– Чуть не забыл. У меня в кармане, – Антон похлопал себя по груди, – лежит твоя диадема.

– Зачем ты ее стащил?

– Чтобы иметь повод с тобой встретиться.

– Напрасно рисковал, да? Я примчалась безо всяких поводов.

– Катя, я приглашаю тебя на дачу. Там очень красиво и весело, мы будем сидеть у камина и рассказывать страшные сказки, – быстро заговорил Антон. – Если ты мне доверяешь… а ты мне веришь, правда? С тобой ничего не случится! Ты уже взрослая! Черт подери, почему ты должна оглядываться на отца и мачеху?

– Потому что они любят меня и волнуются.

– А мы им позвоним!

– Свой сотовый телефон я отключила. Как только включу, меня мгновенно засекут, – разумно заметила Катя.

– Но ты хочешь со мной поехать на дачу? – замер Антон.

Катя сморщилась, как от зубной боли, у Антона упало сердце, но следующие ее слова заставили сердце взлететь.

– Я всё время думаю, что надо вести себя как хорошо воспитанная девушка. И у меня, кажется, ничего не получается! – с отчаянием произнесла Катя.

– Решено! Всю ответственность я беру на себя. Тебе не о чем беспокоиться. Ты находишься в безопасности, и тебе ничто не угрожает.

– Правда? – улыбнулась Катя. – Тогда… я вот подумала… если позвонить в московскую квартиру, а там никого нет, то можно наговорить на автоответчик, чтобы папа и Алла не беспокоились. Дай мне свой телефон!

– Батарейки сели, – приврал Антон. – Позвоним из автомата.

В кассах метрополитена Антон купил телефонную карточку для таксофонов. На ней было написано: «30 единиц».

– В каких единицах измеряют телефонный разговор? – спросила Катя.

Антон не знал, но ответил с умным видом:

– В грамм-децибелах.

– А-а! Я думала, в калориях-метрах. – Включился автоответчик, и Катя скороговоркой произнесла: – Папа, Алла, со мной всё в порядке, не волнуйтесь, буду завтра, целую, Катя. – Повесила трубку на рычаг, испугавшись своей смелости, с надеждой посмотрела на Антона.

– Хорошая девочка! – похвалил он и повторил: – Большая хорошая девочка!

Антон тоже сделал звонок – сестре, удостоверился, что дачу они не продали и ключ лежит на прежнем месте. Татьяна заговорила о том, что в их бизнесе началось какое-то обратное кино, как по мановению волшебной палочки… Антон не дослушал и быстро попрощался.

Бабушка в придачу

Ему показалось, что утром его разбудил Катин взгляд. Она сидела возле кровати, полностью одетая, и требовательно смотрела на голого, едва прикрытого одеялом Антона.

Это была другая Катя. Постаревшая? Повзрослевшая? Опять другая!

Конечно, случившееся ночью событие в жизни девушки играет большую роль. Но, как диктовал опыт Антона, сие событие делает из мрамора глину, а не наоборот. Девушка становится покладистее, мягче, плаксивее и доверчивее. А вовсе не превращается в суровую классную даму. Катя же выглядела именно строгой училкой, озабоченной и хмурой.

– Проснулся? Наверное, хочешь позавтракать? Я пыталась что-нибудь приготовить. Но газовая плита не работает, пьезоэлементы сломались, очевидно.

Антон сообразил, что Катя видела только те плиты, которые зажигаются от пьезоэлементов или маленькой электрической искры. О том, что к горелке надо поднести спичку, Кате неведомо. Антон вскочил и бросился на кухню. Слава богу, все краны на плите выключены.

– Признаться, готовить совсем не умею, – раздался за спиной голос Кати.

Антон обернулся, подошел к ней, обнял, стал целовать шею (чтобы ночной запах изо рта не отвращал ее):

– Ты не хочешь чуть-чуть полежать со мной в кроватке?

Антон клянчил, как мальчишка, Катя отвечала по-взрослому трезво:

– Очень хочу, но сейчас не время.

Голый, возбужденный, на тесной дачной кухне он обнимал девушку, закованную в джинсы и свитер, и она не подавала признаков желания расстаться с одеждой.

Чтобы остудиться, Антон нагишом (соседей не наблюдалось) выскочил во двор, ухая и вскрикивая, растерся снегом. Вернулся в дом, вытерся полотенцем и стал одеваться.

Что он вчера сделал неправильно? Из кожи вон лез, чтобы Катю не испугать, не травмировать!

Приехали на такси, предварительно заскочив в магазин за продуктами. Дом холодный и стылый. Включили обогрев и пошли кататься с горки. Катя веселилась и радовалась так, что с ней случилась икота. Антону больше всего в катании с горы нравилось кувыркание с Катей у основания спуска.

Потом пришли домой, он накрыл стол, сидели у камина. Как договаривались, рассказывали страшные сказки. Катя трепетала от страха (от страха ли?), пришлось ее обнять, посадить себе на колени…

Он был очень терпелив, внимателен, нежен до приторности и осторожен. Он тысячу раз спросил «тебе не больно?». На тысячу первый Катя хихикнула:

– Так часто «тебе не больно?» меня спрашивал только дантист.

Антон ценил юмор, но секс и юмор несочетаемы. Если девушке весело, значит, ты не сумел довести ее до нужного состояния. И он утроил старания. Он уже знал: за терпение и осторожность ему воздастся сторицей – завтра и в каждый из дней последующей жизни.

Но наутро получил девушку непонятно серьезную, задумчивую, словно вместе с ласками передал ей многотрудный печальный жизненный опыт.

Катя взялась резать хлеб, Антон отобрал у нее нож – вместе с хлебом вполне могла отрезать и пальцы. Она ничего не умела делать по хозяйству – очнувшаяся от летаргического сна царевна.

– Когда мы поженимся, – сказал Антон притворно весело, в душе замирая, – первое время готовить буду я, но потом ты постепенно подключишься.

– Хорошо, – просто ответила Катя.

– Ты поняла, о чем я говорю? Мы с тобой поженимся!

– Конечно.

Вчерашняя Катя обязательно пошутила бы на тему: на обесчещенной девушке положено жениться. Катя сегодняшняя восприняла его предложение как само собой разумеющееся, сто раз слышанное. Она читала инструкцию на коробке с чаем и на банке с растворимым кофе:

– Знаю выражения: чай заваривают, а кофе варят. Здесь нет этих глаголов! Кофе надо кипятить?

– Не надо. Садись, ешь. Катя! Что произошло? Что тебя беспокоит? Почему ты вдруг переменилась?

Опустив голову, она ковыряла вилкой в тарелке с яичницей. Антон увидел, как в желто-белую массу закапали слезы.

– Катенька!

Антон вскочил, забрал у нее вилку, поднял Катю, сел на ее место, усадил девушку на колени. Эта поза стала для них уже привычной.

– Что с тобой? Почему ты плачешь? Я тебя обидел?

– Нет! – Обняла его за шею. – Ты очень хороший, самый лучший! Хотя наверняка наврал, будто у тебя была только одна девушка. Но сейчас это не важно. Антон, твои родители живы?

– Умерли.

– И ты… ты бываешь на их могиле?

– Конечно.

– А я… я… ни разу… никогда! – рыдала Катя. – Никогда не была на маминой могиле! Мне в голову не приходило! Я ее не оплакивала, понимаешь? Родная дочь не оплакивала свою маму, чтобы… там… ей было легче…

– Тихо, тихо! – гладил ее Антон. – Успокойся, моя девочка! Мы обязательно съездим на кладбище (там сейчас снегу – крестов не видно), мы всё сделаем, как ты хочешь. Катенька, ты ведь совсем не помнишь маму…

– Мы прожили вместе два часа, а потом она умерла… папа… он всегда… никогда… Я думала, мама как фея, понимаешь? Какая может быть у феи могила? Но мама была живым, нормальным человеком, о котором все забыли…

Катя рыдала, Антон ее успокаивал и думал о легком сдвиге по фазе на идее умершей мамы, который произошел у девушки из-за потери невинности. Но Катя не переставала удивлять его. Высморкалась в его платок, вытерла глаза и спросила:

– Ты мне поможешь? Это очень важно.

– Если тебе хочется лунного грунта, то я тут же отправляюсь угонять космический корабль.

Катя шутке не улыбнулась, кивнула и опять спросила:

– У тебя есть деньги?

– Немного.

– Надо много.

– Сколько и зачем?

– Антон! Очень-очень тебя прошу: не выпытывай, просто помогай. Я потом… может быть… Идея! Давай продадим диадему? Где это можно сделать?

– Недавно я посетил ломбард…

– Отлично! – Катя вскочила на ноги и нетерпеливо потребовала: – Завтракай! Ты обычно долго ешь? Не очень долго? А можешь побыстрее?


В электричке Катя спала. У Антона, который держал ее за плечи, затекли руки, но он старался не возиться. Катин сон не был спокойным и тихим, она хмурилась, напрягалась и точно вела с кем-то трудный разговор.

– Это какой вокзал? – спросила Катя на перроне.

– Ленинградский.

– А где Казанский?

– Напротив, через площадь.

– Хорошо, нам туда надо, но потом. Сначала – ломбард.

В такси Катя на минутку стала прежней, прижалась к нему, зашептала на ухо:

– Ты меня прости за эгоизм и недомолвки! Я тебя очень люблю… я тебя люблю как-то сразу и полностью, даже говорить об этом лишнее, мне кажется. Я обязательно научусь хорошо готовить! Вот увидишь! Я всего добиваюсь, как папа… – запнулась она. – Через месяц будешь иметь на ужин утку по-пекински, брокколи в кляре с пармезаном. Ты любишь итальянскую или китайскую кухню?

– Я люблю тебя.

– Я знаю.

Приемщица в ломбарде, покрутив в руках диадему, равнодушно сообщила, что за бижутерию больше тысячи рублей не дают. Антон не успел рта открыть, как Катя обозвала приемщицу «непрофессиональным служащим» и потребовала заведующего.

Через несколько минут они сидели в кабинете начальника ломбарда – пожилого лысоватого еврея, который рассматривал диадему через увеличительное стекло, надетое на глаз, как у часовщика.