Карелин устремил на девушку проницательный взгляд своих бездонных глаз. С растрепанными волосами, дрожащими губами и бледными щеками, в простом утреннем платьице, Лиза выглядела моложе своих лет, почти подростком. Карелину она показалась восхитительно красивой. Девушка манила и привлекала его, как никогда, и он почувствовал огромное желание утешить ее, поддержать, вернуть ей всю веру, которую она выказывала раньше, а теперь утеряла.

— Не отчаивайтесь, Елизавета Ивановна, — мягко сказал он. — Ваш батюшка не умрет! Уверяю Вас, он будет жить!

Казалось, Лиза поняла желание князя помочь ей.

— Благодарю Вас, князь… я рада слышать это, но папá серьезно болен, — искренне ответила она, и, пожалуй, впервые посмотрела на Карелина с дружеской нежностью.

— Идите со мной… мы пойдем к нему.

Павла Петровна и Дмитрий удовлетворенно взирали на эту сцену.

— Ну слава богу, все не так уж и плохо, — с облегчением произнесла Павла Петровна. — Наша дикая зверушка становится ручной.

— Да и он тоже, кажется, приручается, — тихо промурлыкал Дмитрий в тон матери. — Он, конечно, князь и миллионер, да только угрюмее сибирского медведя.

— Если бы у твоей сестры было хоть немного благоразумия и дипломатичности, а другой не путался бы у нее под ногами, дело было бы в шляпе. Сейчас же пойду в комнату. Нужно достучаться до сердца Александра.

— Федор ждет там, внизу, — заметил Дмитрий.

— А не отнести ли тебе поручику письмо от сестры? — предложила Павла Петровна.

— Ради бога, мамá… роль посланца влюбленных не по мне.

— Не бери в голову! Ты вручишь ему письмо, которое я сама напишу. К счастью, мой почерк очень похож на почерк твоей сестры. Ну-с… письмо будет готово через минуту. Нам нужно выиграть время, потянуть его. Мы назначим поручику свидание где-нибудь, а раз Лиза не знает об этом, то…

— Ловко! — с восхищенной улыбкой произнес Дмитрий. — Ума, мамá, вам не занимать стать.

Павла Петровна лишь лениво отмахнулась в ответ и направилась в кабинет вслед за сыном. Она лихо осуществила свой замысел. От Лаврецкого нужно было избавляться любым путем, тогда на руку дочери останется лишь один претендент. Если Лиза разочаруется в Федоре, то досада на него подтолкнет ее выйти замуж за другого. Павла Петровна хорошо знала свою дочь и понимала, что слабой стороной Лизы была ее гордость. Стоило той представить, что Федор отверг ее, и они с Дмитрием одержат верх в своей игре…

… Час спустя Лаврецкий подъехал к дому Нади и подробно рассказал ей о том, что полковника хватил удар, что к Керловым приехал князь Карелин и не отходил от изголовья постели больного.

— Лиза прислала мне несколько строчек, — сообщил он сестре. — Завтра она будет ждать меня в саду, на том же месте, где мы всегда встречались.

Надя облегченно вздохнула: если брату удастся поговорить с Лизой, они поймут друг друга, и все уладится.

Федор в некотором сомнении качнул головой. Все могло уладиться, это верно, но банкротство Керловых было свершившимся фактом. Пока он ждал внизу, ему представилась возможность поговорить с Пестовым, и тот доходчиво объяснил, сколь плачевны финансовые дела полковника. Чтобы избавить семью от бедности и возможного стыда, было необходимо несколько тысяч рублей. В ушах Федора еще звучали последние слова Павлы Петровны, а несчастный случай с полковником лишь подтверждал, что его жена говорила правду.

— И что ты собираешься ей предложить? — поинтересовалась Надя.

— Немедля пожениться и переехать всем ко мне в Малороссию, сократить наши расходы, а оставшейся суммой постепенно гасить долги Керлова. Я пообещаю Лизе, что всю свою жизнь посвящу ей и ее семье, и если она любит меня так же, как люблю ее я, то согласится на мое предложение. Нашей любви достаточно, чтобы быть счастливыми.

— Если ты скажешь Лизе все, как сказал мне, то убедишь ее, — с жаром ответила брату Надя…

… А в это время Лиза, сидя рядом с отцом, в смятении смотрела, как еле заметно подрагивают его веки. Наконец полковник открыл глаза и попытался улыбнуться. По совету доктора Лиза, молча, поцеловала руку больного и ласково погладила его по спутавшимся волосам. Несмотря на то, что полковнику стало лучше, его дыхание было прерывистым и тяжелым, губы посинели, а грустные глаза налились кровью. Лиза молитвенно сложила руки, и тихонько заплакала. Из ее карих глаз потекли слезы.

— Папá, миленький! Я буду здесь… Только Вы молчите, ничего не говорите! Я буду здесь, с Вами… всегда! — прошептала она с бесконечной нежностью.

Карелин и Павла Петровна вышли из комнаты. Александр попрощался с Лизой легким наклоном головы. Она посмотрела на него почти ласково, и Карелину безудержно захотелось унести в своих зрачках этот милый, теплый взгляд. Князь почти не слышал, что говорила ему Павла Петровна. Он очнулся только тогда, когда собеседница заметила, что ее дочь имела строгие понятия о собственном достоинстве.

— Очень жаль, что ее брат не разделяет их, — ответил князь.

— О, Дмитрий очень хороший молодой человек. Вы заблуждаетесь, плохо думая о нем, уверяю Вас. Он ведет себя так, как и все молодые люди его возраста и общественного положения. Дочь, вот кто меня беспокоит. Ох, Александр, из-за этого несчастья с папá она так страдает, она боится, что он умрет. Пообещайте мне, что будете рядом с нами!

Александр чуть помедлил с ответом. На миг ему показалось, что он стоит перед очаровательной дочерью полковника, как несколько часов назад, когда она протягивала к нему руки. Он снова представил ее такой же, как тогда, беззащитной и беспомощной, нуждающейся в любви и сострадании.

— Если случится что-то плохое, Павла Петровна, я буду рядом с Вашей дочерью, — пообещал он. — А сейчас я ухожу… Я зайду к вам завтра.

Проводив Карелина, Павла Петровна вернулась в комнату мужа.

— Князь уже ушел, — сказала она дочери.

— Что ж, очень хорошо, — ответила Лиза. — У меня не было желания любезничать с гостями, и князь несколько часов провел, сидя в кресле.

— Доченька, князь проявил к нам интерес, и с твоим папá он вел себя выше всяческих похвал.

— Я знаю, поэтому я постаралась быть с ним любезной.

— Завтра он придет справиться о здоровье папá, а послезавтра, если Иван Петрович сможет, они займутся нашими делами.

— Мы не должны допускать этого, маман. Мы сами должны заняться делами и все уладить, — с горделивым достоинством сказала Лиза.

— Ты правильно сказала, доченька, мы должны все уладить. И не забудь этот наш разговор.

— Вам и так известно, что ради папá я с радостью сделаю все, что угодно.

— Конечно. А сейчас, если хочешь спуститься вниз, иди… А я останусь с Иваном Петровичем. Я вижу, что ты как на иголках.

— Вы же знаете, маман, меня ждут, и будет лучше, если я поговорю с Федором без промедления.

Лиза быстро сбежала по ступенькам, но внизу она нашла только Дмитрия, который сообщил сестре, что ее любимый Федор довольно холодно откланялся и ушел сразу же, как только привел врача.

— Не понимаю, зачем он тогда приходил? — гневно бросила Лиза.

— Поступки Лаврецкого трудно понять, Лиза, ясно только одно — в сердце этого молодого человека идет тяжелая борьба.

Елизавета Ивановна побледнела как полотно. Козни брата были ядовитой стрелой, вонзившейся в душу девушки и поразившей не только ее гордость, но и более глубокое, благородное, личное чувство, которое мы называем достоинством. Дмитрий был хитер и коварен под стать матери, и ловко сменил тактику.

— Я говорю так, потому что знаю, ты меня поймешь. Мне больно от того, как с тобой поступают. Ты ведь моя сестра, я уж не говорю о собственной гордости. Трудно быть отверженным из-за того, что беден.

— Но Федор не способен…

— Откуда нам знать, Лиза? Тебе было безразлично, что у Лаврецкого нет денег, а Федору Михайловичу твое приданое нравилось больше, чем ты думала. Все признаки налицо, сестра.

Дмитрий не спеша вышел из библиотеки, уверенный в силе своих жестоких слов. Лиза стояла неподвижно, низко опустив голову, а потом также медленно пошла на террасу и с расстроенным видом посмотрела на пустынную, безлюдную дорогу, на которую уже опускался осенний вечер.

— Не может быть, — тихо прошептала она самой себе. — Но если это не так, почему он уехал, не дождавшись меня?


Скрестив на груди руки, и меряя землю широкими шагами, Александр Павлович Карелин беспокойно расхаживал перед грубой деревенской постройкой, соседствующей с его оранжереями. Отсюда хорошо виднелась извилистая кромка ручья, разделявшего владения, и длинная тропинка, бегущая среди лип. Чуть дальше, среди зелени, поблескивал серебристым отражением заброшенный пруд, по водной глади которого еще плавали немногочисленные лебеди. Катя, старая, заботливая служанка, внимательно присматривалась к каждому жесту барина. Она бродила вокруг него и будто не решалась отойти.

— Ты пришел от Керловых, батюшка? — наконец отважилась спросить она. — А полковник-то как?

— Очень плохо, Катя, — грустно ответил Карелин. — Если он выживет, то останется парализованным, или что-то подобное.

— Вот так и рушатся знатные семьи. Должно быть, сам бог карает Павлу Петровну.

— Катя… Почему ты считаешь, что бог должен покарать Павлу Петровну?

— Потому что когда-то она заставила тебя страдать. Она унизила тебя, когда ты был беден. Разве ты уже позабыл, как она выгнала тебя?

— Конечно, помню, Катя, но, по прошествии лет, все выглядит иначе. Вполне возможно, Павла Петровна виновата вовсе не так сильно, как мне думалось тогда. Она была богата, избалована, а я заявился в ее дом почти что нищим. Что я мог требовать от неразумной, легкомысленной барышни? Тогда она думала только о золоте… как думает только о нем и теперь.

— Батюшка, какую бóльшую кару, чем бедность, может послать ей господь?