарование. – А потом… Я и не заметила, как привыкла к нему. Привязалась. Привыкла к тому, что я кому-то нужна. Что меня воспринимают не как какого-то человека. А что я – это есть я. Понимаешь?

О, да! Карина прекрасно понимала ее! Выросшая без семьи, всю свою жизнь она сама только и делала, что искала взаимную любовь, понимание. Вот только нашла она ее в самом неожиданном месте – не рядом с очередным мужем-любовником, а рядом с друзьями – Динкой и Валерой.

– Я теперь не знаю, как жить дальше, – не выдержала, расплакалась Людмила. Ее с новой силой захлестывали боль и отчаяние, хорошо знакомые Карине.

– Люся! Да нормально жить! Ты что, одна, что ли?! – боевой голос Карины звучал жизнеутверждающе. – Сейчас оклемаешься, мы с Динкой тебя к себе заберем. Она ж тебя давно звала. Ну?!

Эти слова давали Люсе надежду, превращая ее снова в маленькую девочку, привыкшую быть рядом со старшими братом и сестрой. Точно знающей, что они защитят ее от всех невзгод.

– Звала, – тихо всхлипнула слегка повеселевшая Люся.

– Ты еще будешь счастливой! Вот увидишь!

Карина улыбнулась. С чувством, что ее миссия здесь выполнена, она было направилась у двери, но Люда поспешно остановила ее.

– Карин, не уходи, пожалуйста. Побудь еще немножко.

И Карина осталась. К досаде и ревности Тамары, которая, не выдержав, фыркнув, пулей вылетела за дверь.

Горькая пилюля

Тамару душили слезы. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее в таком состоянии, поэтому стремглав ринулась к выходу из больницы. Но далеко убежать не удалось. Она почти сразу столкнулась с пришедшей навестить внучку Клавдией Матвеевной.

Именинница, как и Карина, уже успела заехать домой – переодеться. Несмотря на то что еще пару часов Клавдия Матвеевна от души зажигала на своем юбилее, она уже была абсолютно трезва. Стресс и страх за младшую внучку сделали свое дело. Да и, если смотреть правде в глаза, чтобы быть веселой, Клавдии никогда не нужна была выпивка. Рюмку возле себя она держала скорее в качестве реквизита для тостов, чем реально пила из нее. Веселый, задорный характер был у нее в крови. Клавдия шла по жизни не с грустным сердцем. Однако в этот момент даже ее оптимизм был на исходе.

– Что случилось? – с содроганием вцепилась в бледную дочку Клавдия Матвеевна. В мыслях за одну секунду пролетел ворох самых худших предположений.

– Случилось то, что моя младшая дочь – неблагодарная! – в сердцах выпалила Тамара и тут же испугалась собственных слов. Впервые в жизни она в чем-то столь открыто обвинила Люсю. Но ей все равно отчаянно нужен был виноватый, на которого она бы свалила все свои беды и неудачи. Тамара, спохватившись, сбавила ход. – Ладно, ни в чем Люся не виновата. Это так, это нервы. – И тут же зло добавила: – Я знаю, кто ее против меня настраивает!