Я возвращаюсь в номер, и нахожу Снежану совершено голой, спящей на животе.

Кажется, она немного перебрала, потому что, когда я тяну ее за щиколотки к краю кровати, что-то бормочет заплетающимся языком. Мне не нужен феерический секс, достаточно просто разрядки и пустой башки. Снежана стонет, мычит и пытается корчить из себя звезду порнофильма, но я грубо прошу ее заткнуться, а потом просто набрасываю подушку ей на лицо. Потому что в какой-то момент воображение рисует на ее месте Киру и пустые толчки, наконец, начинают приносить удовольствие.

Я кончаю тяжело и с громкими матами, выбешенный собственными дерьмовыми фантазиями.

Это долго закончиться, как только я ее поимею.

Это просто неудовлетворенность от ее пафосного и фальшивого: «я не продаюсь!»

Конечно, блядь, ты не продаешься, ну так и я не собираюсь покупать.

Глава восьмая: Кира

Я прихожу в себя уже в номере. Прохладно, легко и ненавязчиво тянет прохладу кондиционер, на лбу — влажное полотенце. Моргаю, пытаясь привыкнуть в тусклому освещению и миру в полутенях, который постепенно обретает контуры и линии, превращается в нашу с Димой комнату в номере отеля.

Не сразу, но все-таки пытаюсь приподняться хотя бы на локтях. Что было перед тем, как я потеряла сознание? Габриэль? Его перекошенной злой иронией лицо всплывает в орнаментах полупрозрачных штор, которые треплет ветер, и поэтому улыбка то и дело кривляется, будто этот ненормальный даже здесь, сейчас, пытается сказать мне, какое я ничтожество.

Я знаю, что ничтожество, но за свои грехи буду отвечать перед Богом, а никак не перед Сатаной.

— Эй, привет, спящая красавица…

Голос Димы буравит мою дурную фантазию, и призрачная улыбка Габриэля растворяется со штор.

— Прости, от меня одни неприятности, — говорю то, что должна сказать в этой ситуации любая воспитанная девочка. На самом деле мы оба знаем, что это просто формальная отписка, слова, за которые я прячу свое неудобное присутствие в его жизни.

Есть две вещи, которые, несмотря на противоположность, могут до абсурдного хорошо уживаться друг с другом. Первая — не всегда люди, которых мы любим, нам удобны. И вторая: любимый и удобный — это не синонимы. Поэтому как бы Дима ко мне не относился, я доставляю ему кучу проблем.

И раз уж так вышло, что прошлое не стало ждать, когда я откопаю его скелете в темном шкафу, то самое время добровольно вручить будущему мужу свое грязное белье. И надеяться, что он меня простит.

— Он просто полный урод, маленькая. — Дима гладит меня по волосам, и я обхватываю его руками. — Эта проститутка… Черт, Габриэль делает это назло мне.

Погоди, что? Назло тебе?

— Дима, я думаю, что….

Он не дает мне закончить. Отстраняется, убедившись, что мне не нужна его помощь, чтобы сесть, и встает, разделяя нас парой метров тропической ночи и блоком лунного света. Дима жует нижнюю губу и все мои попытки открыть рот пресекает тяжелым взглядом. Понятия не имею, с какими внутренними демонами он сражается, но выглядит так, будто собирается взять чемпионский кубок.

— У меня была женщина, которую я любил, — наконец, начинает он свое признание. — Очень сильно любил. Она была милой, обаятельной, умной и загадочной.

— Прямо гремучая смесь, — почему-то неуместно язвлю я. И тут же извиняюсь, взглядом предлагая ему продолжить.

— Мы были вместе примерно полгода, и я был так увлечен, что не замечал странностей, которые появились в моей жизни одновременно с ней. Но, ты знаешь, на меня работает целый штат профессиональных загонщиков, поэтому все, что проскальзывало мимо моих влюбленных слепых глаз, не проплывало мимо них. Позже я узнал, что эта женщина не была «случайной встречей», и что ее под меня просто подложили, потому что она была зависимой от дозы наркоманкой, и за «порошок» сливала всю личную информацию. Конечно же, я сразу от нее избавился. Но от чувств избавится так же быстро не удалось.

— Давно это случилось? — машинально переспрашиваю я, вдруг понимая, что несмотря на наши теплые отношения, Дима впервые так разоткровенничался. И следом приходит мысль, что он в принципе ничем со мной не делится, и, если разобраться, то я знаю о нем почти то же самое, что знает и вся страна из газет, телевидения и политических ток-шоу.

— Около двух лет назад. — Дима вымученно улыбается и добавляет: — На самом деле, я думал, что любил ее только до встречи с тобой. И, знаешь, мне стыдно, что эти чувства появились до того, как Раф…

Он не рискует заканчивать и на несколько минут в комнате зависает душная тишина.

Я знаю, что он хочет сказать дальше, но продолжаю уговаривать себя, что на самом деле все не так уж плохо, и Дима не поставит знак равенства между моим прошлым и своей шпионкой-наркоманкой, но он разбивает мои надежды в пух и прах.

— Габриэль притащил эту проститутку просто, чтобы досадить мне. Напомнить о прошлом. Это все его грязные игры.

Мы обмениваемся понимающими взглядами, потому что нет необходимости озвучивать причины: Габриэль ненавидит меня, и ненавидит своего дядя, потому что пока я с ним, до меня нее дотянуться.

Но я знаю то, чего Дима знать не может.

Эта Снежана — она для меня. Его громкое паршивое: «Ровно столько ты стоишь, грязнуля, и ровно то же самое я сделаю с тобой».

— Все эти продажные женщины — они просто, как мусор, — с отвращением бормочет Дима. — Липнут к ногам, чтобы вместе с грязью проникнуть в чуждую жизнь, и паразитировать на ней. За деньги, шмотки и порцию наркоты. И я даже рад, что «любимый племянничек» устроил это шоу. Теперь я точно знаю, что принял за любовь простую игру на моих слабостях.

Я надеюсь, что сглатываю не слишком громко, и что мои зубы не стучат, когда Дима приседает на пол возле кровати и кладет руки мне на колени.

— Сделай, как я люблю, — говорит уставшим голосом, и сам же укладывает мои руки себе на голову.

Мои пальцы словно по команде приходят в движение. Перебираю Димины волосы, заново прокручивая в голове все его откровения.

И все больше убеждаюсь, что мой личный Темный ангел устроил показуху для меня.

Кому как ни ему читать людей, словно открытую книгу? И Габриэль все просчитал. Не удивилась бы, покажи он почти точную запись этого разговора еще до его «рождения».

Это его мне: «Вот, что с тобой будет, грязнуля, если ты сама расскажешь о прошлом девочки-из-эскорта. Рискнешь остаться без покровителя? Рискнешь начать войну без генерала?»

Мне нужно все ему рассказать, но я не знаю, как. После этой вывернутой наизнанку души, он вряд ли сможет нормально воспринимать мой рассказ. Или я просто цепляюсь за это, чтобы не признаваться? Нашла удобное оправдание молчать?

Я так запуталась во всем, что неожиданно комната превращается в мухоловку, которая начинает медленно сжиматься вокруг меня, выдавливая из груди жалкие крохи воздуха. Баллончик лежит в кармане рубашки, и я сразу тянусь к нему, чтобы сделать спасительный вдох. Дима обнимает мои ноги и мягко, но настойчиво, покрывает невесомыми поцелуями кожу: вверх, до бедер, поглаживая пальцами чувствительную тонкую кожу под коленями. Я цепенею, потому что никогда раньше он не позволял себе ничего подобного. Смешно сказать, но даже Рафаэль позволял себе смелые ласки и как минимум пару раз видел меня совершенно голой. А Дима всегда носился, словно с куклой, и сам сказал, что хочет, чтобы все было красиво и правильно: романтическая любовь, красивая свадьба, волнительная для нас обоих первая брачная ночь.

— Маленькая, я же чуть-чуть совсем, — словно прочитав мою панику, оправдывается он.

Я зачем-то киваю, хоть ему вряд ли нужно мое разрешение. А в голове зарождается омерзительная мысль, что он нарочно привез меня сюда, вырвал из привычной среды обитания, как рыбу, и собирается нарушить собой же установленное правило — мы не спешим, мы взрослые люди и можем контролировать свои эмоции и потребности.

Но я быстро вышвыриваю сомнения, потому что они — порождение отравы по имени «Габриэль». Все, чего он касается, покрывается ржавчиной сомнений.

— Ты такая красивая, — шепчет Дима, и его руки ощутимо впиваются мне в бедра.

А я почему-то, словно заевший на одной цифре будильник, таращусь на его безупречные ногти и идеально подрезанную кутикулу. И мысль, почему я думаю об этом, а не получаю удовольствие, стопорятся на границе, за которой маячит размытое осознание: мне просто неприятно.

Я падаю на спину, все еще сжимая лекарство в руке, и, кажется, пальцы вот-вот сплющат его, словно картонный. Дима ведет ладонями вверх, замирает около кромки трусиков, и я с шумом — громче, чем собиралась — всасываю воздух через нос. Дима не останавливается, поднимает голову и прижимается губами к моему животу, скользит языком по кромке пупка. Я втягиваюсь сразу вся, словно та странная земляная лягушка, которая в минуту опасности сжимается до состояния не аппетитной высохшей картофелины.

Я должна чувствовать возбуждение, потому что Дима мне правда нравится. В нем есть шик и шарм, у него самые потрясающие в мире соломенные волосы и совершенно фантастические серо-стальные глаза, он занимается спортом и притягивает женские взгляды. Мне невероятно повезло, что после случившегося именно Дима оказался рядом. Но я не могу заставить себя думать о везении в такой момент, потом что единственное, чего хочется — несмотря на жару, забраться с головой под одеяло.

Закрыть глаза и представить…

Веки сжимаются до красных призрачных полос, и хочется оглохнуть, чтобы не слышать, как Дима шепчет слова извинения и просит не отталкивать его, потому что он сходит от меня с ума и потому что день совершенно дурацкий, и моя кожа — все, что может его спасти. Как будто я волшебная игрушка, потискав которую, он обретет душевный покой.