Гузель Магдеева - Неподчинение

Я понимала, что меня буквально везут прощаться с ребёнком, которого я сама приговорила. Но мне надо быть сильной. Ясмин нужна мама. Нормальная мама.

Там, уже в гинекологии, в дорогой, элитной даже клинике, в которой меня недавно обследовали, я поняла, что так вцепилась в футболку Руслана, что она впилась ему в шею, оставив на коже красные борозды. Пальцы разжались с трудом.

— Я, — говорю Руслану, когда он заботливо усаживает меня на мягкую кушетку. — Я хотела от него избавиться, я должна тебе это сказать…

О, я многое должна ему сказать. Например о Ясмин. Может, этот случай был подходящим, но я думаю только о том, что чувствую, как сжимается в спазмах матка, чувствую, как мягкими толчками из меня выходит кровь, впитывается в толстую, выданную медсестрой прокладку.

— Заяц, я все равно… — мне думается, мечтается, что он скажет "люблю". Всё равно люблю. Но такого он не скажет, серый волк, не верящий в счастливое будущее с мелкой зайкой. Не сказал. — Я все равно тебя поддержу. Чтобы ты не сделала… Я сегодня рядом буду. Не уйду.

И уходит. Не совсем, нет. Уходит требовать моего врача, который лучший здесь, иного мне не положено. Он сейчас на операции, делает аборт. Обрывает чью-то маленькую жизнь. Если бы все пошло по плану, я бы сама к нему пошла… Руслан ушёл и я снова задыхаюсь.

Воздух словно сгущается. Он пахнет сладко и липко. Дыши, говорю себе. Вдыхаю тягучую смесь кокоса, в котором чувствую пряно-медовые ноты. Слишком сладко. Слишком знакомо. Паника накатывает сразу. Дверь соседнего кабинета закрыта, но я поднимаюсь и на ватных ногах иду. Приоткрываю дверь, приникаю, благо петли в этом месте смазаны отлично и не скрипят.

Потому что я знаю этот запах. Духи Алисы, спутать я не могла.

— Вы уверены? — голос звучит тихо, но я его узнаю. — Пересдача анализа не изменит ничего?

Врач что-то отвечает, но я уже не слышу слов. Меня стискивает очередным спазмом, капля коричнево-алой крови, прорвавшая преграду стекает по ноге, расчерчивает её надвое.

— Зайнаб! — Руслан говорит моё имя полностью, и я даже не сразу понимаю, что он обращается ко мне. — Какого, блядь, хрена ты встала?

За грубыми словами неуклюжая забота. Испугался за меня. Бросился ко мне, вокруг сразу все засуетились и мне кажется, что он привёл всех. Но мне никто не нужен, только Руслан. Меня сразу же в кабинет несут, втыкают в палец иголку, беря анализы, словно мало из меня крови вытекло.

— Там Алиса, — говорю я Руслану. — Прямо в соседнем кабинете. Я чувствую её духи.

Руслан морщит лоб. Он не хочет меня покидать, не сейчас.

— Тебе просто показалось, — наконец, говорит он. — Не может быть. Мощные лекарства, стресс…

Берет меня за руку. Я закрываю глаза и вдруг, неожиданно для самой себя обещаю стать сильной. Для себя. Для Ясмин. И ни один человек, неважно, люблю я его или ненавижу, не посмеет сказать, что мне просто показалось.

Дверь в очередной раз открывается, впуская женщину с подносом, на котором тихонько звенят стерильные, прикрытые салфеткой инструменты. Я оглядываюсь, поворачиваю голову. И вижу её.

Она в медицинской маске, а волосы непривычно в косу заплетены. Но я сразу узнаю этот оценивающий взгляд. И смотрит Алиса на меня. Но меня скручивает очередным спазмом боли и весь мир перестаёт существовать. Только то, что происходит сейчас со мной, только моя ладонь, крепко сжатая огромной рукой моего личного серого волка.

— Отторжение, — говорит врач. — Плодное яйцо…

Я не слышу её слов. Я понимаю только то, что страшно терять ребёнка. Даже если он размером с горошинку. Даже если я сама хотела от него отказаться.

— Никаких шансов? — спрашивает Руслан неожиданно надтреснутым голосом.

Он поддержал бы меня, да. Но в его вопросе столько дикой, неоправданной надежды, что мне становится горько.

Я снова не справилась.

— Нет, — качают головой в ответ. — Мы сейчас дадим ей препараты, чтобы все прошло, как можно скорее. Срок очень маленький, вы быстро придёте в норму. Вы сможете ещё завести детей…

Становится ещё горше. Потому что Руслан не хочет нашего будущего, не даёт шанса. Потому что я золотая девочка. Потому что так правильно.

Но он ещё не знает, что Ясмин есть не только у меня. Она есть — у нас.

Я теряю своего нечаянного ребёнка долго. Всего семь дней, но поверьте мне, это синоним вечности. Капля за каплей. Медленно и неостановимо. Безнадёжно.

Всё эти дни я смотрю в потолок. Он идеально белый, я была бы рада найти хоть одно пятнышко, трещинку, что угодно, чтобы зацепиться за неё взглядом, но не нахожу.

Из моей руки торчит капельница. А вторую мою руку тихонько поглаживает Руслан. Он рядом. Не ушёл. Небритый, оброс совсем. Врачи выгоняют, но он возвращается. Один раз приехал, а у него кончики волос ещё влажные — так ко мне спешил. Я коснулась их и сердце сжалось.

Потому что я позволила себе думать. А если…если бы он был тогда со мной? Может никакой токсикоз, чужая страна, никакие опухшие ноги не помешали бы мне быть счастливой? И не было бы безликих клиник в моей жизни, дутых диагнозов, никакой дряни бы не было. И я была бы сильной. И не теряла бы сейчас своего малыша.

— Я почитаю, — сообщил Руслан, вынимая потрепанный томик. — Миссис Феррарc умерла в ночь с 16 на 17 сентября, в четверг. За мной прислали в восемь утра, в пятницу, семнадцатого…

— Что это? — Слабо улыбнулась я.

Даже на локтях приподнялась, заинтересовавшись. Сегодня уже седьмой день пошёл, кровь из меня больше не текла, боль прекратилсь, но легче не стало.

— Так Агата Кристи, — сообщил он. — Делать мне было уже нечего: она скончалась за несколько часов до моего прихода…

А я подумала — если и существует для меня лекарство, то это оно и есть. Руслан Сафин.



За эти дни волос седых прибавилось. Я на себя даже не глядел, а тут, пока по телефону разговаривал, заметил свое отражение в боковом зеркале автомобиля. Серебрится башка, оброс весь.

Я и чувствую себя в какой-то момент если не старым, то уже уставшим. Особенно, когда думаю о том ребенке, что потеряла Зай.

Вроде, его и не было толком, черная точка на фоне экрана УЗИ, несколько капель крови на полу, цифры напротив анализов — но он ощущался. Как что-то большое и очень-очень важное. Порой, интуиция меня обманывала, но сейчас я был уверен, что этот нерожденный ребенок — мой. И это было больно, терять часть себя, но куда больнее было Зай.

Я пытался сделать все, чтобы она не закрылась снова в свою ракушку. Иногда мне казалось, она ускользает. Прячется внутри себя, отгораживаясь от внешнего мира пустым взглядом темных глаз, и тогда мурашки пробирали оттого, насколько Зай хрупка.

Хреново было чувствовать себя беспомощным. Я никак не мог повлиять на нее, заставить чужой организм слушаться и делать, что нужно.

Я старался быть рядом, держал за руку, читал книги, смотрел, как она спит. Темные ресницы порой трепетали, словно ей снилось что-то страшное, и я чуть сильнее сжимал тонкое запястье, чуть выше которого постоянно торчал катетер.

Дел накопилось много, но я обещал ей быть рядом.

Больничным духом были наполнены лёгкие, запах хлорамина и чего-то тошнотворно-сладкого, и как не старайся, он не выветривается из вещей долго.

Бабки решают многое, и первым делом я договорился о том, чтобы меня пускали в эту палату в любое время. Приемные часы, неприемные, не ебет.

У меня должен быть доступ в эту дорогущую клинику, а возле дверей Зай сидел всегда кто-то из моих людей.

Но все равно свербило, где-то в районе позвонков. Казалось, не дожимаю в плане безопасности. И потому, когда Зай только про Алису завела разговор, я сразу, как смог, начал выяснять, что да как.

Первым делом — в кабинет к врачам. Спросил имя-фамилию того человека, что заходил к ним. Не Алиса, Олеся оказалась, подумал, вдруг Зайнаб ошиблась? В таком состоянии, как она была, это нетрудно.

Я ждал Зай. Когда можно будет отвезти ее к родственникам, обратно в дом эби. Там охраны целый табун, не меньше, чем Шакировских баранов. Бабушке и маме пока ни о чем не рассказывать, с Ясмин Таир слово взял не говорить с родными о папе. Та — кремень девчонка, своих не сдает. Играет с сестрами, Зай видео показала, а сама, на дочку глядя, расцветала буквально. Столько нежности во взгляде.

Зай выписать должны были завтра, и мы сразу, никуда не заезжая, собирались в ее родной город. На трёх машинах, с охраной, — в дороге отбить ее будет проще, весь путь сплошная опасность. От Бикбаевых я ожидал всякого, если отец просто мразота, то его выродок ещё и ебанутый на всю голову.

Я решил заскочить сегодня к ней, несмотря на то, что опять из телика ко мне в центр пожаловали, еду из ресторана заказал. Немного глупо себя чувствовал, ожидая, когда упакуют заказ, точно на свидание собираюсь. Но Зай хотелось баловать.

Шел по коридору, на плечах накидка, местный халат ни один не сходится. В руках пакеты, из бумажного пахнет мясом — пусть ест, после кровопотери мясо жрать самое то.

На посту Игорек должен был сидеть, но я его не заметил. Стул пустой, куртка сверху лежит. Нахмурился, — придет, пизды получит за то, что работу свою не выполняет.

Сердцу было неспокойно, распахнул резко дверь: Зай на месте, сидит, в окно смотрит, хмурится.

Меня увидела, улыбнулась, — не ждала, я предупредил всех, что занят буду. На душе от улыбки одной, черт возьми, хорошо сразу так. Тепло.

— Где Игорёк? — спросил первым делом, Зай плечами пожала.

— Может, с медсёстрами флиртует. Они тут глаз на парней положили.

Сделал себе мысленно пометку, что яйца оторву кобелям этим. Достал еду, контейнер с огромным стейком сразу открыл, пусть ест, не доверяю я больничным харчам, даже элитным.