— Спасибо, Вы можете идти.

Я закрыла за парнем дверь и снова ее заперла. Мало ли что. Вдруг Егоров захочет полюбоваться на дело рук своих. Такого удовольствия я ему не доставлю. Обойдется без триумфа!!! Бертло будет через полтора часа? Отлично. Пока будем есть и пить. Я налила себе коньяк и ухватила тартинку с фуа гра.

Бертло пришел, как обещал, ровно через полтора часа. Постучался, вежливо сказал из-за двери:

— Мадам, я пришел с Вами поговорить, как Вы просили.

Я к тому времени уговорила полбутылки. Помогло мне это, как мертвому банки. Пьяной я не стала, но было мне на редкость плохо. Но теперь не потому, что меня оставил любимый, а просто физически нехорошо: я плохо переношу алкоголь, отравление наступает задолго до опьянения. Именно этого я и хотела: чтобы физические муки оттеснили на задний план душевные страдания.

Нетвердым шагом добралась я до двери, открыла ее, впустила Бертло и плюхнулась обратно на кровать.

— Мадам, Вы напились. Я этого опасался.

— Зачем тогда Вы прислали мне коньяк? Если Вы хотите что-нибудь мне сказать, говорите, я нормально соображаю. А вот действовать нормально пока не могу, для этого придется ждать утра.

Тут я глупо захихикала.

— Мадам, я знаю, что произошло. Уверен, это недоразумение, и все разъяснится. Вопрос в том, что Вам делать сейчас. Не считаете ли Вы, что для Вас лучше всего было бы покинуть этот дом?

— Считаю, и что с того?

— Предлагаю Вам план. Сейчас Вы ложитесь спать.

— Ложусь. Все равно ничего другого я делать не в состоянии.

— Приедут Ваши дети — я их предупрежу. Утром Вы сядете с ними в машину, и Вас отвезут на море. В Остенде. Я взял на себя смелость забронировать Вам номера в очень приличной гостинице.

— Мне надо поменять билеты и лететь домой.

— Зачем Вам так срочно улетать в Россию? Вы ни от кого не бежите. Возможно, все разъяснится в ближайшее время. А если Вы сразу улетите, все будут думать, что Вас обвинили справедливо. К тому же, поменять билеты сейчас практически невозможно. Я выяснял специально. Вы отдохнете эту неделю на море. Остенде — прелестное местечко, Вам там понравится.

— Бертло, Вы замечательный человек и верный друг. Отправляйте нас в Остенде. Нам там понравится. Будем в море купаться и загорать. Спасибо, — у меня из глаз потекли слезы. Пьяные слезы. Ненавижу.

— Дорогая мадам Надя, успокойтесь и ложитесь спать. Завтра все будет по-другому.

Бертло тихо вышел, не забыв забрать с собой остатки коньяка. Я заперла за ним дверь и поплелась в ванную: меня тошнило не по-детски.

* * *

Утром тот же Бертло меня разбудил, постучав в дверь. Принес, золото мое, воду с Алка-Зельцером. Я чувствовала себя так, как будто на мне всю ночь черти пахали, и выглядела не лучше. Закутавшись в халат, первым делом с жадностью выхлебала пузырящуюся жидкость, после чего с облегчением уставилась на моего посетителя.

— Дорогая мадам Надя, как Вы себя чувствуете? Не нужно ли чего?

— Спасибо, дорогой Бертло, все, что мне было нужно, Вы принесли с собой. Что Вы мне можете сказать о моем отъезде? Кстати, который час?

— Половина одиннадцатого, — блин, сколько же я проспала?!

— О Вашем отъезде. Все подготовлено, Вы можете ехать в любую минуту. Ваши дети уже встали, они зайдут к Вам минут через двадцать. Хочу Вас предупредить. В доме, кроме вас, никого нет. Господин граф отбыл в Брюссель вместе с мсье Эриком.

В доме никого нет, значит, Анри тоже уехал. Я его больше не увижу. Никогда. Сердце у меня сжалось, а вслух я сказала:

— Значит, попрощаться с ним мне не придется, — это прозвучало элегически и могло служить хорошим завершением нашего разговора. Но Бертло смотрел на меня так напряженно, что я невольно продолжила:

— Но вы хотите мне рассказать что-то еще?

— Вчера, когда мсье Эрик вернулся с мадемуазель Катрин, его встретила госпожа баронесса и говорила с ним, после чего разразился страшный скандал. Они все втроем кричали друг на друга, Мадемуазель залепила пощечину мсье Эрику и очень грубо обругала баронессу в лицо. Хорошо, что это произошло после того, как гости разъехались. Она хотела тут же уезжать, но я ее отговорил. Она не может уехать одна, без Вас и без своего брата. Теперь они оба ждут, когда Вы проснетесь.

— Вы ее осуждаете?

— Нисколько, мадам. Она защищала свою мать от несправедливых обвинений.

— Скажите, Бертло, почему Вы уверены, что эти обвинения несправедливы? Или Вы говорите это из любезности?

— Мадам, мы с Вами поговорим об этом позже и в другом месте. А сейчас позвольте мне вернуться к моим обязанностям. Завтрак ждет Вас внизу, обязательно поешьте, прежде чем трогаться в путь.

— Спасибо.

Старик ушел, а я быстро приняла душ, как попало расчесала волосы, надела сарафан и затолкала остатки вещей в чемодан. Когда пришел Сережка, я сидела, вполне готовая к путешествию.

— Мам, ты знаешь…, - завопило с порога мое чадо.

— Ничего не знаю, и знать не хочу. Мы уезжаем, и точка. Обсудим все, когда будем не в этом доме. Ты меня понял?

— Ну, мам, я только хотел…

— Проехали. Дитятко мое, ты уже завтракал?

— А как же!

— Тогда тащи вниз мой чемодан. Свои вещи, кстати, тоже. Ты ведь уже собрался?

— Мамуль, я всегда готов. Что там собирать-то?

— А Катерина?

— Сестряндия завтракает. Злая, как оса, должен тебя предупредить.

— Ничего, я злая, как целое осиное гнездо.

Мы вышли из комнаты, и я даже не позволила себе обернуться. Ухожу так, как будто жила в гостинице. А на гостиничный номер зачем оборачиваться?

Внизу меня действительно ждал завтрак. В маленькой столовой никого не было. Катя, как видно, уже поела и поднялась в комнату, укладываться. Она это делает долго, с чувством, с толком, с расстановкой. Ну и хорошо, хоть поем спокойно. Знаю я свою дочь: вчера задала жару Эрику и этой грымзе, а сегодня еще на мне отыграется.

Глупое желание — поесть спокойно, когда кусок в горло не лезет. Никогда раньше неприятности не отбивали у меня аппетит, а тут он катастрофически пропал. С трудом я влила в себя чашку кофе и затолкала кусок хлеба с маслом. Было непонятно, то ли это — результат похмельного синдрома, то ли я с горя есть не могу.

Зато вода неприятного чувства не вызвала, бутылочка «Эвиан» просто сама в меня залилась. Ясно. «В пьянстве замечен не был, но по утрам жадно пил холодную воду». Все лучше, чем анорексия на нервной почве.

Когда-то один мой одноклассник, ставший психиатром, рассказал, что есть два типа людей: одни от стресса теряют аппетит, другие наоборот, стресс заедают. Так вот, по его словам, первые — кандидаты в его пациенты, а вторым грозит разве что избыточный вес. Я всегда относила себя ко второй группе и радовалась, что психушка мне не грозит.

Не успела я допить воду, как Сережка возник в дверях:

— Мам, вещи все внизу. Машина ждет нас у дверей, и Катька уже спускается.

— Иду.

В прохладном холле нас провожал один дворецкий. Он вежливо попрощался с моими детьми и выпустил их на улицу. Я на минуту задержалась.

— Дорогой мсье Бертло, мне было очень хорошо в этом доме во многом благодаря Вашему вниманию и такту. Вчера Вы меня просто спасли, я никогда этого не забуду. К сожалению, у меня нет ничего, что я могла бы подарить Вам на память, мне остается только Вас поцеловать, — и, встав на цыпочки, я расцеловала старика в обе щеки. Он явно был тронут.

— Мадам, я горд Вашим отношением, и рад, что мог быть Вам полезным.

— А вот эту мелочь отдайте тем, кто нас обслуживал, — я сунула ему в карман заготовленный конверт с 200 евро мелкими купюрами. Что так следует сделать, я прочла, кажется, в романе Моэма «Театр», и по выражению лица Бертло поняла, что поступила правильно. Все-таки полезно читать классическую литературу.

— Спасибо, мадам, Вы очень добры. Я надеюсь, мы с Вами увидимся до Вашего отъезда.

— До свидания, дорогой мсье Бертло! Передавайте мой поклон господину графу!

— До свидания, мадам Надя!

Я пробормотала еще что-то в том же роде и вышла из дома. Дети уже сидели в машине. Это был тот же лимузин, который привез нас сюда. Или не тот? Во всяком случае, такой же.

Я села, машина тронулась. Катя даже не поздоровалась, хоть и не видела меня со вчерашнего дня: молча отвернулась к окну. Сережка попытался что-то сказать, но посмотрел на меня и на сестру, и притих. Так, в полном молчании, мы ехали довольно долго. На полпути до Остенде шофер предложил нам остановиться и перекусить. Судя по всему, он и сам проголодался. Я посмотрела на Сережку и согласилась.

В кафе, куда нас завез водитель, еда была вкусной и недорогой. Я пригласила его сесть с нами за один стол, и все время расспрашивала: о работе, дороге, о местных правилах дорожного движения и страховании автомобилей. Этим удалось снять неловкость, возникшую оттого, что мы все молчали, как проклятые. Потом Сережка заговорил о машинах, и оставшуюся часть пути проделал на сиденье рядом с водительским. У двух фанатов всего, что движется на четырех колесах, нашлось, о чем поболтать.

* * *

Около пяти мы приехали наконец в Остенде.

В гостинице нас ждали. Каждому отвели по отдельному номеру. Устроили отлично, ничем не хуже чем в замке. Я человек неприхотливый, и, если есть удобная кровать, чистое белье и душ, мне больше ничего и не надо. А в этой небольшой, но очень уютной гостинице все блестело чистотой, и обстановка была милой и домашней. Когда я разобрала чемодан, в дверь постучались. Думая, что это кто-то из детей, я открыла дверь: на пороге стояла немолодая, довольно полная, и очень симпатичная женщина. Именно так я представляла себе хозяйку небольшого семейного отеля.