— Тогда скажи, что я тебе безразличен.

— Нет! — выдохнула она, качая головой.

Дверь за спиной у Холта затряслась.

— Я принес плетеный стул… — послышался жалобный голос Марка.

— Оставь его на лестнице, — отозвался Холт. — Здесь кровать дверь прижимает. Пока не могу сдвинуть.

Марк опять потащился вниз. Серена пристально смотрела на Холта. Видя, что она не двигается, он оторвался от двери, подошел к ней и обнял. Она закинула назад голову, по-прежнему не сводя с него глаз.

Он внезапно нагнулся и прижался к ее губам, крепко притянув к себе, чтобы она чувствовала, как страстно он ее желает. В настоящий момент часть его тела, требовавшая удовлетворения, была ему неподвластна.

Серена не противилась. Она прильнула к нему, натянулась, как струна, покорно отвечая на его ласки. Ее губы раскрылись под натиском его жадных губ, ищущих наслаждения. Рука Холта скользнула ей на талию и нырнула под футболку, надетую на голое тело.

Девушка тихо застонала. Он нащупал ее грудь — она была без бюстгальтера — и провел пальцами по нежной упругой округлости, которую затем заключил в ладонь, поглаживая затвердевший сосок. Она судорожно вздохнула. Пылая возбуждением, он оторвался от ее лица и вдавился губами в выемку на гладкой белой шее. Его страсть к этой женщине не знала границ. Все желания, когда-либо владевшие им, сейчас полыхали в нем единым всепожирающим пламенем, которое всегда разжигала ее близость. Он грезил о ней, тосковал, но никак не был готов к этой жгучей физической боли, раздирающей все его существо от того, что он вновь держит ее в своих объятиях, — держит в своих объятиях, зная, что она принадлежит другому.

В дверь опять заколотил Марк. Холт вскинул голову. Серена прислонилась лбом к его груди, цепляясь пальцами за кожаный ремень на его джинсах, будто искала опору…

— Ты еще не собрал кровать?

Холт затрясся от хохота. Серена тоже тихо засмеялась.

— Над чем вы там хохочете?

— Над кроватью, — отозвался Холт, взяв себя в руки. — У нее только три ножки.

Серена зажала ладонью рот, корчась от смеха.

— Три ножки? — воскликнул Марк.

— Да! Сходи посмотри, может, в грузовике одну забыли, ладно?

За дверью наступила тишина, затем послышались удаляющиеся шаги Марка и меньше чем через минуту его визгливый голос:

— Ты что, издеваешься надо мной, да?

К этому времени Серена уже оторвалась от Холта и поправляла футболку, взмахивая головой, чтобы привести в порядок растрепавшиеся волосы.

Холт, с трудом обуздав свою страсть, приоткрыл дверь.

— Точно, Марк, издеваюсь.

— Ты заставил меня таскаться по этой чертовой лестнице просто ради забавы?

Лоб Марка покрылся испариной.

— Извини! — пожал плечами Холт. — Это была всего лишь шутка. Я и подумать не мог, что ты побежишь искать ножку, зная, что всего пять минут назад мы втащили наверх полный комплект.

Серена торопливо отошла к кровати и, когда Марк просунул в дверь голову, она уже сосредоточенно работала отверткой.

— Так он сачкует, что ли? — поинтересовался Марк, подозрительно глянув на Холта.

— Сачкует, — рассмеялась в ответ девушка. — Взвалил на меня всю работу, а сам прохлаждается.

— Так и есть, — кивнул Холт и, бросив взгляд на Серену, добавил: — Она не оставила мне выбора. Эта дама при желании может быть очень настойчивой.

Глава 9

Серена остановила автомобиль на берегу моря у маленькой кейндейлской часовни, построенной более ста лет назад. Здесь уже стояли с полдесятка машин, а из самой часовни доносилась органная мелодия гимна моряков, столь любимая обитателями Кейндейла, испокон веков живущими у моря.

Вместе с Райаном она вышла из машины. Сердце болезненно защемило. Зря она привезла сюда Райана, ведь со дня гибели Дона прошло еще так мало времени. Правда, Райан сам настоял сопровождать ее на поминальную службу, хотя и не был знаком с Максом. Когда хоронили Дона, он лежал в больнице и не мог попрощаться с отцом. Дай Бог, чтобы эта служба всколыхнула в нем не очень много печальных воспоминаний.

Скромный интерьер старой часовни сегодня украшали композиции из цветов. Мари, стоявшая у самого входа, приветствовала каждого, кто пришел почтить память Макса. Свободных мест уже почти не оставалось.

Серена заметила среди прибывших много знакомых людей, которых часто встречала в прошлом. Старые рабочие-пенсионеры, когда-то трудившиеся на заводе ее отца, их сыновья, дочери, жены и даже родители некоторых — все как один в холодный февральский день явились в часовню помянуть человека, который в сердце каждого из них занимал особое место.

— Садитесь сюда, со мной, — пригласила Мари и, улыбнувшись Райану, указала на два свободных места рядом со стулом, возле которого она стояла. — Я так рада, что вы пришли.

Они опустились на мягкие удобные сиденья, заменившие старые деревянные скамейки с прямыми спинками. Оглядевшись, Серена заметила в часовне и другие перемены — новый современный орган, модернизированные хоры, шерстяной ковер богатой расцветки в проходе между рядами. Вместо старых пристенных калориферов, которые постоянно перегорали, помещение отапливали плинтусные конвекторы. Все эти новшества ее приятно удивили. В детстве Серена бывала в этой часовне: поддавшись на уговоры кейндейлских подростков, она иногда приходила сюда на собрания молодежного клуба, — здесь всегда было темно, мрачно, зимой холодно и пахло гнилью. Зато как весело они проводили время! И ей тогда доставляло истинное удовольствие чувствовать себя частичкой огромной кейндейлской семьи — «второй» семьи отца.

Серена отыскала глазами Холта. Он сидел в переднем ряду, к ней спиной, — причесанный, в темном костюме. Она едва узнала его. Словно почувствовав затылком ее взгляд, Холт медленно повернул голову и улыбнулся девушке. От его улыбки по телу пробежала нервная дрожь. А он, очевидно, не ожидал встретить ее на церемонии, — судя по тому, как сардонически вздернулась его темная бровь, когда она поздоровалась с ним, чуть наклонив голову.

Девушка поспешно отвела взор. При виде Холта она живо вспомнила их страстный поцелуй в ее новом доме на скалах Кейндейла. Неужели это было всего несколько дней назад? А кажется, будто с тех пор прошла целая жизнь. В иные моменты она даже спрашивала себя, не приснился ли ей тот поцелуй. Нет, конечно, не приснился. И очарование не исчезло. Его близость погружает ее в тот же водоворот чувств и ощущений, как и десять лет назад. Она еще раз отважилась кинуть взгляд в его сторону. Холт сидел в непринужденной позе и смотрел прямо перед собой.

Народу прибавилось. Стульев не хватало. Люди толпились у задней стены часовни. Райан уступил свое место молодой беременной женщине. Та со вздохом облегчения опустилась на мягкое сиденье подле Серены и тихо сказала:

— О, эти подушки — просто райское блаженство!..

Серена улыбнулась.

— Да, вы правы. Часовня теперь не то, что прежде.

Женщина была ей не знакома, — наверно, не так давно поселилась в Кейндейле.

— Для всех нас его смерть — большое горе. И часовней своей мы можем гордиться только благодаря ему. Он столько денег на нее потратил, дал ей новую жизнь. — Серена сообразила, что у нее, должно быть, несколько озадаченный вид, ибо женщина добавила шепотом: — Разумеется, я говорю о Максе Кордере, дорогая. Вы его знали?

Серена не успела ответить. Кто-то затворил дверь часовни, и органист заиграл энергичный марш.

На кафедру поднялся священник.

— Друзья мои, — обратился он к аудитории. — Мы собрались сегодня не для того, чтобы оплакивать смерть. Мы пришли сюда, чтобы словами благодарности почтить память человека, который посвятил свою жизнь нашей маленькой общине — нашему Кейндейлу…

Серена заметила, что по окончании короткой благодарственной службы Холт сознательно уклонился от встречи с ней. Народ высыпал на дорогу; многие подходили к Мари, чтобы выразить соболезнование и пожелать удачи. Серена потянула Райана к машине.

Райан на протяжении всей службы и после хранил молчание, но как только они сели в автомобиль и стали ждать, когда освободится дорога, он вдруг сказал:

— Твой приятель, Холт, очень хорошо говорил о твоем отце.

— Да.

Серена, нагнув голову, смотрела на свои руки в черных кожаных перчатках. Она никак не ожидала, что Холт примет столь активное участие в церемонии и произнесет добрые слова об ее отце.

Легкий стук в окно автомобиля вывел ее из оцепенения. Она вздрогнула от неожиданности, но, увидев Мари, поспешила опустить стекло.

— Простите, что задерживаю вас, — сказала та. — Но я только что разговаривала со старым Джеком Бродбентом, и он упомянул про рудник…

— Неужели он все еще существует, Мари?

Надо же, она ни разу не вспомнила про старый рудник со времени возвращения в Кейндейл.

— А куда он денется? Правда, до него теперь никому нет дела, хотя Джек утверждает, что видел у входа ребятишек, и его это встревожило. Джек, конечно, беспокойный старик, но ребятам все же лучше туда не заходить.

— А разве на руднике нет заглушки?

Мари тихо рассмеялась.

— Заглушки ставят на шахтные стволы, любовь моя, а не на рудники. Макс перекрыл вход воротами и ярдов на сто вглубь забетонировал выработку, но для газа и ста ярдов достаточно.

— Значит, мне нужно сходить проверить?

— Холт вызвался сходить, — если ты не возражаешь. — Мари выразительно вскинула брови. — Я не знала, как ты на это посмотришь, и сказала, что сначала спрошу у тебя.

Серена нахмурилась.

— Пожалуй, это моя обязанность…

— Ну, прежде всего это не женская работа, — не согласилась Мари. — Там, наверно, отвратительно, грязно, — ведь на руднике уже столько лет не ведутся работы. Макс к тому же говорил, что там полно летучих мышей и всяких ползучих тварей.