Яна Ясинская - Нелюбовь

Клавдия Матвеевна уже по одному тону дочери сразу поняла, в кого полетят камни.

– Том, – укоризненно начала было мать, пытаясь предотвратить лавину обвинений. Но было уже поздно.

– Что Том? – сорвалась та. – Да! Знаю! Это Динка! Твоя любимая Динка Люсю против меня настраивает!

Как же Клавдии Матвеевне за эти годы надоела беспочвенная нелюбовь Тамары к ее старшей внучке! Ее нервы тоже были уже на пределе. В кои веки обычно спокойная, мудрая Клавдия сорвалась. Ее слова звучали прямым обвинением, больно раня и без того горько обиженную Тамару.

– Томка, да остынь ты! Господи! Одну дочь ты уже потеряла. Если такими темпами и дальше пойдет, то смотри… Вся семья от тебя отвернется!

– А давайте! – уже не скрывая злых слез, отмахнулась Тамара. – Давайте, давайте, все от меня отворачивайтесь! Давайте! Бросайте! Я никого не держу! И тебя, кстати, тоже!

Скрывать слезы уже было невозможно. Они предательски застилали глаза. И, как думала гордая Тамара, унижали.

Интуитивно почувствовав пограничное с истерикой состояние дочери, Клавдия попыталась притормозить.

– Куда ж я тебя, дуру, брошу?! Я же твоя мать! А детей не бросают. Хотя… Если про Динку вспомнить. Вряд ли ты поймешь!

Эти слова стали последней каплей для Тамары.

– Да отстаньте вы все от меня! – На ходу скинув белый больничный халат, распсиховавшаяся Тамара всучила его матери и сбежала. По-другому ее столь стремительный уход и нельзя было назвать.

Клавдия Матвеевна с горечью и сочувствием посмотрела вслед Тамаре. Она прекрасно отдавала себе отчет, что ее слова больно задели и без того расстроенную дочь. Но Клавдия знала: порой именно горькая пилюля дает шанс на выздоровление. Хотя… Возможно, случай Тамары был уже настолько запущен, особенно в отношении Динки, что помочь ей вряд ли бы кто смог. Разве что только она сама. Или Господь Бог. Вот только для этого надо было сначала осознать и принять проблему. А делать это гордая Тамара категорически не хотела.

Последние лучи заходящего солнца медленно, но верно тонули в Енисее. Нестерпимо кусали комары, но Динка, бредущая в шоковом состоянии по берегу реки, казалось, не замечала этого. Как она ни пыталась, ей так и не удалось найти хотя бы одно более-менее вменяемое оправдание для матери. Для ее лжи, которая исковеркала ей, Динке, всю жизнь.

И все же, несмотря на боль, обиду, непонимание, в душе девушки зарождалось другое, довольно странное для этой ситуации чувство.

Облегчение и чувство благодарности.

Богу.

За то, что отвел от огромной беды…

– Спасибо Тебе, Господи! Спасибо за все! Как же Ты меня от аборта отвел?! Я ж так боялась, – судорожно шептала Динка, глядя на темнеющее вечернее небо, усыпанное звездами. – Я же чуть на него не пошла.

И это было правдой.

Перед глазами, словно кадры кинофильма, пролетали самые страшные моменты ее жизни, которые при других обстоятельствах могли бы стать самыми счастливыми. Новость о беременности, о том, что будет двойня, ожидание малышей, их рождение…

Страх! Именно он, благодаря лжи матери, сопровождал Динку все эти годы. Страх за детей, за то, что ее невольный грех отразится на их здоровье. Страх за себя – за свою пропащую душу, которая так и не смогла разлюбить Сашу.

– Ну что я ей сделала? За что она со мной так?! – Дина вновь и вновь задавала эти вопросы в пустоту, искала ответы и не находила. – Нет. Я ему ничего не скажу. – Это решение пришло само собой. И казалось Динке самым правильным. Честным. Хотя бы по отношению к Свете и Саше. Они не должны платить за ложь матери. Хватит уже и того, что за нее сполна заплатила сама Динка.

– Я не имею права рушить чужие жизни. Нельзя кого-то так сильно любить! Потому что это не любовь. Это какая-то сердечная патология. Это лечится! Наверное… – Динку с новой силой захлестывало отчаяние. – Ну нельзя же так сильно от кого-то зависеть?! Я ведь жить без него так и не научилась!

Девушка смолкла. Отвела взгляд от неба. В памяти так и стояли библейские слова батюшки, которые он довольно часто произносил во время своих проповедей: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает…»

– Любовь не разрушает, – сама для себя подытожила Динка. – Нет, это нелюбовь.

Ночь окончательно вступила в свои права, когда заторможенная Дина вернулась домой. Свет был погашен. Тамара с Клавдией все еще были в больнице. Карина, по просьбе именинницы, вернулась на юбилей, чтобы быть там за главную. Валера отвез детей ночевать к своей бабушке, живущей на соседней улице, – желания оставлять их под одной крышей с Тамарой у него не было. Да Дине и самой пора было собираться. Чтобы уйти из жизни этой семьи. На этот раз уже точно навсегда. Она многое могла понять и простить, но смотреть в глаза матери после того, что та с ней сделала, – это было выше ее сил.

Девушка зашла в зал, огляделась. Кое-где были раскиданы вещи – на юбилей в связи с кучей хлопот собирались впопыхах. На ручке шкафа помимо Светиных вещей висела рубашка Саши…

Искушение было слишком велико. Динка не выдержала, сняла Сашину рубашку, прижала к себе. Такой до боли родной запах…

Пересилив себя, Динка вернула рубашку на место, затем подошла к небольшому иконостасу, который верующая Клавдия Матвеевна организовала прямо в шкафу. Чиркнув спичкой, зажгла свечу, стоящую возле иконки Христа.

– Ну, вот и все, – с горечью усмехнулась девушка, продолжая разговаривать с Тем, Кто никогда не оставлял ее. – Прости меня, Господи, если что не так сделала ли, сказала, подумала… Боженька, пусть у них все будет хорошо. Не оставляй, пожалуйста, ни меня, ни Сашу… – И хотя обида и горечь все еще разъедали сердце Динки, она все же добавила: – Ни маму.

– Опять за старое?! – резкий злой голос Тамары заставил Динку вздрогнуть от неожиданности. Она и не заметила, как мать вернулась домой.

Злая Тамара стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди, и с неприкрытой ненавистью смотрела на растерянную старшую дочку. Матери было настолько плохо из-за Люси, что она была даже рада возможности выплеснуть весь свой накопившийся негатив на Динку.

– Мама? Не беспокойся. Я завтра уеду, – попыталась сгладить ситуацию Дина, но тщетно. Мать уже понесло по бездорожью.

– Всю жизнь поражаюсь! С какой легкостью ты ломаешь человеческие судьбы! – с язвительным пафосом издалека начала Тамара, проходя в комнату.

Динка напряглась. Мать шла на открытый конфликт. Нет, Дина не боялась Тамары. Она боялась себя. Что может выплеснуть в лицо матери все, что накопилось в ее душе за эти годы. Но девушка прекрасно понимала: стоит ей дать маме сдачи, и мосты будут окончательно сожжены. Возможно, сама Динка это бы пережила, но обострение их конфликта неминуемо коснется всей остальной семьи: Люси, бабушки. Только по этой причине Дина старательно сдерживала свой гнев: отвела взгляд, попыталась отмолчаться. Жаль только, что Тамара воспринимала ее поведение иначе – как вину и слабость.

Мать и дочь были настолько сосредоточены друг на друге, что и не заметили, как в темном коридоре появился силуэт уставшей задумчивой Светы. Та не собиралась ни от кого прятаться, ни подслушивать чьи-то разговоры, просто так получилось – ее не заметили.

– И даже угрызения совести не чувствуешь! – метала молнии Тамара.

– А ты чувствуешь, мам?! – не выдержав, все же сорвалась Динка. – Почему ты соврала мне, что Саша мой родной брат?

Света замерла. Речь шла об ее Александре. Только она не понимала, о чем они говорят? Все же и так знают, что Дина и Саша брат и сестра… Хотя… Света, запутавшись, притормозила: сводные, а не родные.

Притормозила и Тамара. Поняв, что ее ложь раскрылась, она ушла в глухую оборону, решив, что лучшая защита – это нападение. А уж нападать Тамара умела! Тем более на Динку.

– А ты считаешь, что я могла допустить, чтобы ты и ему жизнь сломала? – цинично процедила мать, будучи абсолютно уверена в своей правоте.

– Сломала?! – Дину переполняло возмущение. – А ничего, что мы с Сашей всю жизнь друг друга любили? Мы даже обвенчались перед его уходом в армию!

Сердце Светы с глухим гулом остановилось. На самом деле она всегда подозревала, что в жизни Саши была другая, чье имя он никогда не произносил. Именно та, другая, порождала неизъяснимую тоску в его глазах, в то время как в его жизни все, казалось бы, шло просто прекрасно! Именно ту, другую, он нет-нет да и звал по ночам: «Дина»

А она-то, дура, списывала это имя на простую привязанность к сестре…

– Обвенчались они! Бред! – бушевала Тамара, отказываясь верить словам дочери. При этом судорожно соображая, как далеко в свое время зашли отношения этих двоих. Она-то думала, что это юношеское увлечение, ничего серьезного. Что она вовремя успела их остановить…

Но, похоже, в чем-то она все же просчиталась. Однако признавать ошибки Тамара не умела.

– Ну, а даже если оно и так? Что ж ты такая венчаная сразу за другого замуж-то выскочила? А?! Стоило Саше только в армию уйти! – с ядовитым вызовом поинтересовалась мать. О, да! Тамаре было чем крыть! – Теперь я понимаю, почему Саша до сих пор не женат!

Еще бы! В отличие от беспринципной Динки порядочный Саша не посмел себя связать узами брака с какой-либо женщиной после венчания на другой!

– Бедная Света! Ты ведь и ей жизнь поломала! – осуждающе заключила Тамара, будучи полностью убежденной в своей правоте, тут же язвительно добавив: – Хороша у тебя любовь! Не успел Саша в армию уйти, как ты тут же по мужикам забегала! Пузо заработала! Ну, и насколько хватило этой твоей хваленой любви? Ты хоть сама себе-то признайся?