— Я не взяла бы от тебя подачку! — с вызовом ответила Лиза и бросилась вверх по лестнице, а Карелин остался стоять на месте, крепко сжав кулаки. Его гнев растворился в боли, и он с грустью подумал:

— Ненависть! Только ненависть может быть между нами!

Лиза вбежала в комнату, и Катя принялась утешать ее, ласково нашептывая на ухо слова, которыми хотела осушить горячие слезы, текущие по бледному лицу несчастной девушки.

— Барин-то наш любил тебя, — тихо приговаривала она, — да что там любил, обожал. Уж мне ли этого не знать! Сколько раз он называл тебя своей королевной, своей маленькой мучительницей! А с какой любовью выращивал он цветы, чтобы послать их тебе с любовными письмами!

— Замолчи, Катя! — грустно попросила Лиза, перестав утирать слезы.

— Да неужто ты не знала, что он тебя любил? — удивленно спросила Катя. — Может, словами-то он и не решался сказать, а в письмах-то…

Лиза встала и отошла от старушки. Прежняя злость уступила место незнакомой тревоге и чувству вины. Может, Карелин был прав, говоря, что его подло обманули.

Но Лизе не удалось обдумать все, как следует. Сначала постучался Николай и сказал, что барин ждет ее у дверей дома, чтобы ехать в село, а следом вошел слуга и принес завтрак.

— Барин сказал, чтобы ты поела, матушка… он не уедет без тебя, подождет.

— Поешь, матушка, поешь, — мягко, но настойчиво убеждала Катя. — Будет лучше, если ты его порадуешь.

— Ты имела в виду, если я подчинюсь! — с горькой иронией поправила служанку Лиза.

— Это всё одно, матушка. А в селе-то как все будут рады видеть тебя. Почитай уже годков сорок в Карелинке нет настоящей хозяйки. — Она смущенно потупила взор, словно устыдившись какого-то старого воспоминания. Глаза Лизы, с неожиданным любопытством смотревшие на служанку, заметили какую-то странную тень, пробежавшую по преждевременно состарившемуся, морщинистому лицу Кати. Ей захотелось узнать, что Катя имела в виду, и та пояснила:

— Последней хозяйкой поместья была бабушка нашего барина. Матушка-то его, та крестьянка, у которой отобрали сына, и мечтать не могла стать княгиней Карелиной. Батюшка его крут был нравом и обходился с ней ой как жестоко. Все считали, что ее убили, да только не так это… ругать ее ругали, обзывали по-всякому, бывало, поколачивали… — внезапно Катя осеклась и замолчала, и Лиза поняла, что отчего-то ей очень больно, и она страдает.

— Она умерла, когда Александр был совсем еще ребенком, правда? — спросила Лиза.

— Чисто так, матушка.

— Какая странная история, Катя. А от чего она умерла?

— Пока она была жива, теперешний барин-то наш, Александр Павлович, не мог стать князем, вот она и умерла. Ведь на какую только жертву не способна мать ради дитятки… Да ты ешь, матушка, ешь, а то завтрак, поди, остыл совсем, — заохала Катя.

Лиза поняла, что Катя больше ничего не скажет, и в полном молчании послушно принялась за еду.

Немного погодя, она, не говоря ни слова, уже сидела вместе с мужем в санях. Александр так же молча взял вожжи и взмахнул кнутом, направляя горячую тройку рысаков в белоснежные поля. Они сидели, тесно прижавшись друг к другу в узких санях и укрыв ноги одной овчиной. Лиза неосознанно наслаждалась ощущением тепла и защищенности, сидя рядом с мужем и чувствуя прикосновение к себе его крепкого, мускулистого тела. Она невольно вспомнила слова Кати и подумала о любви этого человека, обернувшейся теперь ненавистью, о злости, и еще подумала о том, что вряд ли она сможет оправдаться.

— Александр, — тихо начала она, — я думаю, ты прав, говоря о подлости и обмане. Ты стал жертвой моих родных. Я не пытаюсь оправдаться, но хочу сказать, что меня тоже обманули. Я даже не предполагала, что ты думал, будто я тебя любила, ведь мы с тобой обменялись едва ли дюжиной слов. Мне сказали, что ты со всем согласен…

Карелин вздрогнул, как от ожога. Его приводила в ярость сама мысль о том, что Лиза думала, будто ему было безразлично, что она встречалась с другим мужчиной, прежде чем кинуться в его объятия. Глаза Александра полыхнули диким огнем, но он ничего не сказал жене, а Лиза уже не помнила своих ужасных слов, опрометчиво высказанных Карелину в порыве отчаяния, и спокойно продолжала:

— Прости меня. Я понимаю, что сейчас уже поздно говорить об этом, но я хочу, чтобы те недели или месяцы, что мы проживем вместе, были для нас как можно менее неприятными… мне хотелось бы кое-что объяснить тебе…

— Объясняй, только побыстрее! — ледяным голосом резко выкрикнул Александр.

— Я не догадывалась, что мы разорены, и узнала об этом последней. Я любила бедного и не видела препятствий к тому, чтобы стать его женой, поскольку рассчитывала на свой личный капитал. Я любила его с детства… В тот день, когда я впервые увидела тебя, он приходил просить моей руки… Я знала, что папá желал мне только счастья, но маман помешала Федору зайти к нему… она ухитрилась отдалить его от меня. Затем они с братом стали перехватывать его письма и не давали мне поговорить с ним. А потом тяжело заболел папá, и я отгородилась от всего, словно находясь в кругу боли, отчаяния, разочарования… и тоски. Маман рассказала мне о тебе, но так, что я подумала, что мы могли бы пожениться и спокойно жить, потому что ты не станешь требовать от меня больше того, что я могла тебе дать. Мое сердце не входило в договор. Я была готова быть послушной женой… Теперь ты понимаешь?

— Понимаю, — глухо пробормотал Карелин.

— Возможно, наивно было думать, что ты собирался дать нам так много за такую малость, но я ни о чем не думала. Я позволила им убедить меня. Остальное ты знаешь. Сейчас ты ненавидишь меня, потому что я разрушила твои мечты, но, надеюсь, выслушав мой рассказ, ты простишь меня. — Лиза устало закрыла лицо руками после тяжелого признания, а Александр с трудом сдерживал порыв сжать ее в своих объятиях и поцелуями осушить ее слезы, просочившиеся сквозь дрожащие пальцы. Сила воли, в конце концов, восторжествовала, и Александр почти спокойно ответил:

— Вытри слезы и успокойся. Жаль, что мы не смогли поговорить и объясниться до свадьбы. Теперь я понимаю, почему ты обращалась со мной, как с мужиком и ненавидела меня.

— Сейчас я уже не ненавижу тебя, — робко сказала Лиза.

— Значит, все не так уж плохо. Мы будем терпимее относиться друг к другу. — Не глядя на жену, Карелин подхлестнул лошадей, заставляя их бежать резвее. Лиза опустила голову. Сидя рядом с мужем, она чувствовала его таким близким и таким далеким. Такой близкой и далекой кажется нам звезда, когда мы смотрим на ее отражение в воде.

Село было совсем маленьким и бедным, почти на грани нищеты. Старые, покосившиеся бревенчатые хаты распластались под тяжестью снега, и среди них петляли протоптанные в снегу тропинки. Несмотря на стужу, все крестьяне ждали у дверей своих халуп и низко, в пояс, кланялись проезжавшей мимо них княжеской чете. Тройка остановилась, добравшись до небольшой деревенской площади, перед которой возвышалась церквушка. Сбоку к церквушке прилепился старый, обветшавший домишко. Пройдя под аркой между церковью и домом, Карелин и Лиза попали во внутренний прямоугольный двор.

— Добро пожаловать, — радушно поздоровался поп, выходя им навстречу. Он благословил княгиню и пригласил зайти в дом, заметив мимоходом, что супруга Александра была молодой и прекрасной, как ангел.

Поп был высоким и худощавым, с седой, как снег, бородой, умными, живыми глазами и сердечной, ласковой улыбкой. Своей благоговейностью и простотой манер он мало отличался от любого малороссийского крестьянина. Лиза с болью смотрела на его поношенную рясу и бедную обстановку. Поп говорил о надежде, которую вселял в него приезд Карелина на эти заброшенные много лет назад земли, и князь рассеянно пообещал помочь беднякам и выписать из Киева лекаря.

— С этой минуты не Наташа, а княгиня станет присылать пожертвования и раздавать милостыню, батюшка, — предупредил он священника. — А если Вы пожелаете встретиться с Катей, пришлите кого-нибудь за ней.

— Лучше приходите к нам, батюшка, — пригласила попа Лиза, и растроганный старичок радостно согласился.

Когда Лиза пила чай, оставшись с Карелиным наедине, она несказанно удивилась, увидев злость в глазах Александра.

— Почему ты бросил карелинских крестьян на произвол судьбы? — спросила мужа Лиза.

— Матушка родила меня здесь, — возбужденно ответил он, — и эти самые крестьяне мучили ее, чтобы угодить барину. Поп не имел к этому никакого отношения, он даже не знал ее.

На следующий день священник воспользовался приглашением и пришел в Карелинку. Катя вышла ему навстречу.

— Я не захотела спускаться в село, — испуганно сказала она, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что они одни. — Я не решилась, батюшка, и ты знаешь, почему…

Лиза видела приход попа, и теперь остановилась, с удивлением слушая, о чем они шепчутся.

— Да что ты, никто и не признает в этой старушке прежнюю Катюшку. Старый барин многих из тех крестьян отослал отсюда, а другие померли. Кто сможет узнать в теперешней служанке мать Александра?.. Я смотрю, тебе лучше… Ты обрела спокойствие в душе?

— Я очень счастлива, батюшка. Из-за меня Александр ненавидит всех карелинских крестьян, и это единственное, что меня удручает… Но я не больше чем служанка рядом с ним, я не могу сказать ему правду.

Скрывая свои чувства, Лиза подошла к ним. Она гостеприимно усадила священника поближе к огню и снова предложила свою помощь. Кликнув Нюшку, она велела ей подавать чай и сладости, а сама заставила Катю сесть вместе с ними за стол и выпить чаю.

— Александр сказал мне, что в Карелинке все мы крестьяне, Катя, и я тоже одна из них. Доставь мне удовольствие обращаться с тобой… как с родной.

— Ты очень добрая, матушка, — растроганно прошептала Катя, выполняя ласковый наказ Лизы. В эту секунду вошел Карелин, разрушив очарование возникшей, было, близости. Он поздоровался с попом, и Катя поспешно вышла.