– Что? Какого…

Он так резко хватает меня за шею, что я даже не успеваю сделать вдох, и теперь жадно глотаю воздух, пытаясь насытить легкие. Келлан приближает свое лицо к моему.

– Я сказал, что не закончил, а ты снова напрашиваешься, чтобы тебе заткнули рот. – В секунду его грозный взгляд наполняется удовлетворенной догадкой. – Кажется, я знаю, как это исправить.

Он встает с банкетки, берет меня за лодыжки и двигает к краю, потом переступает через меня одной ногой, и вот уже в нескольких сантиметрах от меня нависает его снова твердый член. Машина какая-то, а не человек.

– Открой рот, – приказывает он, хватая меня за волосы и оттягивая голову назад.

– Я устала, – произношу с вызовом в голосе. – Хочу поехать домой. Сессия закончилась.

– Она закончится, когда я скажу, – рычит Келлан и нажимает на мой подбородок, раскрывая мне рот.

Чувствую себя похотливой самкой, потому что тело снова изнывает от желания. Внизу живота томительно тянет, требуя облегчения. Я открываю рот и Келлан медленно погружает горячий орган мне в рот. Прикрываю глаза и стону от удовольствия. Он словно стальной стержень, обтянутый самым изысканным бархатом. И я с удивлением обнаруживаю, что впервые в жизни мне нравится облизывать член. Нравится то, как он смотрит на меня с голодом и жаждой. И вот она: власть сабмиссив над своим Домом, в чистом ее виде. Я подключаю язык и, не сводя взгляда с напряженного лица Келлана, принимаю все, что он мне дает. Сначала он двигается медленно, как будто позволяет мне распробовать его. А потом ускоряется и входит глубже. По моим щекам стекают слезы, я едва успеваю вдохнуть, но ни на секунду не отстраняюсь, потому что хочу его целиком. Хочу поставить Келлана на колени и заставить поклоняться мне.

Он рычит что-то нечленораздельное, пока вколачивается в меня. А потом резко выходит и я хватаю ртом воздух, которого мне так не хватало. Он поднимает меня на ноги, и я обнаруживаю, что они трясутся. Келлан ставит меня на колени на твердый пол, наклоняет так, что я упираюсь лбом и ладонями в банкетку. Шуршит упаковка, а следующее, что я чувствую, это как он врывается в меня. Мое тело практически немеет и оседает от такого напора. У меня энергия на исходе и я едва держусь. Понимаю, что меня начинает трясти, когда Келлан кладет руку мне на шею и задирает мою голову так, что спина выгибается дугой.

Мне становится жарко. И снова слишком много ощущений. Провисающая цепочка тянет болезненно чувствительные соски вниз, усиливая ощущения с каждым толчком сзади. Внутри меня тесно и мокро, на шее укусы перемежаются поцелуями и хриплым неразборчивым шепотом. Когда ко мне подкрадывается оргазм от безжалостных шлепков Абрамса по чувствительной коже моей попки, его резких толчков и этой гребаной цепочки, ноги слабеют. Но Келлан подхватывает второй рукой за талию и прижимает к себе, продолжая неустанно вдалбливаться в меня, как отбойный молоток.

– Еще немного маленькая, потерпи еще чуть-чуть, – хрипит он мне в ухо, пока я рассматриваю за закрытыми веками цветные фейерверки от переполняющих ощущений.

– Не могу больше, – хнычу я, и из моих глаз внезапно начинают литься слезы. Мне так горько и больно, как будто я похоронила в этом оргазме самое дорогое – саму себя.

– Можешь, Одри. Ты можешь, – со стоном произносит он, ускоряясь. Неужели он может делать это еще быстрее?

Я буквально обвисаю на его руках обессиленная, и через несколько взрывающих мой мир минут он наконец кончает. Никогда не думала, что мужчина может вымотать меня так сильно, что я даже на коленях удержаться не могу. Меня начинает бить мелкая дрожь, когда Келлан выходит из меня. Он быстро избавляется от презерватива, поднимает меня на руки и несет к большой кровати, застеленной мягким теплым пледом. Мне холодно и я хочу спать. Ну почему сейчас я не могу поднять веки и взять себя в руки? Никогда еще не было такого в клубе, например, чтобы я не могла после секса двигаться и мне хотелось плакать сутки напролет. Я не плачу. Никогда. А сейчас как будто прорвало лавину.

Келлан укладывает меня на кровать.

– Потерпи еще пару секунд, – мягко произносит он, а потом наклоняется и тянет руки к зажимам. Мне хочется кричать, чтобы он этого не делал, но выходит только хрип.

– Не надо.

– Ш-ш-ш, тихо, Одри, сейчас все закончится.

Когда он аккуратно стягивает зажимы, я начинаю рыдать. Это больно, чертовски больно. Но я плачу от облегчения, что все наконец закончилось. Я не знаю, что чувствую. Слабость? Унижение? Боль? Черт, я чувствую горе настолько сильное, что готова сделать первый шаг к черной депрессии, которая приведет к суициду. Мне настолько больно, что все внутренности скручивает в тугой узел, который своими шершавыми краями грозит протереть кожу до дыр.

Как только Келлан избавляет меня от зажимов, сбрасывает мои туфли, снова берет на руки, крепко прижимает к себе и укрывает нас пледом. Меня обволакивает его мужественным запахом и теплом. Во рту собирается горечь от того, насколько я слаба и глупа. Мне казалось, что это пройдет, как обычная сессия, где я управляю процессом. Но в нашей с Келланом встрече нет ничего простого. И, кажется, никогда не будет.

Он прижимает меня к себе одной рукой, пока второй гладит по голове и целует меня в макушку. Мелкие, но долгие поцелуи, он вдыхает запах моих волос и тихо шепчет:

– Ш-ш-ш, маленькая, все позади. Ты справилась.

Мы сидим так, наверное, вечность. Мои слезы высохли, оставив по себе чувство безграничной потери. Внутри меня теперь только опустошение и боль. Я впервые испытываю такое сильно чувство горя, которое разрывает сердце на мелкие осколки. Но объятия чужого мне мужчины каким-то чудесным образом утешают, заставляют чувствовать себя в безопасности.

Меня перестало трясти и ко мне начала возвращаться трезвость рассуждений. Теперь я сижу на коленях Келлана в его крепких объятиях, и пытаюсь понять, как дошло до того, что я полностью утратила контроль над своими эмоциями. Даже в минуты сильных потрясений со мной такого никогда не случалось! А теперь я разобрана, словно отслужившая кукла. Как будто мои конечности отделили от тела и прокрутили в блендере.

Но по мере возвращения в реальность я начинаю чувствовать, как будто заново возрождаюсь. Мое тело ноет после всех испытаний, которым меня подверг Келлан. Но мне так уютно и комфортно, что я осознаю, что это того стоило. И эти мысли, черт возьми, пугают. Я понимаю, что как только мы вошли в эту комнату, я перестала думать. Действительно отключила любые мысли в своей голове. Отпустила себя настолько, что забыла свое имя. И это ощущается как свобода. Как жизнь. Да, как будто он вдохнул меня новую жизнь.

Постепенно состояние вселенского горя отступает, и его сменяет чувство эйфории и легкости. С удивлением отмечаю, что мне нравится находиться в руках Келлана. Что его сила позволяет мне быть слабой. Достаточно просто отдаться его воле и плыть по течению.

Но это не я. Я другая. Контролирующая. Властная. Ненавидящая мужчин из нашего общества.

Позволяю себе еще немного понежиться в руках Мастера, а потом медленно отстраняюсь, давая ему понять, что пришла в себя. Келлан напоследок крепко сжимает меня, вдыхает запах моих волос, а потом отпускает. Я слезаю с его коленей и на трясущихся ногах иду к своим туфлям. Наклоняюсь, поднимаю их и плетусь прочь из комнаты.

– Разве я сказал, что сессия окончена, саба? – несется мне в спину грубый голос.

И мне бы хотелось задрать подбородок и послать его к черту, сесть в свою машину и унестись в ночь. Но я Доминатрикс и прекрасно осознаю последствия такого поступка во время сессии, и я вряд ли смогу их выдержать. А произносить стоп-слово ниже моего достоинства. Поэтому я роняю туфли на пол, поворачиваюсь к Мастеру и опускаюсь на колени, опустив голову.

– Простите, сэр, – цежу я сквозь зубы.

Я слышу раскатистый смех, а потом замечаю возле своих коленей голые ступни Келлана. Он гладит меня по голове и, черт раздери, мне это нравится. По коже бегут мурашки, растекаясь теплом на спине. Я убеждаю себя, что это всего лишь последствия полного удовлетворения, которого я была лишена уже давно. Мой секс с Андре был прекрасен, но это был просто секс. А мне хотелось такого, чтобы душу разорвало в клочья от переполняющих ощущений. Теперь же они выплескиваются из меня как из слишком маленького сосуда, в который пытаются влить целый баррель.

– Хреновая из тебя саба, своенравная Одри, – негромко произносит Келлан, а мне почему-то хочется смеяться вместе с ним.

– Могу я уже идти, сэр? – спрашиваю я.

– Да, Одри, теперь ты можешь идти. – Спустя несколько секунд молчания он добавляет: – Сессия окончена, милая.

Когда я поднимаюсь на ноги, захватывая с пола туфли, Келлан снова встает передо мной во всем своем обнаженном великолепии. Позволяю себе скользнуть глазами по крепким ногам, задерживаюсь на несколько секунд на большом – даже в спокойном состоянии – члене, V-образной мышце, которая указывает на объект вожделения, пресс с кубиками, которые хочется облизать. Широкая грудь, покрытая редкой растительностью, крепкие плечи, шея и, наконец, его по-мужски безупречное лицо. Он и правда идеальный, если не думать о том, что он властный ублюдок, который смотрит на женщин как на предмет приобретения, годный только для удовлетворения его базовых потребностей.

Келлан поднимает руку и проводит большим пальцем по моим припухшим от его напора губам. Он внимательно следит за своим движением, а я – за его глазами, которые снова стали темными, а взгляд – сосредоточенным. Я не хочу продолжения и хочу одновременно. Понимаю, что еще одну сессию сегодня не выдержу, но то, как скручивает внизу живота, и горит лицо, не особо оставляет мне выбор. Я высовываю язык и намеренно провожу им по подушечке его пальца. Челюсть Келлана сжимается. Он поджимает губы, позволяя мне засосать его палец в рот и сосать, обводя языком.

Какого черта я вытворяю?

Зависаю так на несколько минут, наслаждаясь его вкусом и тем, как еще сильнее темнеют его глаза. И буквально за мгновение до того, как он объявит начало следующей сессии, я выпускаю его палец. Мы стоим несколько долгих секунд, глядя друг на друга. Наше дыхание затруднено, сердце в моей груди колотится так быстро, словно превратилось в птичку колибри и перебирает своими крылышками, задевая внутренности. Почему я так трепещу перед ним? Что в нем такого особенного? Только лишь пара оргазмов, высосавших из меня все соки.