Он приник горячими губами к шее, медленно спустился и ключицам, а когда стал самозабвенно целовать ниже, я впервые прошептала его имя. И не сразу поняла это – ощущение бесконечного прекрасного полета не прекращалось.

– Даня…

Его плечи под моими руками напряглись, губы замерли. В глазах появилось незнакомое выражение: боль, восхищение, усталость, надежда, отчаяние, восторг – в его взгляде смешалось все.

Так смотрят на заветное желание, которое сбылось вопреки всему.

Так смотрят на любовь, ставшую взаимной.

– Повтори, – попросил он.

– Что? – прошептала я, приподнимаясь на локтях. Лицо Дани снова оказалось надо мной, и я чувствовала жар и тяжесть его тела.

– Имя.

– Даша, – нашла в себе силы рассмеяться я, чувствуя, как неистово бьется сердце, требуя продолжения. И погладила Даню по волосам. – А тебя как зовут?

На его лице появилась легкая улыбка.

– Глупая. Мое имя. Я всегда этого хотел.

– Хотел познакомиться во второй раз, котик? – лукаво улыбнулась я, сама не понимая, как мои пальцы оказались под его ремнем, дразня и заставляя напрягаться пресс. Я прекрасно понимала, чего он хочет. И осознание этого заводило не меньше, чем откровенные поцелуи.

Он хочет быть со мной. Он любит меня. Он нуждается во мне.

Даня вздрогнул.

– Не играй со мной, зайка, – в шутку пригрозил он, коротко поцеловал в губы и вдруг встал.

– Эй, ты куда? Даня! Вернись сейчас же! – возмутилась я, чувствуя себя обделенной, и почему-то прижала к груди снятую футболку. – Ты серьезно?

– Прости, ты меня очень обидела, – донесся из темноты его веселый голос.

– Даня! Котик, вернись, кис-кис-кис. Не хочешь по-хорошему? Матвеев, тогда будем действовать по-плохому. Я тебя сейчас оглушу, привяжу к стулу, а когда очнешься…

– Что тогда? – появился он. – Ну, девочка, говори. Я внимательно слушаю и фиксирую. Мне нравится твоя идея. Горячая.

Он снова опустился радом со мной и потерся своей щекой о мою щеку.

– Ты же не хочешь стать прекрасной молодой мамой, верно? – прошептал Даня, обнимая за плечи. Так обнимают, когда не собираются отпускать – надежно, крепко, пылко. С любовью.

Поняв, что он имеет в виду и зачем уходил, я лишь кивнула, кажется, покраснев от смущения.

– В фильмах этот момент упускается, – прошептала я, чувствуя, как после короткой передышки огонь в теле разгорается на порядок сильнее.

– Ну прости, мы не в фильме, Пипетка, – мягко отозвался Даня. – Я обо всем позабочусь. Иди ко мне?

– Может быть, у меня больше нет настроя, – закапризничала я, чувствуя себя счастливой.

– Я его верну, – пообещал Даня, резким движением вырвал из моих рук футболку, прикрывающую грудь, и снова усадил меня к себе на колени, целуя все с той же щемящей хрупкой нежностью. Закрыв глаза, я видела, как оттаивают вмерзшие в тонкий хрустальный лед звезды, и таяла вместе с ними. Знакомый запах хвои опьянял. А прикосновения – подчиняли.


3.21


Прорычав что-то неразборчивое, Даня прижал меня спиной к прохладному стеклу окна – неожиданный, но приятный контраст с жаром, исходящим от его тела, пронзал насквозь, словно ток. То ли из-за крепких объятий, то ли из-за огня, пылающего в нас, стало сложно дышать, и в перерывах между поцелуями я хватала воздух ртом. Теперь я не падала сквозь облака – я тонула. Тонула в человеке, от которого была без ума. И знала, что мы тонем вдвоем.

Мы не могли остановиться – желание быть вместе было сильнее нас, и я не возражала, когда его пальцы расстегивали пуговицу на джинсах – сначала на моих, потом – на своих. Остатки одежды только мешали.

Губы как шелк, руки словно крылья ангела, смешанное дыхание – будто одно на двоих. Приглушенные вскрики, мурашки вдоль позвоночника, влажные следы на теле от поцелуев. Мои пальцы переплетаются с его пальцами. И я наполняюсь его любовью. А его наполняю своей.

Никаких полумер – все по полной.

Прикосновения – смелые.

Поцелуи – глубокие.

Близость – настоящая.

Без фальши, смущения или сомнений.

И его имя – моя короткая молитва – то ли все еще в моих мыслях, то ли уже сказано вслух.

– Дань, – проговорила я, ловя воздух ртом.

– Что? – едва слышно спросил он.

– Я тебя люблю. – Эти слова дались легко и естественно.

– И я тебя, Даша. Очень, – прошептал он. – Прости, если будет больно.

А я только улыбнулась ему, обхватывая за шею и спину, чтобы он сильнее ко мне прижался.

Это была волшебная ночь – на наши лица падали отблески далеких огней с улицы, а пол слабо освещала серебряным светом луна, заглядывающая в окно. И огонь внутри все горел. Мы ни на миг не оставляли друг друга, околдованные взаимной любовью. Мне казалось, что Вселенная – это я. Там, где меня касались руки Дани, загорались звезды и распускались прекрасными акварельными красками космические цветы.

Я выдохнула: «Даня», – в его губы в самый нужный момент, заставляя замереть.

– Девочка моя, – проговорил он с трудом, глядя мне в глаза. А я не отрывалась от него – смотрела как на чудо.

Наверное, именно тогда моя потерянная Вселенная взорвалась, разлетелась на бесчисленное количество звезд и сверкающих осколков, рассыпалась в звездную пыль. А потом стала прежней – прекрасной и цельной. И из моей превратилась в нашу.

…Позже мы просто лежали на спинах, чувствуя приятную усталость, и смотрели на небо через окно. Молчали. Изредка целовались. Я выводила узор на его татуировке кончиками пальцев, а он играл с моими волосами.

И в нашем молчании было больше смысла, чем в простых разговорах.

Молчание помогало нам лучше узнать друг друга. Лучше понять. Лучше почувствовать.

А тьма все так же защищала от смущения и неловкости.

Этой ночью я поняла кое-что важное. В мире, где есть боль, войны и смерть, остаться человеком поможет только любовь.

– Все хорошо? – спросил Даня, когда я положила голову ему на грудь. Это было так необычно – касаться его так, как я хочу, там, где я хочу, не переживая, правильно или неправильно поступаю, не думая, могу ли позволить себе это или нет. Я знала, что он – мой. И моя решимость никогда и ни с кем им не делиться только укрепилась.

– Хорошо, – прошептала я, положив ладонь ему на живот.

– В следующий раз будет лучше. – Я не понимала, шутит он или говорит всерьез. – Нет, правда.

– Куда еще лучше? – потерлась я носом об его грудь и чихнула. Почему-то это умилило Даню, и он, перевернувшись на бок, прижал меня спиной к своей груди и обнял – так, что одна его рука оказалась под моей головой, а вторая обхватила за талию. Теплое размеренное дыхание Дани приятно щекотало шею, его согнутые в коленях ноги касались моих ног, и было очень уютно и сонно.

– Спасибо, что был нежным, – прошептала я, чувствуя, что слипаются глаза. Ресницы сомкнулись.

– Спасибо, что доверилась мне, – услышала я в искрящейся звездами темноте его голос, который становился все тише и тише. – Я всегда хотел, чтобы ты была моей. Правда. Столько раз представлял. И… Эй, ты спишь? Дашка… Спи, моя девочка.

Последнее, что я помнила, это то, как он поцеловал меня в плечо.

Мне снилось, что мы в обнимку сидим на берегу моря и смотрим на далекие звезды, рассыпанные по паутине ночного синего неба. На мне – Данина рубашка, все коленки в песке, на губах чувствуется привкус ванильного мороженого. И мы еще не студенты, а учимся в школе. Мои волосы длиннее, а его взгляд совсем мальчишеский.

– Наконец-то я смог тебя поймать, – говорит мне Даня и улыбается. А я только смеюсь и беру его за руку, чтобы поцеловать в костяшки и прижать к своей груди.

Небо подмигивает нам звездами, а волны омывают наши вытянутые ноги. Нам хорошо.

Этот сон – самый чудесный из всех, что мне снились. И я хочу остаться в нем навсегда, но, положив голову на Данино плечо, вспоминаю, что в жизни все так же чудесно, и только тогда решаю проснуться…

Когда я открыла глаза, было уже то ли позднее утро, то ли начало дня. Ярко светило солнце, и его лучи падали на лицо. Я лежала на животе, сладко обнимая подушку. А Даня лежал на боку рядом, подперев голову рукой, и разглядывал меня со странной полуулыбкой – мечтательной и дерзкой одновременно. Кажется, он уже давно не спал.

Сначала я не поняла, что происходит, и с удивлением смотрела на него, а потом до меня дошло, что было ночью, и я, широко раскрыв глаза, резко поднялась и тотчас схватила подушку, пытаясь ею прикрыться

Матвеева это ужасно рассмешило.

– Что за вселенский ужас в глазах? – насмешливо поинтересовался он. – Я уже видел все, что хотел.

– Не видел, – живо возразила я. – Было темно.

– Я же котик, – фыркнул Даня, – вижу в темноте. Ну же, иди ко мне, Дашка. Я слишком долго ждал, чтобы ты проснулась.

И он, встав, раскинул руки в объятиях – снова дурачился.


3.22


Почему-то на меня нахлынули недавние воспоминания, которые тотчас вскружили голову и заставили улыбаться. Тогда я, несмело отняв подушку, но все еще чувствуя неловкость, обняла Даню. Его щеки чуть-чуть кололись – появилась щетина. Обнаженную спину грело осеннее солнце. И снова появилось ощущение уюта и защищенности.

– В душ? – невинно поинтересовался Даня, не отпуская меня.

– Иди, – легкомысленно отозвалась я, раздумывая, укусить ли его за плечо или нет.

– Хочу с тобой. – Его голос стал почти ангельским.

– Принеси мне полотенце из гардеробной, тогда сходим, – прошептала я. – Лежит справа, на второй полке.

– Правда? – недоверчиво переспросил Даня.

– Конечно.

Он доверчиво поцеловал меня в нос и направился в гардеробную, а я кинулась в ванную комнату – полотенце ждало меня там. Матвеев раскусил мой обман и почти догнал, но я захлопнула дверь прямо перед его носом и спешно закрылась на замок. А после прислонилась спиной к прохладному кафелю, положив руку на сердце, которое снова беспокойно билось. Мне нужно было побыть наедине с собой и привести в порядок мысли.