Имя ангелу – Лиза.

Лиза-а-а, Лиза, маленькая глупая девочка. Почему она не попросила помощи?

Ответ очевиден: отец был мертв, я – в больнице в тяжелом состоянии, у нас никогда не было слишком много денег, хотя мы и жили весьма неплохо по средним меркам, она понятия не имела, к кому пойти и что делать, а еще испугалась за Артема. Но Лиза, мать твою, почему не сказала раньше?!

Я не могу больше здесь находиться. Только делаю один звонок, потому что больше выбора для меня не существует. Меня переполняет такая злость, что я убил бы Герасимова голыми руками, и только сын, который не заслуживает остаться без отца, как остался я, останавливает от необдуманного поступка.

Но закрыть глаза и делать вид, что ничего не случилось, я не собираюсь.

– Вадим? Привет. Это я. Пускай в ход все, что нарыл. Утопи этого козла, чтобы захлебнулся в собственном дерьме, и чтобы я о нем больше не слышал. Только о Лизе ни слова.

– А о твоем отце?

– Да. Пусть будет, чем больше инфы, тем меньше шансов у ублюдка отмазаться.

Кажется, Вадим не меньше моего хочет добить Герасимова, и на несколько секунд я даже задумываюсь, почему. Впрочем, ноги уже сами несут меня вниз, в апартаменты. Я хочу видеть ее, я хочу с ней поговорить. Понятия не имею, что скажу, но Лиза – единственный человек, с которым говорить не тошно.

Единственный человек, которому пришлось в разы хуже, чем мне.

Лифт поднимает меня на нужный этаж. Я долго стою перед закрытой дверью, не решаясь войти. Что в такой ситуации вообще можно сказать?

«Привет, я тут узнал, что твой бывший убил моего отца. Это в корне меняет дело!».

«Привет, я тут узнал, что ты не хотела бросать нас с сыном, прости, что чуть не трахнул тебя вместе с приятелем, шантажировал и издевался».

«Привет, я уничтожу твоего бывшего, а ты, как переходящий трофей, снова моя».

– Привет…

Лиза резко распахивает дверь, ойкает от удивления и растерянно отступает на несколько шагов.

– Леша, ты что здесь делаешь?

За ее спиной я замечаю небольшую спортивную сумку. Нехорошее подозрение, как крошечный огонек на кончике фитиля свечи, разгорается в считанные секунды.

– А ты? Куда-то собралась?

– Я… – Лиза закусывает губу.

По одному ее виду я все понимаю, и внутри разливается горечь.

Опять убегает. Снова не верит, что я могу ей помочь. Снова предпочитает остаться одна, но не попросить о помощи.

– Что со мной не так? – спрашиваю я.

– Леш…

– Что не так, Лиза?! Почему ты не можешь прийти ко мне и рассказать, чего боишься?! Почему вместо этого ты опять сбегаешь?!

– Ты не понимаешь! Так будет лучше, я не должна была возвращаться. Мы не должны были… я не могу жить в твоей квартире, не могу пойти с тобой на вечеринку, не могу…

Она в отчаянии запускает руки в волосы и тихо стонет сквозь стиснутые зубы.

– Нельзя, Леш. Я так не могу. Я…

Замечаю в ее руке смартфон и резко, прежде, чем Лиза успевает его спрятать, хватаю ее за запястье. Разжимаю пальцы, прижимаю к датчику отпечатка безымянный, тот самый, где когда-то она носила мое кольцо, и открываю сообщения. Лиза пытается вырваться, но в ней совсем мало сил, а в непосредственной близости можно заметить следы слез и неестественную бледность. Нет, она не просто испугалась приглашения на свидание.

Она получила сообщение.

«Мы ведь договаривались, Лиза. Мне не нравится твоя близость к бывшему муженьку. Может, до тебя лучше дойдет, если ты будешь бегать к нему на могилку, а не в спальню?».

Мне кажется, будто это сообщение – от меня. Во всяком случае, Лиза смотрит на меня так, словно это я его прислал, а теперь появился на пороге ее квартиры. На меня еще никогда не смотрели с таким ужасом и обреченной усталостью. Я вообще не был тираном в работе, не собирался никого запугивать, как это делал отец. Бизнес нужен был мне, чтобы выжить, вытеснить все мысли о Лизе и дать ребенку достойное будущее. Я никогда не вкладывал в него эмоции.

Поэтому со страхом на меня смотрели редко. В основном это делала Лиза – прискорбный факт из моей биографии, который даже в чем-то роднит нас с Михаилом Герасимовым.

Я делаю шаг вперед, оттесняя жену обратно в квартиру, и она нервно переступает с ноги на ногу, будто готовая в приступе отчаяния попытаться сбежать. Чем дольше я смотрю на нее, тем яснее понимаю, каким был идиотом, не видя состояния Лизы. Несколько лет жить в страхе, перебиваться с хлеба на воду, тянуться к сыну и знать, что подвергаешь его опасности, вздрагивать от звонков. Как она вообще не поехала крышей? И какую цену придется заплатить, чтобы вернуть мою Лизу?

Я окидываю взглядом жену, гостиную, брошенную на пол спортивную сумку.

– Леша, я могу все объяснить, я не хочу вас бросать, я очень вас люблю, но я не могу по-другому, я…

– Герасимов подстроил аварию и угрожал Артему, я читал вашу переписку.

Она замирает, а глаза становятся еще больше.

– Ты… читал? Как?

– ЛИЗА, БЛЯДЬ! – срываюсь я и в сердцах бью кулаком по стене.

Не знаю, что больше отрезвляет: боль или то, как она вздрагивает и отшатывается. Я тут же притягиваю ее к себе, пытаясь хотя бы жестом, объятием, убедить в том, что я ее не ударю, но это не так-то просто после того, что она пережила. Мне жаль маленькую сильную девочку, которая прошла через ад и теперь снова добровольно пытается в него вернуться.

Кажется, что если я ее отпущу, она и вправду останется на скамейке в морозном парке навсегда. У нее не хватит сил, их не бесконечное количество.

Только что с этим делать?

– Все, Лиз, хватит. Набегалась. Какая разница как, кто, зачем, почему? Дай уже кому-то разобраться с проблемами, которые тебе не по зубам.

Она мотает головой, но вырваться из моих рук не может. Или не хочет – меня устраивают оба варианта.

– Леш, у него очень много связей. Я слышала столько всего… он никогда не работал при мне, но даже обрывков разговоров хватило, чтобы понять, что связываться с ним не нужно и все это не шутки.

– Разумеется. Шутки кончились, когда он меня чуть инвалидом не оставил.

– Леша, не надо! Подумай об Артеме! У него же никого, кроме тебя, нет, он же…

Мне это надоедает, и в голову вдруг приходит безумная, но вполне рабочая идея. Я отстраняю Лизу от себя и окидываю взглядом упавшую на бок сумку.

– Вещи собрала? Молодец!

Подхватываю сумку и… жену.

В первые мгновения Лиза даже не пытается сопротивляться или кричать, в таком она шоке. Просто мир вдруг перевернулся, а ее несут на плече к лифту. Прямо в куртке, зимних ботинках, на одном из которых развязались шнурки.

– Куда ты меня тащишь?! Леша! Пусти!

– Ага, обязательно пущу.

– Леша, я серьезно, пусти! Немедленно поставь меня!

– Это мое здание, Лиза. Мой офис. Мои апартаменты. Я решаю, когда и куда тебя ставить. Сделай одолжение, помолчи, мне надо кое с кем созвониться.

Но это невозможно. Одной рукой я удерживаю брыкающуюся Лизу на плече, а в другой держу ее сумку, которую и рад бы выкинуть, да не могу – она ей еще пригодится. Меж тем Лиза, кажется, всерьез пугается. Она пытается высвободиться и в один момент, на глазах нескольких изумленных посетителей, едва не падает на пол. Взвизгивает и цепляется за меня, как утопающий за спасательный круг.

– Все? Навоевалась? Сделай одолжение, посиди спокойно, мне неудобно.

– Тогда поставь меня!

– Нет.

– Леша, пожалуйста, мы поговорим! Я не буду сбегать, только поставь!

– НЕТ! – рявкаю я, и Лиза затихает.

Таким незамысловатым бутербродом мы и подходим к машине, которую уже пригнали с парковки возле детского сада. Одним движением – Лиза легкая, как пушинка – я запихиваю ее в салон, ставлю туда сумку и запираю двери. Она напоминает мне маленького зверька, взъерошенного и напуганного. Со смесью страха и любопытства Лиза смотрит, как я сажусь за руль, и мы выезжаем с подземной парковки. Мне даже интересно, на сколько хватит ее молчания.

– Леша!

– Что?

– Куда мы едем?

– Увидишь, когда приедем!

– Мы же не домой? Не к тебе… Леш, не надо! Я так не могу, я…

Она осекается, потому что мы направляемся в совершенно противоположную от дома сторону. На ближайшие полчаса вопросы утихают, хотя спиной я чувствую ее пристальный взгляд. А сердцем – панику. Но прежде, чем я расскажу, куда мы направляемся, надо убедиться, что все получится.

Лизу жалко. Так сильно жалко, что когда она перестает вглядываться в лобовое стекло, пытаясь понять, куда мы едем, и прячет лицо в коленях, я съезжаю на обочину, благо машин совсем нет. В окна бьются крупные пушистые снежинки.

Скоро Новый Год.

– Лиз.

Она только всхлипывает. Очень легко представить ее в номере шикарного отеля у океана, измученную и несчастную.

– Глупая ты, Лиза.

– Что мне было делать?! Ты был в больнице, Кирилл Сергеевич погиб! Что?!

– Рассказать мне еще тогда, когда он начал тебя преследовать. Вместо этого ты улыбалась, делала вид, что все нормально и учила ребенка звонить в службу спасения.

– Я не думала, что все так серьезно. И у вас были проблемы, не хватало еще, чтобы ты бросился решать мои.

– Вот уж действительно. Решила так решила.

– Ты прав, – тихо говорит она. – Это я виновата. Из-за меня убили твоего отца. Было бы лучше, если бы мы вообще не встретились.

– Напомни, почему мы называем сына Темычем.

Лиза поднимает голову, на миг оторвавшись от слез и самобичевания.

– Что?

– Почему мы называем сына Темычем, ты помнишь?

Сквозь слезы она слабо улыбается.

– В садике был охранник Михаил Михайлович, все звали его просто Михалыч. Темка решил, что это такое сокращение имени и везде стал представляться Темычем.