Лиза весело рассказывала о своих планах по обработке карелинских угодий. Нюшка принесла самовар, и Карелин заметил, что все слуги двигались с той же уверенностью, что и их хозяйка. Заметил он и то, что в комнатах царил порядок, и для Лизы этот дом стал родным.

Старая мебель была отполирована до блеска, точно так же сверкали оконные стекла. Пианино выдвинули из темного угла, и теперь оно стояло на почетном месте. Четыре древних кресла заново набили и поместили рядом с печуркой перед низеньким столиком. Лиза привела гостей в этот уютный уголок. Она была довольна, хоть и не подавала вида.

Наташа поздравила княгиню, воздав должное ее трудам, но Лиза уверяла, что ее помощь была незначительной по сравнению с тем, что сделал поп.

— Наташа, Ваша комната уже готова, — заметила Лиза, недвусмысленно давая гостье понять, что в этот раз распоряжения по дому отдает она, и, не давая Масловой времени на расспросы, добавила: — Мы ждем Вас к ужину, если Вы не очень устали, впрочем, если пожелаете, вам могут подать ужин и в комнату. — Это прозвучало почти как приказ.

Оставшись вдвоем с мужем, Лиза предложила ему еще один бокал хереса.

— Предпочитаю водку, — ответил Александр.

— В усадьбе водки днем с огнем не сыскать, — как само собой разумеющееся сказала Лиза, — да и во всей деревне тоже, но если хочешь, можно послать кого-нибудь в Киев за несколькими бутылками лично для тебя. — Она улыбнулась, увидев тень на лице мужа. — Раз ты дал мне полную свободу, я внесла кое-какие изменения, и самое значительное из них — отсутствие водки. Теперь крестьяне вдоволь пьют воду, квас и чай, а в здешнем погребе есть иностранные вина и домашнее пиво.

— Ты говоришь серьезно, Лиза? Ты добилась того, что эти нехристи бросили пить?

— Да, мне это удалось…

— Невероятно! Ведь запретный плод сладок.

Они снова заговорили о деревне, и Лиза рассказывала о том, что сделала, и о том, что взялась учить слуг грамоте. Александр слушал жену с немалым удивлением. Он неторопливо закурил папиросу и медленно ответил:

— Вероятно, любой скажет, что ты счастлива, Лиза.

— Скорее, я стала спокойнее, и этого довольно.

— Да нет, ты счастлива! — с явным негодованием повторил Карелин.

— Ты чем-то обеспокоен?

— Мы говорим не обо мне. Не стоит об этом, — Александр посмотрел на жену и добавил: — Знаешь, ты держалась с Наташей весьма дружелюбно.

— Я посчитала своим долгом быть с ней любезной. Полагаю, ты не находишь, что это плохо.

— Ничуть, Лиза, я считаю, что все очень хорошо, кроме запрета на водку. По крайней мере, для меня.

— Для тебя, разумеется, нет никакого запрета.

— Ладно, — Александр вздохнул. — Может, выпьешь со мной вина?

— А почему бы нет? Бокал вина мне не повредит…

— Ты ненавидишь все хмельное, правда?

— Я ненавижу его свойство делать из человека скота.

Александр почувствовал, как его щеки обдало странным жаром, а потому резко развернулся и подошел поближе к печурке.

— Завтра я пошлю кого-нибудь за водкой в Николаевку, — с вызовом заявил он.

— Хозяин — барин, — смиренно ответила Лиза.

— Думаю, тебе безразлично, что я буду делать.

— Мне это важно, потому что ты должен подавать пример. Я сделала все это для того, чтобы улучшить жизнь наших сельчан. Как-то ты сам сказал мне, что обязанность господ по-отечески заботиться о них, как о детях. Думаю, ты даже написал об этом трактат и назвал свое творение «Барские обязанности»…

— Ты нашла его в библиотеке, как я понимаю.

— Да, я прочитала все, что ты написал, Александр. Это были замечательныестраницы.

Карелин повернулся к Лизе и, едва взглянув на нее, зажмурился. Она показалась ему такой изящной и восхитительно красивой, что для него была невыносимой боль от того, что он не мог обнять ее. Александр налил себе стакан вина и залпом осушил его, борясь со своей безумной страстью к жене. Неожиданно и не к месту он вспомнил другого мужчину, которого любила Лиза, и судорожно стиснул в руке стакан, а потом изо всей силы швырнул его в печурку. Ударившись о горящие дрова, стакан разбился. Лиза вздрогнула от необъяснимой ярости и непонятного поступка мужа, но не встала с места, оставаясь внешне спокойной. Лиза внимательно смотрела на Александра, и, несмотря ни на что, ему стало стыдно за свою вспышку гнева.

— Почему ты стараешься вывести меня из себя, Лиза? — спросил он.

— Я? — удивление Лизы было таким искренним, что Карелин снова опустил голову. Как он мог упрекать ее?

— По правде говоря, ты замечательно потрудилась, и я поздравляю тебя, вот только делала ты все в этом распроклятом месте, в позабытой богом глухомани…

— И это так обеспокоило тебя? А ты не считаешь, что эта глухомань уже достаточно наказана? Ты слишком злопамятен. Прости, что говорю так прямо. Я не хочу осуждать тебя, но, тая в своей душе обиду, ты причиняешь больше боли самому себе, чем остальным. Признáюсь тебе, что общение с простолюдинами сделало меня чуть отзывчивей и снисходительней, я стала более чуткой и человечной.

— Вероятно, поэтому ты и отпразднуешь еще одну победу, — горько усмехнулся Карелин. — Если завтра будет такая же хорошая погода, мы начнем распахивать луга, что у реки, опробуем современные методы обработки земель.

— Это ты отметишь победу, Александр, и я надеюсь, что ты не выйдешь из себя, услышав, что я от всей души благодарю тебя.

— Но это мне следовало бы благодарить тебя, ведь это принесет мне прибыль.

— Прибыль для тебя неважна. Денег у тебя и так с избытком, к тому же ты ненавидишь их.

— Да, я ненавижу их, — вскипая от гнева, зло подтвердил Александр. — Я ненавижу их за все то зло, что они причинили, за алчность, которую они пробуждают в людях, заставляя их забывать обо всем, лишь бы получить барыш, урвать, как можно больше. Я ненавижу деньги за то, что на них можно купить все или почти все!

Карелин посмотрел на жену, словно бросая ей вызов в ожидании протеста и отчаянно желая разрушить ее невозмутимость, ее превосходство, которое невыносимо ранило его и бесило, но Лиза оставалась спокойной, ответив на прямолинейный выпад мужа лишь кроткой улыбкой. Она с грустью думала о том, что ничто не могло их сблизить, если муж находил удовольствие в своем горе и нетерпимости.

— В любом случае, — мягко ответила Лиза, — я порадуюсь, если у тебя будет какая-то прибыль, она возместит убытки, которые ты понес из-за меня. Наши керловские земли не стоили того, что ты заплатил за них, а теперь, когда ими занимаются Дмитрий и маман, и подавно.

Впервые после свадьбы Лиза упомянула о своей родне, оставленной далеко-далеко, и Александр с интересом взглянул на нее.

— Маман написала тебе, чтобы пожаловаться?

— Нет, мне никто не писал. Разумеется, они ждали новостей от меня, и это естественно, но у меня не было желания писать им. Сейчас, когда дороги стали лучше, я напишу, потому что моя злость полностью прошла, а особенно потому, что очень люблю брата и знаю, что он страдает из-за меня. Мне хотелось бы успокоить его.

Карелин смотрел на жену. Его глаза ничего не выражали, но как безумно хотел он просочиться в ее мысли, заглянуть в самые глубины ее души! Как отчаянно он любил Лизу, и как яростно боролся с самим собой, убедившись в своей любви к ней!

— Ты можешь делать все, что заблагорассудится. Вероятно, ты понимаешь, что меня не интересует твоя родня! — холодно заметил он.

— Я знаю, что ни моя родня, ни я тебя не интересуем, — все так же спокойно ответила Лиза, — но, по правде говоря, я не знаю, что ты решил относительно нас с тобой…

— Полагаю, что ты можешь подождать, не так ли? Я старался не беспокоить тебя…

— Я могу ждать, сколько ты захочешь…

Александр снова посмотрел на жену и шагнул к двери.

— Знаешь, священник рассказал мне о старинном обычае, когда барин прокладывает первую борозду, а его жена засевает ее, — Лиза заговорила об этом с удивительной нежностью, не отрывая глаз от языков огня в печурке, и Карелин вдруг остановился и снова, как зачарованный, посмотрел на нее. — Все сельчане надеются, что мы проделаем этот обряд. Я не хочу разочаровывать их, и если ты позволишь, то…

— Боюсь, что для твоих ног берег реки будет слишком грязным, впрочем, я не отказываюсь. Я буду первым князем Карелиным, который вспашет борозду, для того, чтобы ты бросила в нее семена. — Александр улыбнулся, и Лиза удивилась, увидев его улыбку. Она никогда не видела на лице мужа такого озорного выражения. Расшалившись, он даже значительно помолодел. — Первую борозду в земле всегда прокладывал староста, а в этот раз я сам вспашу… но тебе придется очень рано встать.

— Я сделаю это с большим удовольствием.

Пожелав жене спокойной ночи, Александр ушел. На следующий день все карелинцы во главе с попом собрались посмотреть на традиционный обряд. В усадьбе остались только Катя, молоденькая горничная Нюшка, да Наташа Маслова. Катя нарочно не стала будить Наташу, и та спокойно проспала до позднего утра, не зная, чем занимаются Александр и его жена. Проснувшись, Маслова, кипя от злости, быстро позавтракала тем, что приготовила ей Нюшка, и, заметив, что та уходит куда-то, неся в руках две больших корзинки, торопливо спросила:

— Ты куда?

— Поеду, отвезу корзинки с едой для господ. Они собирались провести весь день в поле. — Нюшка понесла корзинки к маленькой повозке, ожидающей ее у задней двери дома.

Наташа заколебалась, не зная, что делать, а старая служанка уже семенила ей навстречу.

— Думаешь тоже поехать, барышня? — спросила Катя, глядя на Наташу с почти неуловимой насмешкой.

— Конечно, поеду! Нужно было разбудить меня пораньше!

— Барин не сказал тебя будить, — оправдывалась Катя. — Можно мне тоже поехать с вами?