— Ты права, Лиза… Я тоже хочу, чтобы ты все забыла, думала, что это был всего лишь дурной сон… А если забежать вперед, то ты можешь выслушать Федора, он хочет кое-что тебе сказать. И тогда я окончательно избавлюсь от терзаний.

— Я больше не люблю Федора, Митя. Я еще в прошлом нашем разговоре призналась, что полюбила Карелина, так что ты не должен терзать себя. В том, что я несчастна, нет твоей вины… Но не говори мне ничего о князе, лучше займись приготовлением к отъезду и не вини себя. Я хочу уехать отсюда, как можно дальше, так помоги мне!

Дмитрий не успел ответить: Лиза быстро вышла, словно убегала от близкого ей человека, который появился у противоположной двери.

— Сейчас она снова закроется в спальне вместе с сыном и будет плакать, думая об этом проклятом князе, — удрученно пробормотал Лаврецкий, подходя к Дмитрию.

— Ты должен понять ее, Федор, — ответил тот. — Лизе нелегко, прошлое не разрушишь в одночасье.

— Но наше прошлое она разрушила за несколько недель.

— Нужно признать, то было совсем иное, Федор. А сейчас речь идет о всей ее жизни. — Дмитрий тяжело вздохнул и встал. — Ладно, Лиза попросила меня забрать заявления против докторши, Марфы и Магола, так что пойду, заберу.

— Как же так? — загорячился изумленный Федор.

— На то есть причина. Лиза не хочет суда, не хочет снова страдать. И мой тебе совет, Федор: терпение и благоразумие. Всему свое время. Я обещаю, что при удобном случае поговорю с ней о тебе.

— Я боюсь, Дмитрий, — признался он. — Мы считаем, что Карелин сдался, но, по-моему, это не так.

— Возможно, он всегда делает то, что от него не ждешь. Иногда мне кажется, что он никогда не перестанет любить Лизу, и его раскаяние было искренним.

— Могу я попросить тебя об одном одолжении? Не говори об этом Лизе.

— Нет, Федор, я ничего ей не скажу. Я больше никогда не стану давить на нее… Сейчас я хочу только одного: если бог не дал ей счастья, так пусть даст спокойствие…


— Мир Вашему дому, князь.

— Входите, батюшка, входите, — пригласил священника Карелин.

— Мне сказали, что Вы хотели видеть меня… Хорошо съездили?

Александр горько улыбнулся в ответ, сидя в огромной обеденной зале господского дома, где всего лишь год назад собрались все слуги, чтобы отпраздновать ненавистный брак, наконец-то расторгнутый царским указом. Вот и теперь, созванные барином, они кучками толпились в той же самой зале: пожившие на свете кряжистые длиннобородые мужики с обветренными лицами; состарившиеся раньше времени от тяжелой работы в поле бабы; молодые парни, пристально, с недоверием смотревшие на барина, и девки в пестрых платках. Подходили все новые сельчане, и те, кому не хватило места в зале, стояли в прихожей. Все были удивлены и даже испуганы. На столе лежали гусиные перья и бумага. Владимир, пожилой дворецкий, собирался на время стать писарем. Здесь же находился и исправник.

— Садитесь, батюшка, дело долгое, а в ногах правды нет, — предложил Александр. — Я не хочу терять время. Мне о многих нужно позаботиться здесь перед тем, как ехать в Николаевку.

— Позаботиться? — удивленно переспросил старый священник.

— Каждому человеку нужно оформить бумагу, в которой будет указано его имя и его положение. Вся Ваша паства, батюшка, похожа на отару, да только каждая овечка божия отлична от других.

— Я не понимаю Вас, князь…

— А Вы, Лев Ильич, понимаете меня, правда? — спросил Александр.

— Мне кажется, догадываюсь, но, должен признаться, я удивлен и смущен.

— Всем крестьянам я даю полную свободу! — громко возвестил князь, чтобы его услышали даже те, кто стоял в прихожей.

Среди сельчан поднялся тихий ропот, и тут же стих.

— Все крестьяне, отныне и впредь свободны от повинности и оброка, — продолжал Карелин, — кроме домашней прислуги, поскольку они и так освобождены. Вы все будете свободны.

— Господи, твоя воля! — прошептал старый поп.

— Полагаю, Вы не станете возражать, батюшка? — обратился Карелин к священнику.

— Конечно, не буду, князь. Слова господа нашего были сказаны для всех, и нигде не говорилось, что одни люди должны властвовать над другими. Но мне хотелось бы поговорить с Вами наедине, князь.

— Я знаю, что Вы хотите мне сказать. Не бойтесь, я не оставлю людей в нищете, чтобы они умерли с голода. Каждому я дам не только свободу, но и участок земли. Для этого я и позвал вас всех. Лев Ильич, Вы с исправником займетесь распределением земли. Дом вместе с окружающим его садом и лугами я дарю Кате. Я назначу ей также ренту на безбедное житье, выделю деньги на школу и больницу. Все будет распределено.

— Вы решили навсегда покинуть Малороссию, князь? — мягко спросил Лев Ильич.

— Да, доктор, и я не хочу больше тащить на себе груз богатства и власти. — Карелин резко развернулся, прошел через прихожую и вышел во двор. Растерявшиеся и сбитые с толку крестьяне, молча, расступались перед ним, давая дорогу. Дальние спрашивали ближних, что происходит, а те спорили между собой, не понимая, что означают сказанные князем странные слова. Крестьяне волновались, как штормовое море. Батюшка и доктор шли позади Александра. Лев Ильич попытался убедить князя не бросать земельные работы, но Карелин решительно помотал головой.

— Дорога из Киева была долгой, Лев Ильич, — ответил он. — Помните, я всю дорогу молчал, я много думал. Времени было достаточно, чтобы душа опустилась на самое дно ада, а потом появилась вновь и увидела рядом седину материнских волос.

— Александр! — воскликнула Катя, пришедшая вместе со всеми.

— Подойди сюда, — попросил ее князь.

Катя послушно подошла, и Карелин опустил свою тяжелую руку ей на голову и ласково провел по волосам.

— Это все, благодаря тебе, матушка, — промолвил он нежно. — Когда я уезжал из того дома, я был, словно тигр, мне хотелось убивать и крушить, обратить в пепел богатство, которым попрекнула меня любимая женщина. Я тоже возненавидел это богатство, но ты была рядом, и твои слезы, казалось, говорили: «ты был бесчеловечным и жестоким, и заслуживаешь наказание… в припадке слепой гордыни ты не слушал свое сердце и наказал невинного ребенка, собственного сына, вытащив его из колыбельки… ты преследовал человека и хотел его убить из-за измены, которой не было. К счастью, ты не стал убийцей, благодаря оклеветанной тобой женщине, которая храбро встала перед тобой… — князь ненадолго замолчал. Никто не проронил ни слова, все ждали, когда Александр закончит говорить. — И тогда я решил не навязывать никому свою волю и не подчинять никого своей власти… Пусть каждый сам будет творцом своей судьбы, пусть от него зависит, счастливым будет он или несчастным. Я не хочу, да и не имею права вести за собой других, когда моя душа погрязла во мраке».

— Сынок! — всхлипнулаКатя.

— Помогите мне, дело ведь долгое. Поговорите с сельчанами, раздайте все по справедливости, как даете им здоровье телесное и душевное. Теперь вы вожаки, так ведите ваше стадо к благополучию… а я уже не могу… А ты, матушка, поплачь, поплачь… ты столько лет скрывала свои слезы, так что пусть теперь бегут. — Александр ушел. Катя бросилась, было, за ним, но поп удержал ее:

— Оставь его, Катя, ему нужно побыть одному. Ему тоже хочется плакать, но перед нами он не станет… Идемте, доктор… Как Вы считаете, княгиня сжалится над ним?

— Елизавета Ивановна была неумолимой, батюшка. Она выслушала Карелина, но не простила, добила князя его же оружием. Не думаю, что княгиня права, но винить ее не могу… Она слишком много страдала.

— Дайте мне поговорить с ней, — с жаром сказала заплаканная Катя. — Барыня послушает меня, и простит Александра. Я найду дорожку к ее милосердию…

— Господь вернет покой ее душе, Катя, — уверил расстроенную служанку поп.


Дмитрий вошел в дом Оболенских, где его с тревогой ждали остальные. Кумазин и Надя уже собрали вещи. Вечер был ненастным, серым и промозлым, и в особняке затопили камин. Дмитрий сообщил, что он выполнил желание сестры, все уладил, и Наташа, Марфа и Магол уже на свободе.

— Лиза не должна была так поступать, — встревожено заметила Надя, внимательно выслушав Дмитрия. — Надо же было вытащить Наташу из тюрьмы, чтобы та вернулась к Александру!

— Так лучше, Наденька! — урезонивал жену Кумазин. — Лиза не станет таить злобу и мучиться угрызениями совести.

— Ты считаешь, что эта змея будет ей благодарна? Да уж, она сумеет отблагодарить!

— Тем хуже для нее и для Александра тоже, если она снова будет рядом с ним.

— Лиза согласилась поехать с нами, Дмитрий, — сказала Надя, — а ты пока подлатай дом в Керловке.

— Да, дом совсем развалился, и работы займут месяца два, не меньше. Бóльшую часть года я поживу с сестрой, а пока поеду прямо в Петербург, похлопочу о переводе в полк папá. Так я мог бы заниматься воспитанием племянника и его делами.

— Маман уже знает? — поинтересовался Федор.

— Пока еще нет. Я собираюсь встретиться с ней. Лиза попросила меня рассказать ей обо всем… Полагаю, она расстроится, узнав, что сестра не оставила себе все состояние князя, хотя могла это сделать… Впрочем, ей придется смириться с этим.

Вошел слуга, и сказал, что какой-то человек ждет Федора в гостиной, и Лаврецкий торопливо удалился.

— Как бы я хотел поговорить с Карелиным по-братски, а не как с врагом, — тихо сказал Дмитрий, когда Федор был уже далеко. — Мне хотелось бы убедить его, что я действовал не со зла, а по ошибке, но он не в состоянии вести разговор.

— Он и сам понимает это, Дмитрий! — ответил Фредерик.

— Возможно, — вздохнул тот. — Если бы я мог исправить то зло, что причинил, если бы я мог снова соединить любящие сердца, ведь они, несмотря ни что продолжают любить друг друга… Не знаю как, но я должен попробовать!.. Князь так любит Лизу! Думаю, и она все еще любит его! — Дмитрий замолчал, думая, что как только останется один, поедет к князю. Он еще не знал, что произошло в Карелинке, просто ощущал острую потребность поговорить с князем по душам.