Вероника Орлова - Нелюдь

Снегирев ошибся не менее жестоко, решив, что очередное избиение заставит меня передумать. Почему люди слабые, жалкие, ничтожные считают, что физическая боль самая сильная? Почему они придает такое большое значение сохранности своего тела, позволяя втаптывать в грязь душу? Черт их поймет, но ублюдок просчитался, отправив ко мне своих бугаев.

* * *

Не знаю, как долго провалялся после общения с ними, но очнулся под тихое всхлипывание Ассоль, осторожно, кончиками пальцев поглаживающую мою голову, превратившуюся, по ощущениям, в одну сплошную гематому.

Попытался сдержать стон и не смог, но все же удалось повернуть к ней лицо и разлепить опухшие веки, чтобы едва не задохнуться от восторга, увидев мою девочку.

— Такая красивая.

Очень красивая. В темно-синем платье с белым воротником и собранными в хвост волосами.

Вот только кажется, она не поняла ни слова, нахмурившись и склонившись к моему лицу, прислушиваясь.

— Тшшш, — снова пальцами нежно, почти невесомо, волос моих касается, а у меня ощущение, что боль мою стирает на корню, — я тут, Саша. Я рядом.

Я знаю, я твое присутствие ощущаю на расстоянии. Словно пес, вышколенный на запах своей хозяйки. Влюбленный в нее без памяти пес, готовый вгрызться в горло всем, кто в ответе за эту боль, исказившую ее черты.

1980-е гг. СССР

Ангелина Альбертовна остановила запись, которую просматривала на компьютере. Рука нервно повела мышью, и белая стрелка на мониторе остановилась. Доктор медленно выдохнула, снимая очки и доставая мягкий платочек приятного мятного цвета с милыми кружевами по краям изделия, чтобы аккуратно и тщательно протереть стекла. И почему она думала, что сможет смотреть безучастно на подобное непотребство? О, нет, Ярославской не было ни в коей мере ни больно, ни обидно, но от увиденного на черно-белом экране внутри растекалось холодное разочарование. Так иногда случается, когда человек, на которого возлагались определенные надежды и который оставил поначалу одно впечатление о себе, вдруг оказывается совершенно другим, словно меняет уже слегка поистершуюся, пошедшую трещинами маску. И застань она бывшего, да, Ангелина уже точно решила, что бывшего, любовника с другой женщиной, с нормальной женщиной, то лишь почувствовала бы легкую досаду. Не более того. Досаду, что не поняла этого раньше. Но вот так… с подопытным материалом? И после этого Валентин мог прийти к ней. Появились непрошеные позывы к рвоте, и доктор потянулась за стаканом с водой.

Ярославская не была настолько наивна, чтобы не понимать — под ее началом работать и добиваться определенных результатов могли только люди, лишенные присущей большинству инфантильности, некой ненужной и смешной, на взгляд самого ученого, сентиментальности. Более того, Ангелина Альбертовна первая указывала на дверь тем, в ком не видела потенциала, как и тем, в ком не видела того фанатизма к делу, которым занималась лаборатория.

И, наверное, только поэтому она даже слова не скажет Снегиреву, чье изображение застыло сейчас на мониторе. Да, было бы смешно предполагать, что Валентин был верен своей любовнице, которая, как он ни звал замуж, не торопилась больше менять комфортный для себя статус вдовы на штамп в паспорте. Ярославская ненавидела весь этот официоз, эти бумажки, которым общество придавало слишком много значения. Глупости, на самом-то деле. К чему связывать себя лживыми обетами в ЗАГСе в их возрасте? Но унижать себя подобными связями она однозначно больше не позволит, и значит, уже сегодня прекратит любые отношения со Снегиревым.

Доктор брезгливо поморщилась, переключая свое внимание с кадра, где ее помощник со спущенными штанами нависал над лежавшей на полу молодой девчонкой, на другую запись. Странно, но сейчас она почувствовала непривычное тепло, нахлынувшее на нее при взгляде на парня, нервно мерившего шагами периметр своего вольера, огороженного решеткой. Женщина склонила голову, невольно залюбовавшись крепким, мускулистым телом молодого мужчины. Нет, она смотрела на него без какого-либо сексуального подтекста — только чисто профессиональный интерес, гордость, которую испытывает творец за свое создание. А ведь именно она его сотворила. Это животное, выглядевшее, как человек. Ангелина знала, как часто новые охранники совершали свою самую роковую ошибку — видели в парне, лениво изучавшем их при первой встрече, лишь пленника… не больше. Идиоты. Как можно было не заметить ту звериную мощь, которая переливалась под его кожей при каждом движении? Эта мощь усиливалась ненавистью, с которой он смотрел на персонал, яростью, с которой вырывался из захвата охранников. Вырывался практически всегда. Ярославская не помнила ни одного дня, в который в процедурный кабинет привели бы нелюдя 113, и тот покорно сел бы на стул и позволил себя осматривать, брать анализы и так далее. Впрочем, покорность вообще не была присуща конкретно этому объекту. Ярославская привыкла к ней так же, как к крепкому чаю вприкуску по утрам вместо полноценного завтрака и обязательно с долькой фруктов. Она вообще редко встречала людей, способных бросить ей вызов. Если только из самой верхушки партии. Но с ними она сама надевала маску сильного, но послушного ученого, чутко понимающего все требования своих заказчиков. Иногда приходилось стискивать зубы и клеить на губы отвратительно сладкую улыбку, чтобы убедить сильных мира сего в своей лояльности и тем самым получить то, что хотела непосредственно сама доктор.

Все остальные… она привыкла видеть, как они стелются у ее ног, готовые стерпеть любые унижения. Все, кроме Нелюдя. Иногда это его бессмысленное упорство, ведь рано или поздно его все равно заставляли подчиниться, раздражало доктора. Иногда — восхищало. Но давно уже перестало оставлять равнодушным. Особенно когда Ярославская поняла, что именно этот эксперимент, не согласованный с министерством, может стать главным делом ее жизни, а вовсе не то, чему она отдала столько лет своей жизни. Тем более когда просматривала результаты его анализов. О, они были просто шокирующими. Клетки тела объекта регенерировали с невиданной для человека скоростью. Естественно, далекой от иллюстрируемой писаками в тех книжках, которые тайком почитывала Аля. Но и они потрясали работников лаборатории. Вживление объекту элементов ДНК волка не прошло даром. Ежедневные тренировки с пробежками по лесу, когда подопытного "вели" на автомобиле и с автоматами наперевес охранники, также оставили свой след на его физическом состоянии. Специальные инъекции адреналина для выяснения пределов возможности организма подопытного, инъекции препаратов, нивелирующих чувствительность к боли… все это повысило уровень анальгезии у Нелюдя 113. Однако, и запросы, и поставки соответствующих медикаментов не могли оставаться надолго тщательно скрываемой тайной, тем более что разрешение Ярославская получала совершенно на другие разработки. И вот теперь ее многолетним экспериментом заинтересовались сверху. Заинтересовались и вызвали, потребовав полного отчета и позволив Ярославской взять два дня на обдумывание своих дальнейших действий.

Ангелина Альбертовна тогда впервые за долгие годы сорвалась на дочери. Никогда ведь себе не позволяла подобного. Вообще Ярославская считала ниже своего достоинства повышать голос, полагая, что ее сила кроется далеко не в криках. А сорвалась, потому что на записях увидела, как та, дрянь эдакая, страстно целовалась с объектом. Подумать только. Ее единственная дочь. Дочь, которая получала все самое лучшее: образование, окружение, наряды, развлечения. Все то, чего в ее годы Ярославская была лишена. И она позволила себя лапать какому-то грязному оборванцу, немытому подопытному… как только не побрезговала? Только от мысли о том, что это существо… это подобие человека касалось своими лапами ее девочку, по затылку пробегала дрожь омерзения. У Ярославской были свои планы на Алю, и она не позволит никому, тем более объекту своего эксперимента, нарушить их.

Своей вины в сложившейся ситуации доктор вовсе не чувствовала. Ни в том, что не только закрывала глаза на тайные встречи этих двоих, еще когда они были маленькими, но и поощряла эти свидания, периодически покупая книги, которые могли понравиться детям их возраста, чтобы иметь возможность следить за реакцией объекта на них. Ни в том, что ее дочь оказалась настолько одинокой в собственном доме и при живой матери, что обратила внимание на заморыша.

Впрочем, Ярославская не сильно переживала по этому поводу. Уж на Альку-то управу она всегда найдет. Девочка давно уже выросла, раз считает приемлемым целоваться с мужчинами… и снова по позвоночнику мурашки омерзения пробежали, настолько непривычным было для Ярославской воспринимать нелюдя как полноценного мужчину, несмотря на то, что тот уже несколько лет именно по ее указке был своеобразным "племенным быком".

Ничего, отправит Алю за границу вместе с Витей, там пускай и расписываются, а тем временем Ярославская будет пожинать все плоды этого союза с семьей зятя. Уж у нее-то давно все расписано аккуратным, неприсущим медикам и ученым почерком. Вот только иногда взбрыкивали некоторые буквы… как правило, на абзацах, касавшихся нелюдя.

Ярославская водрузила очки на переносицу, внимательно глядя на подопытного, остановившегося посреди своей клетки и обхватившего голову руками. В этот момент парень повернулся лицом в сторону камеры, и Ярославской даже показалось, что посмотрел прямо на нее. Чушь, конечно, но от неожиданности доктор вздрогнула.

Этот темный пристальный взгляд, которым, казалось, нелюдь не просто рассматривал, а мысленно разделывал любого соперника. Сначала ошкуривая, а затем расчленяя на части, чтобы знать точно, из чего состоит оппонент. О, да, Ярославская знала, что каждого входившего в здание лаборатории объект воспринимал как потенциального врага. И только полный придурок мог считать, что того могут удержать цепи или веревки. В конце концов, его намеренно превращали в животное. В сверхчеловека. Вот и заказ поступил новый от правительства — представить опытный образец и все данные по нему, и тогда, возможно, Ярославской доверят создать отряды таких усовершенствованных солдат.