– Мне очень нравится твоя идея, но нет. Хотя я поищу такие отели в интернете, у меня скоро отпуск. Это реабилитационный центр.

Я замираю. С недоверием смотрю на мужа, а потом инстинктивно отступаю на шаг.

– Реабилитаци… что?! Леша, ты что, привез меня в психушку?!

– Это не психушка. Это центр для жертв насилия. Что-то типа санатория. Лиза!

– Что?! Ты мог спросить?! Мне не нужен врач!

– Нужен, мать твою! – рычит он. – Ты сегодня снова собиралась сбежать, увидев одну смску! Ты не видишь себя со стороны! Не видишь, как ведешь себя в постели. Как боишься резких движений. Прячешь от меня спину. Вздрагиваешь от громких звуков, пугаешься звонков и сообщений.

– Я могу с этим справиться!

– Нет, Лиза, не можешь. А главное то, что не должна. У меня теперь достаточно денег, чтобы не только спрятать тебя, но и вытащить из этого дерьма. Это не психушка и не клиника в принципе. Здесь прекрасные люксы с видом на лес. Шикарное питание в ресторане, средиземноморская кухня посреди снега и елок. Есть спа, тренажерка, косметологи и все остальное. И хорошие психологи, которые умеют работать с такими травмами.

Я делаю то, что привыкла: прячусь. Захожу за машину и сажусь прямо на снег, пряча лицо в коленях. Мне за шиворот попадают ледяные снежинки, тают на коже, еще хранящей тепло мужа. Хруст свежего снега возвещает о приближении Лешки.

– Лиз, – он садится на корточки рядом, – ты ведь знаешь, что надо. Ты не справишься, а я не хочу уезжать на работу и бояться, что вернусь в пустой дом. Я хочу поехать с тобой на море и смотреть на тебя в купальнике, который ты сейчас даже под дулом пистолета не наденешь. Я хочу заниматься с тобой сексом и не бояться напомнить об этом мудаке. Хотя бы попробуй, Лиз… не понравится – заберу тебя, как только позвонишь. Одну ночь, ладно? Сегодня поспишь, подумаешь, сходите на завтрак, а к завтрашнему вечеру решишь. Захочешь – я приеду, вернемся в город. А если понравится, то я разберусь с работой и приеду на Новый Год. Отметим его тихо, в люксе с видом на лес. Что ты хочешь на новый год в подарок?

– Темку… хочу увидеть Темку.

– Поднимайся. Давай-давай, идем внутрь.

Леше ничего не стоит поставить меня на ноги и дотащить до входа, но он терпеливо дожидается, пока я, пошатываясь, выпрямлюсь. Мне стыдно смотреть на него и больше всего на свете хочется спрятаться в уютную темную норку. Он прав, я не справлюсь, потому что у меня больше не осталось сил.

Только вряд ли они прибавятся, страх за сына не вылечить на сеансе у психолога и не заглушить в спа и ресторане.

– Здесь один минус: бывает скучновато, – говорит Леша, пока мы поднимаемся по ступенькам.

Он открывает передо мной дверь – и нас встречает умопомрачительный аромат мандаринов, хвои и шоколада. Центр и вправду выглядит как отель: в небольшом холле на ресепшен сидит миловидная девушка, там же стоят вазочки с угощениями. Из-за огромной пушистой елки холл кажется совсем маленьким.

– Поэтому пришлось привезти тебе развлечение, – меж тем Леша продолжает говорить, вытаскивая меня из раздумий.

– Какое еще развлечение?

– Мама! – слышу я за спиной.

Накатывает страшная слабость. Перед глазами взрывается рой черных точек, и Леша подхватывает меня под локоть, одновременно толкая к дивану.

– Нет, конечно, тебе не нужен психолог. Совсем не нужен, да.

И вот я сижу на диване, а передо мной стоит мой сын. Я впервые за долгие годы вижу его так близко. Еще не осознав, что больше не нужно бегать и прятаться, я по инерции жадно всматриваюсь в его черты, стараясь как можно больше запомнить. У Артема темные волосы и папин нос, но мои глаза и удивительно открытая улыбка.

– Мамочка! – Он лезет обниматься.

Словно ничего не было.

Словно я не бросила его у чужих людей.

– Ты приехала! Ты привезла мне «Сокол»!

– Темка…

Я вдыхаю родной запах, собственного ребенка, крепко прижимаю его к себе и… понятия не имею, как буду дальше жить. Ты ждешь злости, обиды, потому что по всем законам мама ушла, и ей нет оправдания. А вместо этого сын виснет у тебя на шее, и становится ужасно стыдно за то, что ты так сильно его напугала.

– Прости, малыш, – тихо, чтобы не слышал даже Леша, шепчу я. – Обещаю, что больше никуда не уеду. Никогда тебя не брошу.

Хотя, кажется, Леша все же слышит. Но почему-то делает вид, что нет.

***

– Мам, а мы пойдем кататься на коньках? А можно я погуляю?

– Малыш, посмотри, какой снег за окном! Уже поздно. Давай погуляем утром?

– Ну, ладно. А можно мне яблоко?

– Конечно. Почистить?

– Нет, ты что, я же большой! Я ем так!

Темка с аппетитом вгрызается в яблоко.

– Извини. Я забыла.

– А папа уже доехал?

– Да. Он ложится спать, ему завтра на работу.

Мне бы тоже стоит начать готовиться ко сну, но я не могу пошевелиться. Я вообще ощущаю себя словно в каком-то сне. У нас шикарный двухэтажный номер. Наверху две смежные спальни, внизу – гостиная с огромным телеком и приставкой. Из окон открывается изумительный вид на заснеженный лес. Здание было бы совсем не похоже на реабилитационный центр, если бы не решетки на окнах. Безусловно изящные, очень аутентичные… но словно напоминающие о том, что все может быть намного хуже.

Здесь наверняка есть постояльцы, жизнь которых была адом. А я в него лишь заглянула, и сейчас мне протянули спасительную соломинку. Где-то на тумбочке лежит мое расписание на завтра: встреча с психологом, прием у терапевта, анализ крови и все такое. Для Темки тоже нашли программу: его ждут ингаляции, минеральные ванны, ароматерапия и занятия у детского психолога. Леша говорит не обольщаться, что Темка так легко принял мое возвращение. И не пренебрегать детским психологом. Я совсем не против.

Странно, я словно забыла, как это: быть матерью. Сын бесится в гостиной, играет с дурацким пластиковым кораблем, а я неотрывно смотрю на него. Сил хватает только на одно: не плакать. Я испугаю Артема, если начну рыдать. Хотя этого хочется больше всего на свете. Одновременно от облегчения и страха.

– Тем, пора спать. Завтра рано вставать на завтрак.

– Еще пят мину-у-ут.

Господи! Только бы слышать его голос всегда! Даже такой, канючащий и умоляющий.

– Хорошо. Я пока что расправлю постель.

Мне никогда не быть правильной матерью, наверное, потому что я не нахожу в себе сил отправить сына в его комнату. Хотя и должна – так пишут в умных книжках.

– Артем… а хочешь, ляжем вместе? Здесь большая кровать.

– Да-а-а! – и непонятно, то ли это вопль соскучившегося ребенка, то ли именно сейчас «Сокол тысячелетия» терпит крушение.

У нас есть десять дней вдали от города, чтобы наверстать упущенные годы. Реально ли это? Не знаю. Но, кажется, я неплохо справляюсь для девушки, больше двух лет не видевшей сына. Мы вместе умываемся и смеемся, кривляясь перед зеркалом в ванной. А потом пьем чай прямо в постели, наслаждаясь запретным плодом – я строго запрещала таскать еду в комнату, и Лешка, кажется, придерживался той же политики.

А потом Артема клонит в сон. Свернувшись клубочком, он засыпает на середине постели. И я вслушиваюсь в его дыхание. Как в детстве, когда он болел, а я не могла спать, ежечасно проверяя температуру. Сейчас я просто глажу его по голове, слушаю размеренное сопение и наконец-то могу поплакать. Сын не видит, как по щекам катятся слезы, а я только стараюсь не всхлипывать и не шмыгать носом.

Мигает экран телефона – он на беззвуке, но лежит рядом и светится непрочитанным сообщением.

«Спишь?».

«Нет».

«А чего делаете? Темыч угомонился?».

«Спит. Не смогла положить его в смежной комнате, лежим вместе».

«Значит, претендует на мое место? Бой будет нелегкий. Я же вернусь и потребую свою законную подушку рядом с женой».

«С женой? А я думала, мы в разводе».

«Вот как? Интересно. Хочешь, чтобы я сделал тебе предложение еще раз? Ты коварная женщина, Елизавета».

«Не хочу. Хочу, чтобы ты был рядом. Можно без предложения. Просто рядом. Я так по вам скучала, что ощущение, будто проснусь – и ничего этого нет».

«Не проснешься».

…

«Тьфу… ты меня поняла. Мы – есть. Хрен куда больше сбежишь, поняла?».

«Поняла. Только будь осторожен, пожалуйста. Леша, ПОЖАЛУЙСТА. Вернись к нам. Живым и невредимым. Не бросай, ладно? Не лезь к нему».

«Успокойся, все норм. Уголовное дело возбудили, говорят, следак прыгал от счастья и уже предвкушает повышение в звании. Правда, твой мудак сбежал, но он объявлен в федеральный розыск, ведут разговор с интерполом, потому что он, оказывается, прикончил еще и какую-то видную шишку из ЕС. Так что ему не спрятаться. Финита ля хуйня, как говорится».

«И все равно будь осторожен. Пожалуйста!».

«Хорошо, Лиза, я буду осторожен. Не пренебрегай терапией, пожалуйста, а к Новому году я приеду и мы вместе как следует оторвемся. И, возможно, я что-нибудь придумаю с разводом… хотя оставим это на личную беседу».

«Я тебя люблю. Спасибо, что не отказался от меня. И прости, что отказалась я».

«Ты не отказалась. Но это тебе тоже объяснит психолог. А теперь представь, что я тебя целую на ночь. И только потому что рядом ребенок ограничиваюсь этим. Но ребенок уснет, а в номере есть диван… ты помнишь, каково это? Бояться, что нас поймают на горячем?»

Теперь я уже не плачу, а смеюсь. Сейчас это еще страшнее, ведь Темка совсем взрослый.

«Будь хорошей девочкой, Лиза, слушайся докторов и отдыхай. Присылай мне фотки. Они помогут дотянуть до встречи с вами. Спокойной ночи».

«Спокойной ночи».

Во сне Артемка что-то бормочет и жмется ко мне. Кажется, что обняв его, я смогу защитить от всего мира. Это ночь навевает опасную уверенность в том, что никакая сила не отнимет у меня больше сына.