Элен Гома - Непредсказуемый

К моему облегчению, он снова кивает после небольшой паузы.

– Да. Мне больше никто не интересен. И никогда не был интересен настолько. Молли, я серьезно, – он разворачивает меня к себе, и мои колени чуть ли не подкашивается от того, каким взглядом он на меня смотрит. – Я никогда не… чувствовал ничего подобного. Черт. – Он быстро оглядывается по сторонам. – Не самое подходящее место, но я хочу, чтобы ты знала, между нами все не просто так. Я не только хочу тебя, как безумный, я…

Его телефон начинает трезвонить, пока я стою с открытым ртом в таком предвкушении, будто собираюсь получить предложение руки и сердца. Лукас достает его и читает сообщение. Его лицо меняется в мгновение ока. Брови нахмурены, он блокирует экран и все равно продолжает пялиться на него.

Зря я прикалывалась над ним за то, что он не пользуется телефоном. Ну вот, теперь он им пользуется. Довольна?

Конечно же, нет!

Забей на все и продолжай, – хочется завопить мне. Но вместо этого я интересуюсь, все ли в порядке. Люк уверяет, что да. И, видимо, поэтому он высаживает меня через считанные минуты возле дома, и оставив быстрый поцелуй на моих губах, со свистом уносится прочь, словно на пожар. О, нет.

Дважды «о, нет». Не дай бог ему еще когда-либо иметь дело с пожаром, потерей имущества, друзей и так далее. И моя сумочка с ключами и телефоном осталась валяться на заднем сидении, куда я закинула ее еще утром. И о которой не успела даже подумать, так быстро он умчался. И если Элисон нет дома, придется куковать под собственной дверью.

Я ошибалась. «О, нет» оказалось больше, чем два. Моя соседка дома, но запасного ключа у нее нет, так как кое-кто не вернул его вчера, проигнорировав мою просьбу.

Ладно, на самом деле то, что он оставил его себе, заставляет мое настроение немножечко улучшиться.

Приняв то, что мне придется прогуляться до гаража, я немедленно выхожу из дома. И только пройдя полпути до университета, мои ноги дают мне понять, что надо было взять у Элли взаймы и поехать на такси. Мы с Лукасом сегодня и так достаточно миль намотали пешком по торговым центрам, и теперь мои ноги ноют и гудят, но, как обычно, та самая удачная мысль приходит в голову слишком поздно. Обратно я точно поеду на такси, если Лукас не захочет отвезти меня лично. Пока я доковыляю, он наверняка разберется со своим… чем бы оно ни было, и мы сможем продолжить наши идеальные сутки.

Внутри все переворачивается, когда я вспоминаю, как он впечатывал меня в кухонный шкаф минувшей ночью, как стонал от удовольствия, когда я кормила его пастой, как дрожал от желания и нетерпения, как не мог контролировать себя, а потом корил себя за отсутствие нежности по отношению ко мне. Но я люблю его таким. С его тараканами, с его вспыльчивостью, с его способностью мыслить здраво на протяжении долгого времени, а потом слетать с катушек за долю секунды, чтобы удовлетворить потребность во мне. Это открытие опьяняет.

Я забываю об уставших ногах и ускоряю шаг, чтобы поскорее прижаться к его груди, уткнуться носом в его футболку и вдыхать. Раствориться в любимом мужчине. Его слова на парковке дают мне право мечтать, что он хотел признаться мне в том же. Он практически сделал это!

«Я не только хочу тебя, как безумный, я…» Ну какие тут могут быть варианты? Я не могу придумать ни одного, кроме «люблю тебя».

О, боже, вот это я накрутила себя. О какой любви с его стороны может идти речь, когда два из трех месяцев, что мы знакомы, он демонстрировал равнодушие, и иногда даже презрение.

Но почему? Я не уверена, что хочу выяснять это. Только не сейчас, когда между нами наконец-то все хорошо.

Так я и думаю до тех пор, пока не останавливаюсь, как вкопанная, наблюдая, как мой парень разговаривает с Калебом Моррисом.

Человек, который исцелил меня, имеет что-то общее с человеком, который разрушил. Что за черт? На секунду я предполагаю, что Лукас не поверил мне насчет полуобморочного состояния из-за жары, заметив, кто конкретно, вызвал такую реакцию, и каким-то образом, успел выяснить правду, пока мы гуляли по городу. Но как такое может быть, если он контактировал только со мной и консультантами магазинов, а телефоном воспользовался только, когда мы возвращались в машину?

Несколько абсурдных версий проносятся в моей голове. Я опираюсь на косяк двери для устойчивости, прячась за стену со стороны улицы, и пытаюсь немного прийти в себя. Хотя, это нереально сложно. Пытаюсь провернуть свою дыхательную гимнастику. Моей концентрации хватает только на вдох, выдох, вдох.

Ладно, допустим, он мог провернуть это и теперь заманил сюда этого ублюдка, чтобы свести счеты. Тогда какого черта Калеб только что назвал моего парня «дружище»?

А дальше я слышу обрывки их разговора, которые повергают меня в такой шок, что я не вижу перед собой ничего, кроме водопада слез, хлынувших из моих глаз.

Чувство жалости к себе и своей несчастной любви включается на полную мощность, и я бегу. Слезы высыхают от ветра, обдувающего мое лицо. Или заканчиваются, я не знаю. Вижу носки своих кед, мелькающих на фоне тротуаров. Лицо Элли. Затылок таксиста. Дверь дома, за которой была в безопасности. Объятия папы.

Прорыдавшись в его плечо с новой силой, я рассказываю ему все от начала до конца. Потому что если я этого не сделаю, он перевернет весь город, допросит моих друзей и одногруппников, поговорит с деканом и инструктором по йоге, если понадобится, но узнает, кто стал причиной моей истерики и тогда точно все станет непоправимым.

Да я с ума сошла? Как будто то, что Лукас врал мне все это время, и считал виноватой в том пожаре, можно исправить. Он не строил из себя мудака, чтобы позабавиться. Нет. Он действительно ненавидел меня. Ненавидел и позволил всему зайти достаточно далеко, чтобы с моим сердцем можно было расправиться самым варварским способом.

Знаете, чего мне сейчас хочется больше всего на свете? Стереть с лица земли человека, которого я долгие годы считал своим другом.

Но я этого не делаю. Пока нет. Уж больно забавные истории он мне скармливает, не подозревая, что я все знаю. Черт возьми, да одного взгляда Молли было достаточно, чтобы я прочитал все в ее напуганных глазах. Конечно, это ничтожество… проклятье! Я даже в своих мыслях не могу произнести это слово. Не могу облачить в слова то, через что он заставил ее пройти. Ярость разливается по моим венам, слышу скрип собственных зубов, так сильно я сжимаю челюсти, пока сижу и разминаю свои кулаки, чтобы хоть немного унять их тоску по его физиономии.

Сукин сын называет меня своим другом после того, что сделал с девушкой, которую я люблю. Да ему ни за что не избежать расплаты. Пусть он заставил меня поверить в то, что Молли Эванс соблазнила его, а потом обвинила в домогательствах. В то, что пожар устроил ее отец в отместку за дочь, и что в мире нет справедливости. Но в последнем он и сам обманулся. Если Молли и ее отец по какой-то причине оставили этот кусок дерьма разгуливать безнаказанным, то вершить справедливость придется мне. И я сделаю это с превеликим удовольствием. Для этого я должен подавить свои порывы и вести себя благоразумно. Именно поэтому я еще не размазал его по бетонному полу и не проехался катком сверху.

– Ну, хватит уже обо мне. – Был бы здесь Генри, мне было бы легче. Потому что он взял бы на себя эту болтовню, любезно отвечая на его вопросы. А так как Генри умотал на какой-то семинар, который ни за что нельзя пропустить, иначе его вышибут из универа, то я остался без буфера. И я уже держусь из последних сил. – Чем занимался в Эдинбурге?

Кэл делает глоток пива, и его голос перестает излучать уверенность.

– Да так, учился, работал. Лечился, – добавляет он тихим голосом. Я вскидываю бровь.

– Лечился?

Он глубоко вздыхает и опускает голову на ладони.

– Чувак, я в полном дерьме. Полнейшем. – А он мне толкует, что справедливости нет. Я делаю над собой усилие, чтобы не усмехнуться. Ну вот же она. – Я бы не вернулся в ЛА, если бы не один врач. На него вся надежда.

– В чем дело?

– Я… у меня…

– Да говори уже. – Клянусь богом, если он продолжит мямлить, я вмажу ему прямо сейчас и спишу все на то, что пытался привести его в чувства. Дай мне эту возможность, Кэл. Продолжай нудить еще пять секунд. Четыре, три, два, о…

– Уменяневстает, – выпаливает он одним словом.

Что?

– Что? У тебя что? – Нет, блин, я расслышал, но это, мать его, так прекрасно звучит, что не откажусь послушать еще пару-тройку раз.

– Не встает. Мой член умер после того пожара, братан.

Он чуть не рыдает.

Это идеально. Чертовски идеально. Даже я не смог бы придумать такого изощренного наказания. Чувствую некоторую потерю. Потерю возможности отрезать его член собственноручно. Ну да ладно, придумаю что-нибудь другое.

– Ха! – я все-таки не сдерживаюсь, и он тут же озадаченно поднимает на меня глаза, я прочищаю горло. – О, так ты не шутишь?

Кэл встает и начинает расхаживать взад-вперед, выдирая на себе волосы. Я вот-вот стану свидетелем нервного срыва. И очень похоже, что далеко не первого.

– Все эти годы, представь, сколько времени я ни разу ни с кем не переспал. Если бы ты знал, сколько анализов я сдал, сколько прошел процедур. Традиционная медицина, знахари, ведьмы, шаманы, кого только не было! Это настоящий ад!

Ага, там тебе самое место.

– Хреново, – я делаю вид, что сочувствую. Господи, дай пять! – Так что, нашелся врач, который поможет тебе?

Если он и нашелся, то я заставлю его исчезнуть. Чего бы мне это не стоило. Нельзя допустить, чтобы никчемный отросток этого урода смог навредить кому-то еще. Мысли о Молли снова заставляют ярость выйти на первый план.

– Есть один. Он здесь проездом, как я понял. Пару недель или вроде того. Прочтет пару лекций, после чего свалит в Китай. Черт. Я последую за ним хоть на край света, если он даст мне надежду. Я просрал самые свои лучшие годы.