— Нет… нет! — в отчаянии воскликнула Лиза. — Если ты меня действительно любишь, то…

— Не повторяй, я знаю, — резко перебил ее Федор, — ты хочешь, чтобы я уехал. Я уеду, обещаю… Я уеду, потому что узнал, что ты любишь…

— Да, да! Я люблю его! — выкрикнула Лиза, решив разом покончить с этим делом. — Я люблю князя. Если тебе нужно было услышать эти слова из моих уст, чтобы понять и уехать, то я уже сказала их. Теперь ты знаешь, что я люблю мужа, так что оставь меня, Федор. Наши дороги разошлись навсегда. Дай мне идти своим путем, с высоко поднятой головой и спокойной душой…

— После того, что услышал, я не стану мешать тебе, — с горечью ответил тот, и, видя, что Лиза уходит, не стал удерживать ее.

Столкнувшись в коридоре с доктором, Лиза подпрыгнула от неожиданности.

— Что с Вами? Вам плохо? — обеспокоился Лев Ильич.

— Нет-нет, все в порядке, — не останавливаясь, улыбнулась в ответ Лиза.

Посмотрев ей вслед, доктор вошел в комнату Федора.

— Мне необходимо ваше разрешение, — нетерпеливо сказал Лаврецкий, не дожидаясь вопросов Льва Ильича. — Я должен завтра же уехать отсюда.

— Послушайте, господин Ежов, ваше желание слишком безумно, чтобы прислушиваться к нему. Я не понимаю, откуда вдруг у Вас такое рвение, друг мой?

— Моя торговля заброшена. Мне нужно заняться своими делами…

— Если Вам угодно послать письма или телеграммы, я могу побыть вашим приказчиком. Могу даже съездить в Киев раза четыре в год.

— Нет, я хочу уехать… Мне нужно уехать, доктор, — настоятельно убеждал Льва Ильича Федор.

— Успокойтесь, и тогда Вы уедете быстрее. Ваше волнение не дает Вам поправиться и окрепнуть. Завтра я разрешу Вам взять экипаж и проехать верст десять, а потом Вы вернетесь, и Вам придется снова лечь в постель. Я могу разрешить Вам встать с кровати и попробовать свои силы, но не позволю совершать глупости. Не ждите, что я помогу Вам покончить с собой, а этот Ваш нелепый, бессмысленный отъезд не что иное, как самоубийство.

Вскоре после разговора с Лаврецким Лев Ильич отправился в полицейское управление, но помочь раненому, увы, ничем не смог. Грабитель умер, не дождавшись лечения. Карелин сокрушался по поводу его смерти, рассеянно рассказывая доктору о драгоценностях. К счастью для Лизы и Федора, сбежавший вор унес с собой украденные бумаги, и потому Иван Ежов не пробудил в Карелине ни малейшего подозрения. Князь продолжал утверждать, что гость ему очень симпатичен, и, следуя личному опыту, он считает его порядочным и честным человеком.

Войдя вечером в столовую, Лиза была неприятно удивлена. Федор сидел за столом. Радостно улыбаясь, Карелин пошел навстречу жене, на ходу поясняя:

— Я приготовил тебе сюрприз, Лиза, и держал его в секрете. Наш гость уже на ногах, ему гораздо лучше, и он составит нам с тобой компанию за столом, где мы и отпразднуем его выздоровление, распив несколько бутылок шампанского.

— Говорить о выздоровлении несколько преждевременно, — тоже с улыбкой уточнил Лев Ильич, — скажем, пожалуй, что мы отметим начало выздоровления.

— Я даже не знаю, как мне благодарить вас за то, что вы сделали для меня, — пробормотал Федор.

На белоснежной скатерти блестело серебро, хрусталь и тончайший фарфор. Слуги с почтительным молчанием сновали среди гостей, подавая блюда. Сельский батюшка, тоже приглашенный на ужин и по такому случаю даже надевший новую рясу, чинно сидел за столом. Огладив лежащую на груди длинную окладистую бороду, поп поднял руку, чтобы благословить Лизу. Его живые глазки светились от счастья.

— Храни тебя Господь, матушка, — торжественно сказал он. — Да прольет Он свое благословение на дом твой!

— Вашими молитвами, батюшка… — смущенно пробормотала Лиза. — Да Вы садитесь, батюшка, садитесь… — Она робко и опасливо покосилась на Федора и увидела застывшую на его лице безграничную печаль. Александр сидел рядом с женой; его загорелое и продубленное всеми ветрами лицо излучало силу и здоровье. Разница между двумя мужчинами была огромной и явно не впользу Лаврецкого.

— После ужина будут музыка и пляски, — заметил Карелин, — и там мы сообщим всем добрую весть. Я хочу, чтобы домашние слуги первыми отпраздновали это событие. Завтра в селе будет праздник, и все узнают, что очень скоро в Карелинке появится наследник.

— Но, Алекандр, — слабо запротестовала Лиза, — ребенок еще не родился, и…

— Когда он родится, праздник продлится целый месяц, и не только в Карелинке, но и в Николаевке, в ладожской усадьбе и на донских угодьях. А как только ты сможешь отправиться в дорогу, мы поедем в Петербург и снова откроем двери тамошнего карелинского особняка, который тридцать с лишним лет стоял закрытым.

— Ваша радость вполне оправданна, князь, — довольно заметил поп. — Для Карелинки это будет величайший день, и самое время прямо сейчас начать праздновать появление наследника.

— Лиза, разве ты не рада? — спросил Александр, глядя на жену.

— Конечно, рада, Александр, — уверила мужа Лиза, купаясь в нежной ласке его глаз. — Я так же рада, как и ты.

Счастье переполняло молодую княгиню, отражаясь на ее лице, и она с радостью подняла свой бокал. Дрожа от счастья, князь тоже поспешил поднять бокал и осушил его до дна. Лиза, напротив, пила неторопливо, маленькими глотками. Федор от волнения пролил вино на скатерть и смущенно извинился.

— Вы еще слабы, не придавайте этому значения, — добродушно принял извинения Карелин. — К тому же, пролитое вино — к счастью. Господин Ежов, друг мой, Ваш приход в этот дом станет для меня незабываемым.

— Мой приход? — изумленно переспросил как громом пораженный Лаврецкий.

— Да, порой, обстоятельства сводят и соединяют нас, — глядя на Лизу, заметил Александр. — Ваше появление здесь при тех печальных обстоятельствах и в Вашем плачевном состоянии, ужасно напугало мою жену. Увидев Вас, она от страха и волнения лишилась чувств, и, должен признаться, поначалу я проклял Вас и Ваше вынужденное появление, но, потом, узнав истинную причину ее недомогания, я подумал о символичном и странном совпадении: ваше несчастье возвестило мне о моем безграничном счастье. За моего сына мы уже выпили, так давайте же выпьем за Вас и за счастливый случай, позволивший моим людям подобрать Вас на дороге и спасти Вам жизнь.

— За самую прекрасную из христианских добродетелей[3] и за старейшую в Малороссии традицию — за гостеприимство… — неторопливо и торжественно произнес поп.

— Давай выпьем за нашего гостя, Лиза, — предложил Александр.

Сидящие за столом снова наполнили и подняли бокалы. На этот раз Федор выпил вино, не пролив ни капли, и его губы печально сжались от горечи, вызванной ревностью, отчаянием от невозможности вернуть утраченное и неоправданной жаждой мести.

За ужином говорили о том, что Лиза успела сделать в деревне. Поп снова и снова повторял, что все сельчане возносят ей хвалу, благословляя за сделанное, а Лев Ильич заверил, что ее станут восхвалять еще больше, если благодаря ее заботам у крестьян станут рождаться крепкие и здоровые дети. Смеясь, Карелин признал, что он с радостью подчинился приказам жены и не пил ничего крепкого, а поп добавил, что по его примеру никто не нарушал закона, установленного княгиней.

— Полагаю, что карелинские крестьяне по опыту знают, как опасно неповиновение князю, — слегка иронично заметил Федор. — Своим напором и решимостью он знаменит далеко за пределами Малороссии.

— Признаю́, я часто бываю неуступчив, резок и прямолинеен, — ответил Александр, — но стремлюсь всегда быть справедливым. К чему-то я могу относиться терпимо, но есть одна вещь, с которой никогда в жизни я не примирюсь: ложь и лицемерие. Если кто-то когда-то рассказал Вам о жесткости моих методов, дружище Ежов, то он приврал, стараясь одурачить Вас. Ложь — это единственное, что делает меня неумолимым… и, скорее всего, так будет до самой смерти. Таков мой характер. Я могу простить все, даже самую горькую правду, лишь бы человек всегда был искренним, но ложь никогда не разжалобит меня. — Александр сияющим взором окинул сидящих за столом людей. Священник степенно наклонил голову, соглашаясь с ним. Федор сжал губы, изобразив подобие улыбки, а Лев Ильич молчал, не двинувшись с места. Возможно, он был единственным, кто заметил, как побледнели цветущие щеки Елизаветы Ивановны и легонько дрогнули ее белые руки.

После ужина, когда в уютную гостиную подали кофе, Александр сказал:

— Лиза, сейчас начнется небольшое представление, устроенное в твою честь. С того берега пришли хлопцы с бандурами. Во дворе уже расставили стулья. Вот Вам великолепный случай побывать на настоящем малороссийском гульбище, дружище Ежов, если Вы никогда не бывали на нем.

— Господин Ежов, должно быть, устал, — поторопилась ответить Лиза. — Доктор советовал ему лечь в постель.

— Напротив, князь, — с деланной веселостью заметил Федор. — Помогите мне своей властью избежать излишней опеки. Я не ребенок, которым представляюсь княгине по ее душевной доброте.

— Полагаю, чуть больше заботы Вам не повредит, — улыбнулся Карелин. У вас еще будет время посмотреть на праздник. Вы узнаете, как гуляют в Малороссии, до Вашего отъезда мы устроим настоящий праздник…

Супруги откланялись, и Федор, вцепившись в подлокотники кресла, смотрел, как они уходят. Стоявший неподалеку Лев Ильич наблюдал за Лаврецким, а затем, тоже откланявшись, пошел вслед за четой Карелиных.

Лиза и Александр сидели на просторной террасе. Лиза была спокойна и прекрасна, как королева, и ее спокойствие и красота вонзались кинжалами в сердце Федора, который незаметно прокрался поближе к ней и встал в тени. Весь гнев его души вылился в боль и тоску, он чувствовал себя брошенным и беззащитным.

— Я — никто и ничто для нее! — неслышно пробормотал Лаврецкий.

Лев Ильич тоже подошел к Лизе и мимоходом спокойно заметил: