— Спасибо за то, что была любезна с Карелиным, дочка… твоя маман мне все рассказала.

— Но, папá, — прервала отца Лиза, чуточку расстроившись, — мне пришлось быть с ним любезной!

Лиза поцеловала больного в лоб и пожелала спокойной ночи.

Шли часы, близился рассвет, и в полях уже светало. Лежа одна в своей девичьей постели, Лиза ощущала бег минут, борясь с сумятицей чувств, гнездившихся в душе; ее переполняли любовь, ревность, сомнения, тоска, отчаяние и безнадежность. Федор, папá, и это красивое, суровое лицо, удивительным образом смягчившееся, когда он смотрел на нее, лицо Александра Павловича Карелина, ненавистного ей человека, чудом преобразившегося у пианино. Это было похоже на одержимость, которую она не могла выбросить из головы, и Лиза молитвенно сложила руки, прося бога о помощи.

* * *

Щуплая фигурка Кати приблизилась к фортепьяно. Руки Александра стремительно бегали по клавишам. Он играл ту же пьесу, что и Лиза несколько часов назад. Музыка заворожила его, окутав своими чарами. Эту проникновенную мелодию влюбленная в Лаврецкого девушка посылала над полями к неведомому месту, где поручик, возможно, думал о ней, а теперь эта страстная музыка, предназначенная другому сердцу, захватила Карелина целиком.

— Давно ты не играл на фортепьянах, батюшка, — довольно сказала Катя.

— Эту пьесу Елизавета Ивановна играла вчера для меня, и ничто не сблизило нас сильнее, — улыбнулся Карелин, не отрывая рук от клавиш. — Я не знаю ее на память так хорошо, как она.

— Ты рад, батюшка?

— Радость — это пустяк, Катя. Я никогда не думал, что душа может быть так счастлива. Было откровением слушать ее. Я не мог представить ее такой страстной. Я смотрел на нее, как на девочку с душой женщины… она говорила со мной посредством нот.

— Как прекрасна должна быть такая любовь, батюшка!

— Да, Катя, но не может быть любви без слов, нужно выполнить определенные формальности. Я займусь этим сегодня же вечером. Дмитрий дал мне совет, и я последую ему. Много лет назад Павла Петровна дала мне только боль, теперь судьба снова сводит меня с ней, чтобы просить ее о счастье.

В ожидании времени визита в дом Керловых утренние часы казались князю вечностью. Он и предположить не мог, что Павла Петровна тоже пребывала в радостном нетерпении. Дмитрий рассказал ей о разговоре с князем, заметив, что их интриги принесли свои плоды, и даже то, что Лиза уехала куда-то на лошади, — возможно, в деревню, чтобы узнать что-нибудь о Федоре, — не мог омрачить ее радость. Она изучала в зеркале свое исполненное достоинства лицо, аристократический взгляд, открытую улыбку, а увидела подошедшего к ней Александра с теплой и радушной, как всегда, улыбкой на лице.

— Павла Петровна, прошу простить меня за то, что пришел вот так, не спросив прежде позволения, да еще в неурочное для визитов время, — извинился он.

— Вы пришли к себе домой… и я говорю так не потому, что дом действительно Ваш, а потому, что все мы здесь питаем к Вам искреннюю симпатию, Александр Павлович…

Они сели поговорить в небольшой, уютной зале, в которой Павла Петровна принимала лишь избранных друзей. Князь сообщил, что уже написал врачу и ждет его через несколько часов. Затем они поговорили немного о состоянии Керлова, и лишь потом Александр решился спросить:

— Вам не известно, зачем я пришел? Дмитрий ничего Вам не говорил?

— Ни единого слова. Вы не поверите, Александр Павлович, но мой сын очень сдержан и тактичен, он никогда не обсуждает дела других людей. У Вас что-то случилось?

— Да, Вы правы. Я попросил его, чтобы он ничего не говорил об этом, но, в данном случае, мне хотелось бы идти по проторенной дорожке.

Павла Петровна посмотрела на князя такими наивными глазами, что он продолжил с большей решительностью.

— Павла Петровна, Елизавета Ивановна меня полностью очаровала, — выпалил Карелин, и затем, уже без страха, с легкостью добавил, — я хотел бы жениться на ней.

Поначалу Павла Петровна, казалась, немного удивленной, но затем призналась, что была бы рада отдать за князя свою дочь.

— Вам известна печальная история моего рождения, — продолжил Александр, — но знайте, если я говорю об этом, то только потому, что всей душой люблю Елизавету Ивановну, и обещаю Вам посвятить всю свою жизнь ее счастью. Я заставлю ее забыть о мужичьей крови, текущей в моих жилах.

— Бога ради, князь, не говорите глупости!

— Значит, Вы не считаете мои притязания абсурдными?

— Напротив, Ваши слова делают меня счастливой.

Карелин постарался успокоиться. На миг он почувствовал себя деревенщиной, желающим встать на колени дабы облобызать руки Павлы Петровны за то, что своими словами она осчастливила его, подарила самое большое в жизни блаженство, но, тем не менее, князь быстро овладел собой.

— Могу я поговорить с Вашей дочерью прямо сейчас? — попросил он с великосветской улыбкой на губах. — Я хочу убедиться, что ее сердце благосклонно ко мне. Не знаю, должен ли я первым сказать ей то, что сказал Вам…

— Нет, правильнее будет промолчать. Я сама скажу ей и мужу. Зайдите к нам завтра, в это же время.

— Ну что ж, в таком случае, я прощаюсь с Вами до завтра, — вздохнул князь.

— Правильнее было бы подождать две недели… но у нас особый случай. В нашем положении… у Лизы нет совершенно никакого приданого.

— Для меня это не имеет значения, и, ради бога, не говорите о приданом. Елизавета Ивановна знает о банкротстве?

— Подозревает, но, если Вам будет угодно, мы обманем ее. А сейчас… я попросила бы Вас уйти… Я так волнуюсь, хоть и счастлива.

— Благодарю Вас, Павла Петровна, — растроганный Карелин наклонился и с сыновней нежностью поцеловал ей руку, а затем ушел.

Тотчас же в комнату вошел Дмитрий и на цыпочках подошел к матери, которая не могла больше сдерживаться, и в изнеможении рухнула на маленький диванчик.

Александр вышел из дома, когда к парадной лестнице подъехала на лошади Лиза. С глубоким волнением он галантно придержал поводья коня, и девушка спешилась. Поздоровавшись, Карелин сообщил ей, что врач вот-вот приедет. Он неотрывно смотрел на Лизу, любуясь восхитительными чертами ее лица, которые смягчила печаль.

— Завтра я вернусь, — промолвил Александр. — Павла Петровна сделает мне одолжение и поговорит с Вами кое о чем, невероятно значительном для меня, а пока со мной будут Ваш образ и воспоминания о Вас. Храни Вас господь, Елизавета Ивановна!.. — Князь поклонился по-мужицки в пояс и быстро сел в экипаж, словно устыдившись этого порывистого поклона, идущего от души.

— Какой странный человек! — немного растерянно пробормотала Лиза. Она быстро поднялась по лестнице и вошла в свою комнату.

Дмитрий подкрался к двери и мельком взглянул на сестру.

— Она не в духе, да и выглядит неважно, — заметил он, вернувшись. — Уверен, что ей ничего не удалось узнать о поручике, который вдалеке отсюда доводит до ума новобранцев. Вы поговорите с ней, маман?

— Сначала я поговорю с мужем… С ним нам тоже придется вести тонкую игру, но это гораздо легче.

— Естественно, ведь папá не влюблен в Лаврецкого.

— Хватит нести всякий вздор, и приглядывайся ко всему, что происходит. Сейчас письмо от этого глупца может все загубить.

— Можете быть покойны, маман, ни одно письмо Лаврецкого не попадет Лизе в руки, напиши он хоть сотню томов об уланах!

В комнату больного Павла Петровна вошла с победоносным и одновременно таинственным видом. Старый полковник с большим трудом приподнялся на подушках. Он был немного удивлен, увидев восторженно сверкающие глаза жены.

Не сдерживая радостного ликования, Павла Петровна сообщила мужу новость о Карелине. Она торопливо пояснила, что Александр не пришел просить руки Лизы непосредственно к нему, потому что беспокоился о его здоровье, но готов сделать это в любой момент. С Карелиным все было просто и ясно: он знал об их финансовом положении, и оно его не интересовало. Полковник не мог не радоваться такому повороту событий, и все же…

— Лиза его не любит, Павла, — печально заметил он.

— И что же? Нет никакой надобности любить его до безумия. Любая девушка на ее месте сошла бы с ума от радости.

— Но Лиза другая… она знает цену любви. Думаю, ее сердце уже выбрало одного офицера.

— Это просто замечательно — умереть от голода! Я знаю об этой глупой помолвке, которая и состоялась-то, в основном из-за того, что Федор Лаврецкий — кузен ее лучшей подруги Нади. Однако, юноша слишком поздно узнал о нашем разорении и не успел улизнуть до помолвки.

— Неужели это возможно?

— Я точно знаю, Иван, что Лаврецкий хотел выгодно жениться, но сбежал, узнав, что у нас нет денег. Он воспользовался учениями и уехал, не сказав Лизе ни слова.

— Он поехал на учения по приказу, Павла.

— Или сам попросил, чтобы его послали.

— М-м-м… возможно. Он не должен был ехать, должность у него не та.

— К тому же, он не сделал ничего, чтобы формально узаконить их отношения.

— Верно, Лиза говорила, что он придет поговорить со мной. Печально и прискорбно, что наша дочь так страдает от разочарования, но я не стану принуждать ее к браку по расчету!

— Да она сама с радостью согласится на предложение Александра и будет жить, как у Христа за пазухой!

— Я не позволю тебе принуждать ее!

— Это и не понадобится. Надеюсь, у нее осталась хоть капля здравого смысла, Иван… недаром, она и моя дочь тоже.

— Я сам с ней поговорю, Павла, — тяжело вздохнул полковник.

— Ну вот, тебе уже плохо. Естественно, ведь тебе нужен покой. Сделай милость, успокойся… закрой глаза… ты поговоришь с ней позже, а сейчас успокойся… Лиза — моя дочь, и ее счастье для меня так же важно, как и для тебя.

Керлов был вынужден подчиниться жене, он замолчал и закрыл глаза. Павла Петровна велела позвать Дмитрия и наказала ему быть рядом с отцом, пока она будет воевать с Лизой.