Она кивает и прежде, чем я убираю руку, успевает прихватить губами кожу у меня на запястье. Я подношу отметку поцелуя к губам и затыкаю ею рот, когда Кира снова всасывает мой член, на этот раз так туго и жестко, что яйца вот-вот превратятся в камни.

Мне нужен кислородный баллон. Хоть на полвздоха, потому что сам я уже никак.

Меня неумолимо несет в какую-то невесомость, словно метеорит. И когда чувствую, как трусь головкой о ее теплое небо — просто раскалываюсь. Где-то там остается терпение, потребность растянуть удовольствие. Во мне нет ничего, я до краев наполнен необходимостью принадлежать ей. Зависим от твердого языка.

Окончательно подсел на эту исполнительную старательность прилежной девочки.

— Еще раз…

И она окунает меня в свой рот почти до самого горла. Делает непроизвольный судорожный глоток.

— Не останавливайся, или я сдохну.

Я громко матерюсь, кажется, самыми погаными словами. Но тормоза остались там, на рельсах, а я же размазан по каменной стене, растерт до бесполезного хлама. Лишен воли.

Кира помогает себе руками, смелеет, как будто чувствует, что я полностью в ее власти, в этих тонких ладонях и жалящих пальцах, и словно припомнив старые обиды, скользит зубами по набухшим венам. Я должен бы протрезветь от порции боли, но кажется, снова прошу еще.

Пот градом катится по позвоночнику, голова гудит от ударов сердца в виски.

Кира сладко стонет — и я до крови во рту закусываю свое запястье. Кажется, без этого мой крик оглушит нас обоих.

Оргазм прожигает мелкой лазерной сеткой. Превращает в тысячи кусков, в каждом из которых бьется сердце и на всю катушку работает генератор удовольствия.

На одних только инстинктах, тело само толкается вперед, бедра загоняют член почти до самого основания, и чтобы не прижать ее голову сильнее, не испугать, цепляюсь второй рукой себе в волосы. Клок между пальцами точно останется.

Это словно оказаться в эпицентре атомного взрыва.

Это словно упасть в небо, и уколоться об каждую из звезд.

Понятия не имею, сколько стою вот так: навалившись лопатками на стену, с совершенно пустой головой и странным облегчением, от которого по коже словно запускают комфортно приятные удары тока, как на чертовой медицинской процедуре.

Но когда до меня доходит, что пора перестать корчить размазанный по стенке томат, я замечаю, что Кира потихоньку поднялась и пятится к стулу. И прячет взгляд, словно ждет, что я буду ее отчитывать.

За секунду натягиваю штаны и тянусь к ней, хоть рубашка чертовски мешает и сковывает движения. Успеваю схватить Киру до того, как она отодвигается, прижимаю ее к себе и почти силой прижимаю ее голову к своей груди. Она не сопротивляется, не пытается укусить, просто с облегчением выдыхает. Как жаль, что невозможно залезть в ее голову и подслушать мысли.

Кира поднимает руки, обхватывает меня за талию, и я чувствую, как кончик ее трется о мою кожу. И непроизвольно вздрагиваю, потому что щекотно.

— Мы обнимаемся, Эл, — почти торжественным шепотом сообщает Кира, и я вместо ответа зарываюсь носом в ее волосы на макушке.

Даже сволочам после такого феерического минета хочется тепла и пять минут эйфории, но сейчас я отдаю себе отчет в том, что хочу растянуть эти пять минут во что-то более долгое.

— Отвезешь меня домой? — вдруг говорит она.

Не то, что бы мне хотелось услышать, наверное, поэтому не сразу нахожусь с ответом.

— Уже поздно, ты можешь остаться у меня.

Она мотает головой и пытается освободиться. У меня руки из плеч выкручивает от желания скрутить упрямую, отнести в комнату и кулем бросить в постель. Еще и пригрозить, чтобы даже не думала о побеге. Но Кира начинает нервничать: переступает с ноги на ногу, поправляет одежду, как будто это я ее раздевал, а не наоборот, скребет ногтями то одну, то другую ладонь. Что, блядь, опять не так? Я знаю, что должен был предупредить, что собираюсь… Ох, бля, ну мы же взрослые люди, кто берется делать минет и боится, что придется глотать? Сейчас запоет песню о том, что я теперь буду брезговать ее целовать или похожую чушь, которую тиражируют просто брезгующие оральным сексом женщины.

Но я все равно стою, как истукан, потому что впервые в жизни понятия не имею, что сказать. Девочкам на раз я обычно просто давал деньги и предлагал валить на хер, не размениваясь на заботу об их чувствах. Тем, что особенно отличились, мог сказать: «Классно сосешь, сучка». А что сказать Кире, чтобы она не чувствовала себя смущенной?

— Эл, пожалуйста, отвези меня домой, — настаивает Кира. Где-то в ее голосе бьется перепуганная птица.

— Ты можешь сказать, в чем дело? Не сложно ведь. — Вряд ли она осознает, что мое поведение сейчас — максимальный уровень терпения, который я вообще проявлял к кому-либо в своей жизни.

— Мне просто… — Она подбирает слова, снова трет переносицу. — Это слишком быстро, Эл. Твой дом, кухня, ужин…

— Который ты так и не закончила, — напоминаю я, сдабривая ее слова шуткой.

— Увлеклась, — в ответ шутит Кира.

— Так что насчет выходных? — Она медлит с ответом, так что приходится уточнить. — Я про Париж.

— С удовольствием, — и не думает «ломаться» она.

Я мысленно перевожу дух. Это звучит искренне, так что, похоже, сейчас ей и правда просто хочется побыть одной. Возможно, я слишком тороплюсь спрятать клад в сокровищнице за семью замками, но, кажется, впервые в жизни готов прислушаться к чужому мнению. И даже — Кира точно плохо на меня влияет — найти компромисс.

Глава тридцать восьмая: Габриэль

Я сам сажусь за руль и пока отвожу Киру домой, она успевает уснуть. И спит так крепко, что даже не замечает, когда притормаживаю около подъезда ее дома. Искушение плюнуть на все и вернуться домой, уложить ее сонную в кровать, а утром прикинуться чайником так велико, что я даже снова завожу мотор, но Кира все-таки просыпается.

Сонно хлопает ресницами, потягивается. И виновато морщит лоб, когда у нее выразительно урчит живот.

— Спасибо, что отвез, — благодарит упрямица и я снова вздрагиваю от неожиданности, когда она целует меня в щеку. Многогранное существо: не краснела час назад, зато теперь пунцовая от простого «чмока».

— Я доведу тебя до двери.

Она пытается возражать, но я придавливаю сопротивление своим фирменным взглядом. Кире остается только покориться.

Кира действительно живет в какой-то сырой конюшне — по крайней мере, подъезд изнутри выглядит именно так. Мы останавливаемся около квартиры и Кира еще долго роется в сумке в поисках ключей. Потом с торжественным видом трясет связкой у меня перед носом.

— Больше не выбрасывай мои подарки, ладно? — говорю я, когда она дважды проворачивает ключ в замочной скважине.

— Ты заслужил, — тут же царапается она.

— Но только в этот раз.

— И во все остальные тоже, если напросишься. — И уже спокойнее, словно невидимый рефери скомандовал «брейк»: — Не обижай меня, Габриэль Крюгер, потому что ты делаешь мне больно. А у меня очень низкий болевой порог и я не из тех, кто получает удовольствие от моральных издевательств.

Отчитала, как школьница, еще бы за ухо потаскала для остроты эффекта.

Я давлю в себя злобную сволочь и просто щелкаю Киру по носу, от чего она смешно морщиться, как хомяк.

— Завтра ты дома: отдыхай, высыпайся. Я позвоню в обед.

— У меня дела, и я обещала Виктории… — Ее желание перечить пропадает, стоит просто пристально посмотреть ей в глаза. — Хорошо, буду ждать.

Мы даже не целуемся на прощанье: Кира просто тянет меня за рукав пальто и отпускает.

Дома я просто проваливаюсь в какой-то совершенно дурацкий сон, где меня сперва подбрасывают до неба, так, что еда не задыхаюсь в облаках, а потом, словно сыр из фондю опускают в кипящее масло. И где-то на дне дурацкой кастрюли пиликает назойливый телефон. Во сне я даже умудряюсь открыть глаза, чтобы найти эту дрянь и разбить ее обо что-нибудь. Но телефон продолжает звонить.

Не сразу, но даже во сне соображаю, что это звонок из реальности. Нащупываю его под подушкой, жмурюсь, потому что яркий экран слепит. Только с третьей попытки вижу моргающий на верхней панели значок входящего письма. Мысленно отмечаю, что сейчас половина четвертого ночи. Собираюсь отложить до утра, но приходит еще одно сообщение. И еще одно, и еще. Они сыплются с частотой раз в минуту. Наверное, идиотский спам не прекратится, пока я вручную не отмечу его спамом. Растираю глаза кулаками, стряхиваю с себя сон, открываю почту. Писем уже штук десять, и они продолжают приходить, все с одинаковой темой «Разговорчики». Что за херня?

Внутри прикрепленная аудиозапись. Адрес мне незнаком: что-то про черного феникса или типа того, еще и с цифрами. Как будто придуман геймеером-задротом в честь о любимом персонаже. Еще с минуту я размышляю, стоит ли слушать, но запись называется «Святой Габриэль» и я реально жопой чувствую, что я никакой не спам и не ошибка, а хрень персонально для меня. Мне уже случалось получать по почте всякий бред, вроде фоток, где я в туалете трахался с какой-то девахой, но всегда считал это троллингом конкурентов и натравливал на подобные выходки свой штат астеников.

Ребята в считаные часы вычисляли умника и потом я с глубоким моральным наслаждением жестко дрючил всю контору, по чьему заказу мне портили настроение.

Ну ладно, послушаем, в чем я снова провинился.

Вставляю наушники, нажимаю на кнопку проигрывания и падаю на кровать, почти уверенный, что усну до того, как закончу слушать про святого Габриэля.

Сначала в динамиках просто какое-то шипение с приглушенной музыкой на заднем фоне. Постепенно звук становится тише, в нем уже можно различить голоса и даже отдельные фразы. С минуту я слушаю запись то ли домашней вечеринки, то ли дружеских посиделок: нет характерных диджейских манипуляций с музыкой, да и разговоры слишком уж ванильно-правильные. Так отдыхают только дома, чтобы не испортить хозяину мебель и настроение.