— Папа! — надтреснутым голосом прошептала девушка. — Папа, что же произошло?

Серена сердито сморгнула навернувшиеся на глаза слезы. Она не может простить его… никогда не простит. Не изгнать из памяти тот день, когда умерла ее мать, и она застала Мари в объятиях отца…

Серена зашагала дальше. Старые кирпичные стены обнимали ее со всех сторон, защищая, словно одеяло, от колючего мороза и злого пронизывающего ветра. В туннеле было тихо и прохладно. Здесь всегда царила прохлада, даже в летний зной. По мере удаления от входа становилось темнее: дневной свет растворялся в мгле горной глуби.

Неожиданно на земле, в нескольких ярдах перед ней, что-то сверкнуло, но блеск исчез, когда она шагнула вперед. Серена нахмурилась и отступила в сторону, чтобы льющийся от входа дневной свет озарил привлекшее ее внимание место. На полу поблескивал какой-то металлический предмет. Ей показалось, что у нее на мгновение остановилось сердце.

— Ключи, — выдохнула девушка. Занесенные слоем пыли, с каменного пола ей действительно подмигивали ключи от цехов, которые она похоронила в руднике много лет назад, когда пыталась уничтожить все, что напоминало ей об отце. Связка лежала все в той же нише у покатой платформы, куда она тогда ее зашвырнула.

Серена бросилась вперед, стремительно нагнулась, вцепившись пальцами в тяжелую металлическую связку, и вдруг ощутила что-то странное. У нее не было сил выпрямиться, тело пылало, не хватало дыхания, что-то тяжелое давило на голову, смежая веки, колени подкашивались…

Она попыталась повернуться, но ноги не слушались. Если бы только посидеть минутку… она сразу почувствует себя лучше. Платформа! Она присядет на нее на секунду… пока головокружение не пройдет. Но даже это незначительное движение вызвало пугающее тревожный стук в висках; в голове эхом отдавалось неровное биение сердца…

Затуманившееся сознание пронзила леденящая мысль. Серена поняла, что с ней происходит. Как можно быть такой дурой? Если ноги откажутся держать ее и она уступит своему непреодолимому желанию сесть и отдохнуть, ей конец. Сердце сковал страх.

В туннеле скопился рудничный газ — главный враг горняков! Этот газ тяжелее воздуха и не имеет ни вкуса, ни запаха. Вот почему она ощутила его воздействие, только когда нагнулась за ключами. Рудничный газ несет смерть! Сколько раз она слышала это от Макса? И он всегда, когда водил ее в туннель смотреть «крошечных мышек», брал с собой рудничную лампу, с помощью которой проверял воздух на наличие в нем смертоносного газа.

Лоб покрылся испариной, тело накалилось так, что не вздохнуть. И опять в сознании всплыли предостерегающие слова Макса:

— Тот, кто когда-либо работал на руднике, знает признаки надвигающейся смерти. Недостаток кислорода можно почувствовать. Тебе становится жарко, выступает пот, голова раскалывается от боли. У тебя остается всего несколько секунд на то, чтобы подняться выше, так как рудничный газ тяжелее воздуха…

Подняться выше! Серена из последних сил рванулась к выходу. Хватая ртом воздух, она нетвердой походкой засеменила к маячившему впереди спасительному полукругу света и, наверно, сумела бы выбраться, но ключи выпали из рук. Не отдавая себе отчета, она нагнулась и подняла их с земли, а когда попробовала выпрямиться, сообразила, что совершила глупость.

В ушах зазвенело, сознание притупилось, все члены связала гнетущая вялость, хотя она еще пыталась дышать. А потом ноги подкосились, и она провалилась в темноту.

Глава 10

Откуда-то издалека донесся панический крик:

— Серена! Серена! Ради Бога…

Кто-то грубо держал ее за плечи и безжалостно встряхивал. Она лежала на холодной земле.

Легкие обжег морозный воздух, по телу прокатилась дрожь, и она с трудом приподняла отяжелевшие веки.

Над ней кружатся снежинки, а еще выше простирается серое небо, затянутое свинцовыми облаками.

Рядом на коленях стоит мужчина — худощавый, смуглый, с перепуганным лицом. В его длинных черных волосах белеют седые пряди. Она не успевает его рассмотреть, потому что он без предупреждения вдруг переворачивает ее на бок, и она упирается взглядом в землю, на которой лежит. Он начинает теребить ее за руки и за ноги, укладывая их особым образом — так, как учат на занятиях по оказанию первой помощи, — чтобы привести ее в чувство.

Его ладони осторожно поворачивают набок ее голову. Он обращается с ней очень и очень бережно. Она, моргая, искоса поглядывает на него, но заговорить пока не в состоянии. Он срывает с себя толстую непромокаемую куртку и укрывает ее от снега.

Ей удается дотронуться до его колена своей рукой в перчатке, которую он тут же берет в свои большие ладони и начинает растирать. Кровообращение постепенно восстанавливается настолько, что она может произнести его имя…

— Холт!

Он медленно поднимает голову. Глаза у него красные, взор затуманен.

— Как ты себя чувствуешь?

Серена уже не ощущает тяжести в веках, хотя ей кажется, что она очнулась после долгого-долгого сна.

— Какие бывают последствия? — спрашивает она сиплым голосом.

— Заупокойная служба, как правило! — резко отвечает он. — Но на этот раз, слава Богу, обошлось.

— Ты… спас меня…

Она смотрит на него, с трудом веря в то, что едва избежала смерти.

— Да! — взволнованно восклицает он, не выпуская ее руки, которую уже перестал растирать. — Так что ты в долгу передо мной.

— Спасибо, — кротко шепчет она.

— Остается надеяться, что я не зря старался. Может, хоть теперь начнешь вести себя более ответственно.

Серена пытается сесть, и он, хоть и сердит на нее — судя по суровому выражению его лица и резкому тону, помогает ей подняться с земли, сам опускаясь рядом, при этом все время крепко поддерживая ее за плечи.

— Никогда не думала… — надтреснутым голосом произносит она, неуверенно рассмеявшись, и мотнула головой. — Даже не верится, что я такая дура. Но у меня и в мыслях не было, что там может быть газ. Во всяком случае, так близко от поверхности. Я… я прошла вглубь всего лишь ярдов на пятьдесят…

— Никогда больше не пугай меня так! — Он чуть подался вперед и, свободной рукой взяв ее за подбородок, повернул к себе лицом. — Обещаешь?

— Я чувствую себя такой дурой…

— Ты и есть дура. Разве можно входить в рудник, не проверяя наличие газа в воздухе?

— Я слишком поздно вспомнила о том, что отец всегда брал с собой рудничную лампу, когда водил меня туда в детстве. Только тогда я и поняла, что со мной происходит…

— Ни один человек, если он в здравом уме, не отправится на старую выработку, предварительно не проверив, есть ли в туннеле газ. Это главная мера предосторожности, — изрек он.

— Я знаю. Знаю, — вскричала девушка. — Не ругай меня, Холт, пожалуйста. Бог свидетель, я сама на чем свет проклинаю свою глупость.

— Пламя погасло бы сразу же, как только потянуло газом.

Он впился пальцами в нежную кожу ее щек, причиняя ей боль.

— Знаю! Говорю же тебе, я знаю, что нужно было сделать. Просто прошло так много времени с тех пор, когда я была там последний раз. И у меня в мыслях не было… — Серена замотала головой, пытаясь высвободиться из его тисков. — Мне больно, — наконец выговорила она. — Холт, ты причиняешь мне боль. Отпусти мой подбородок.

Но он и пальцем не шевельнул. Он приковался взглядом к ее лицу, и в его глазах читалось, что он недавно побывал в аду.

— Серена! — произнес он, словно смакуя на языке ее имя.

Она дотронулась до его груди, прикрытой черным мягким свитером. На его плечах скопились снежинки, снег белел и в его черных волосах.

— Слава Богу, что я пришел проверить эти проклятые ворота.

Он по-прежнему не отрывал от нее глаз.

— Мари должна была передать тебе, что я сама собираюсь проверить их, — тихо сказала девушка, не в силах отвести взгляд от его истерзанного муками лица.

Его пальцы, сдавливавшие ее подбородок, обмякли, ладонь соскользнула на плечо. Он повернул ее к себе лицом. Серена отметила, что со времени их мимолетной встречи в кейндейлской часовне утром он словно постарел на несколько лет, и даже седины в волосах прибавилось, а у губ обозначились глубокие складки, обычно заметные, только когда он улыбался или смеялся. Но больше всего тревожили его глаза: он буквально пожирал ее своим ненасытным взглядом.

— Прости, — нерешительно прошептала девушка. — Прости, что напугала тебя.

— Ты больше не пойдешь в рудник? Хоть это мне пообещай.

Она покачала головой.

— Там нечего делать. Никому. Надо пойти запереть ворота. — Она глянула на вход в железный рудник и, убрав руку с его плеча, достала из кармана все ключи, какие там были, — и маленькую связку от трех замков на воротах, и большую, найденную в туннеле.

— Больно уж много ключей для одних-то ворот.

Почувствовав, что краснеет, она опустила голову и ответила:

— Это те самые ключи, которые я бросила в рудник… тогда… Ключи отца от цехов. Собственно поэтому я и нагнулась. Увидела их перед собой на полу и нагнулась, чтобы поднять. И сразу ощутила головокружение. А потом выронила их и опять нагнулась…

— Это могло оказаться твое последнее движение в жизни, — заметил Холт, плотно сжимая губы.

— Знаешь, я будто провалилась в сон.

— Я видел, как ты шла шатаясь. Как раз к воротам подошел, смотрю — они открыты. Успел схватить тебя, когда ты повалилась.

— Спасибо…

— Серена… — хрипло произнес он. — О Боже, Серена!..

Неожиданно он привлек ее к своей груди и стал нежно покачивать взад-вперед, как ребенка.

Она приникла к нему, постепенно избавляясь в уютных мужских объятиях от пережитого ужаса. Он ласково водил губами по ее лбу, одновременно своей большой рукой поглаживая золото ее волос, заискрившихся от его прикосновения. Потом взял в ладони ее лицо, их губы притянулись сами собой, сначала в нежной чувственности, словно награждая себя за потерянное наслаждение десяти лет разлуки, затем сливаясь в необузданном вожделении, порожденном безудержным влечением друг к другу.