Это вопрос был риторическим и относился больше к жестокому миру, в котором можно просто подлить в алкоголь капли, способные убить. Надежды, мечты, ожидания… Но Анна решила ответить и положила свою ладонь мне на плечо, заставляя вздрогнуть и обернуться:

– Это жизнь, Настя. Люди приходят и уходят, нужно думать лишь о себе и своем благополучии. Всегда будь леди и держи марку! – женщина задумалась и отвела взгляд, посему не могла заметить, с каким презрением я восприняла ее слова, когда та закончила свое умозаключение: – Хотя… По сути, скорбь тоже признак эгоизма. Ведь мы переживаем не за человека, а за себя. Это нам больно, горько, обидно… А ему уже все равно, понимаешь?

Не мне судить, права ли была последняя жена отца, но ее слова, словно острое стекло, прошлись по сердцу, заставив поморщиться от вполне физической боли. Хотелось закончить этот разговор и как можно быстрее.

– Вы, кажется, о чем-то хотели поговорить? – развернувшись полностью к Анне лицом, я впервые так близко и пристально оценила ее сегодняшний образ. Потекший макияж прорисовывал реальные участки кожи, словно обнажая ее неидеальную красоту. Теперь облик женщины не казался таким кукольным и молодым. Это скорее была старуха, которая сделала сотню операций по подтяжке, изменила форму носа, глаз, увеличила скулы и даже подкачала губы. Ранее умелый макияж и способность держать себя в руках скрывали это, но сейчас контраст «до» и «после» был разительным.

– Да, Настенька… – ласково пропела она, взяв меня за руку. – Я не имела возможности выразить тебе свое сочувствие. Не знаю, как передать… Мне безумно жаль, что Димы больше нет. Эта потеря будет разъедать мне сердце до самой смерти.

Несмотря на высокопарные фразы и не совсем точные предложения, Анна казалась вполне искренней, позволяя новой порции слез смыть остатки макияжа. Почувствовав себя неблагодарной идиоткой, я погладила ее руку и честно сказала:

– Простите… Я чертовски бестактна! Вы ведь тоже потеряли… мужа… Мне очень жаль, что ваше счастье с отцом было столь коротким.

– Да, да… Спасибо, дорогая, – оборвала она меня, словно разговоры о «проблеме» были для нее слишком болезненными или просто надоели. Она осторожно кивнула на отца, а затем продолжила: – Ты, наверное, уже знаешь про завещание? Дорогая, я была не в курсе… Он хотел поразить меня, но совершенно точно не собирался умирать и тем более оставлять тебя на произвол судьбы.

Тема наследства отца больно кольнула в самую душу. И дело было не в деньгах и фамильных драгоценностях или загородном доме, который вот уже пять поколений передается "из рук в руки" по линии Валевски. Нет. Дело было только в папе, который думал о чем угодно, только не о возможном благополучии дочери.

Даже в детстве я замечала, что другие родители переживают за своих детей: дают салфетки в школу, наставления, провожают, если стемнело, и обнимают, если грустно… Наша жизнь состоит из мелочей, которых у меня не было. Возможно, я и вовсе не жила?

– Ты даже не думай, я не оставлю тебя без средств к существованию… Но есть тема посерьезнее и важнее! – тем временем продолжила Анна. – Ты должна бросить Пола Моргана и срочно!

Охнув от такой наглости, я подняла взгляд на чужую женщину, глаза которой выражали почти пугающую решимость. Мне было почти смешно говорить ей вещи, который обычно разумеются сами собой:

– Увы, но это только моя жизнь и лишь мне выбирать, с кем быть, а с кем – нет. Даже если брать в расчет, что вы теперь моя юридическая родственница, это ничего не меняет.

– Ты не понимаешь… – женщина устало прикрыла глаза, а затем отвела их в сторону и, склонившись в моему уху, принялась быстро нашептывать: – У меня серьезные сомнения насчет смерти твоего отца. Не верится, что человек, способный выпить за вечер две бутылки скотча, не моргнув и глазом, вдруг подавился первым же стаканом! – глаза пытливо заглянули в мои, чтобы задать главный вопрос: – Настенька, ты ничего не знаешь на этот счет?

По сути, мне было что ей сказать, но почему-то внутренняя преграда не позволяла быть честной с этой женщиной. Стоило открыть рот для признания, как застала отца с пеной у рта в своем кабинете, как тут же прихлопнула его и осторожно ответила:

– Но ведь следствие установило…

– Следствие! – выплюнула Анна. – Следствие подстраивается под того, кто платит больше. А кто в нашем случае платит больше?!

Сделав эффектную паузу, женщина самодовольно уставилась на меня, словно раскрыла преступление века за пару минут и теперь ждала лавров и признания. Я поняла лишь одно:

– Вы подозреваете Моргана, так?

– Настя… – взвыла она, теряя свое самообладание и снова представая в образе измученной хирургами старухи. – Ну как же ты не понимаешь, глупенькая моя? Он купил тебя у Димы, брал силой, заставлял жить с собой против воли…

Слушать это вновь стало противно, словно кто-то отчаянно пытался отодрать корку поджившей раны, больно и бессмысленно. В этот раз я не стала убеждать себя остаться и решила выяснить все раз и навсегда:

– Когда я пришла и рассказала вам это, вы, кажется, не сильно были против подобного обращения с девушкой, хоть и говорили, как не нравится вам Морган. А теперь что изменилось? Чем он заслужил вашу внезапную неприязнь? Простите, но чужие домыслы и грязные сплетни над гробом отца я обсуждать не собираюсь. Если хотите, мы с Полом ждем вас на кладбище через полчаса. Нет? Тогда увидимся у адвоката.

Развернувшись, я направилась к выходу, намереваясь найти Моргана. Внутри было какой-то странное предчувствие чего-то ужасного, но тогда я не понимала, что обращено оно ко мне, а не к мужчине.

– Настя, стой! – отчаянно крикнула мне вслед Анна, словно зная о моей тайной мечте больше с ней не встречаться. Женщина не была дурой и понимала, что Пол не допустит ее больше в мое окружение, а, значит, у нее было только здесь и сейчас. – Ты не веришь мне потому, что мы не семья, да? Так трудно довериться малознакомой женщине?!

Нотки отчаянья сквозили в надрывном хрипе женщины, но я была твердо намерена выйти из душного зала, спиной чувствуя какую-то неминуемую опасность. Как вдруг Анна резко одернула меня за рукав платья, появляясь словно из воздуха, а затем, глядя прямо в глаза, серьезно спросила:

– Неужели… Неужели ты не видишь, дорогая? – спросила она, заставляя меня прижаться к стене от страха. Странно, но охранники, видимо, не видели ничего особенного в том, что две женщины бурно выясняют отношения. Остается надеяться, что Моргану хотя бы доложили о наших небольших разногласиях… Тем временем глаза Анны заметались в разные стороны, будто она на скорую руку принимала решение ценой всей жизни. Наконец, словно выбрав нечто сложное и необратимое, она тяжело выдохнула и посмотрела на меня так, словно искала алмаз в песке: – Я не должна тебе говорить, опасно. Но скрывать уже тоже бессмысленно… Я твоя мама, дорогая.

Глава 40

В комнате повисла неловкая пауза. Воздух стал тяжелым и даже мимолетное движение ощущалось так остро, словно обухом по голове. Но я не поняла этого, ведь в голове словно взорвалась бомба, приводя весь привычный уклад, мысли и поступки в полный хаос.

Лишь на одну секунду я восприняла ее слова как правду, потому что привыкла верить людям, но затем стало так больно… Эта почти незнакомая женщина нашла брешь в моей броне и ударила в нее кинжалом. Саманта так долго искала эту лазейку, но нашла лишь Анна. Случайно…

Из моей груди вырвался первый смешок, а уже через секунду я не могла остановиться, сама не понимая, что происходит.

– Детка, это от неожиданности… – неловко переминаясь на месте и поправляя рыжие волосы, убеждала себя Анна. Когда я не ответила, буквально складываясь пополам, она протянула мне руку, пытаясь коснуться головы и погладить. – Милая, я все объясню тебе и ты сама поймешь, что выбора у меня не было. Твой отец…

Сама не понимая, откуда во мне проснулись такая сила и желание противостоять. Я оттолкнула руку женщины и отступила назад, резко возвращая самообладание и гнев. Ей-богу, не пойму, что творится с моими эмоциями…

– Нет! Не смейте! – я выставила указательный палец вперед и буквально ткнула им в грудь испуганной «мамочки». Черт, даже ее бюст был сплошной фальшью… – Вы перешли всякие границы! Мало того, что не попытались помочь организовать похороны мужа и пришли сюда, словно гость… Так еще и смеете указывать мне, что делать и разбрасываться такими… заявлениями?!

– Но ведь Морган сказал, что ты сама хочешь устроить все для папы. Я не стала мешать! – продолжала отстаивать свою ложь с холодной уверенностью женщина и, пропустив мой смешок мимо ушей, уверенно добавила: – И я вправду твоя мама. Хочешь ты или нет – этого не изменить… Признаться, я не собиралась этого говорить, но твоя речь… Он как будто призвала к моей совести, понимаешь?

– Ааа… – в голове стал проясняться ее план, и я больше не собиралась молчать. Хватит! – Так вот в чем дело, да? Вы поняли, что память о семье для меня святое и решили «вклиниться» в эту веру, чтобы убедить меня бросить Моргана?!

Странно, но Анна не моргнула и глазом, что заставило меня чувствовать себя маразматичкой. Мало ли что она имела ввиду под словом «мама»? Быть может, речь шла не о кровном родстве и женщина лишь пыталась сказать, дескать, попытается обеспечить мне заботу?..

– Что вы имели ввиду, когда говорили, что являетесь моей матерью? – сдаваясь гнету ее осуждающего взгляда, я дала женщине шанс оправдаться в моих глаза, но она лишь пропела:

– То, что я родила тебя восемнадцать лет назад. Через одиннадцать месяцев после того, как появилась Карина, моя старшая дочь, – разбила мои надежды она, а затем, гордо вздернув подбородок, отчаянно прошептала: – Теперь мы можем поговорить по-другому? Ты хотела мать? Я рядом!

Я смотрела на женщину, словно видела впервые. Кто она? Почему позволяет себе так шутить со мной? Кроме презрения к ее "чувству юмора", у меня начался образовываться комплекс на тему того, что все вокруг сговорились с целью сделать мой мир как можно сложнее и безумнее.