Я киваю, соглашаясь. Он точно просрал все, когда решил, что ему позволительно совать свой кусок дерьма в девушку, которая на это не соглашалась.

Подумать только, я столько лет считал этого человека своим другом. Мы вместе строили планы, вызволяли друг друга из передряг, имели общие интересы и мечты. Кэл, я и Генри были неразлучной троицей в старшей школе. Трусики старшеклассниц только так слетали под нашими взглядами. Это жутко бесило всю футбольную команду. Какие-то засранцы, вечно испачканные в машинном масле, уводили их девочек прямо у них из-под носа.

Помимо девочек у нас троих была еще одна страсть. Машины. Одному богу известно, сколько раз в гараже Моррисов мы перебрали тачку, подаренную отцом Кэла на его шестнадцатилетие.

А теперь один из них жалуется, что потерял свой член, а мне его даже ни капельки не жаль.

После того, как Кэл уходит, я запрыгиваю в машину и мчу в Санта-Монику. Мне нужен хороший план, поэтому мне нужен мой брат. Который первым делом оторвет мне яйца, когда услышит эту историю. Эви, конечно же ему в этом охотно поможет. Вот дерьмо.

Мне нужны мои яйца. Значит, пусть будет плохой план. Но тогда мне с большей долей вероятности понадобится алиби. Или толковый адвокат.

Я уже сворачиваю на бульвар Линкольн, когда звонит мой телефон.

– Да? – рявкаю я.

– Где вы все? Я же сказал, что вернусь через час. Не могли подождать? – ноет Генри.

Черт. Я вроде как должен рассказать ему правду. Иначе он так и будет боготворить Морриса, пребывая в неведении.

– Мне надо было срочно уехать. А Кэл никуда не денется еще как минимум пару недель, не беспокойся, – выплевываю я, но Генри, кажется, совсем не беспокоит мой пренебрежительный тон.

– Дерьмо. Он хоть оставил свой номер телефона? Где его искать?

– Да. И не знаю. Поищи в стране бесполезных пенисов.

– Что? Ты чего такой злой? Кэл пытался клеить Молли? Не удивлюсь, если так. Он тот еще…

– Ты что такое говоришь, Генри? – Меня передергивает. Их имена никогда не должны употребляться в одном, мать его, предложении. Точка. Сердце чуть не останавливается, когда он произносит следующие слова:

– Расслабься, чувак. Я просто пошутил, ладно? Уверен, они нормально пообщались, и ничего такого не было. Просто. Шутка. Неудачная. Окей?

Я жму по тормозам, и мне тут же сигналят, но пульс в ушах стучит так громко, что все остальное – отдаленный белый шум.

Я сглатываю ком и призываю к себе все свое самообладание.

– Когда? – спрашиваю сквозь зубы.

– Так сегодня же, когда она заходила в гараж. Ты чего?

Что за чушь? Зачем ей заходить? На секунду я расслабляюсь, должно быть, Генри с кем-то ее перепутал. Я точно высадил ее у дома, и ей незачем было ехать следом за мной. Бред какой-то. Но потом сзади раздается сигнал, и так как мой телефон сейчас у меня в руке, то там определенно чей-то еще. Твою ж мать! Я поворачиваю голову. Она возвращалась за своей сумкой. Проклятье!

– Люк? Ты в порядке? Я слышал свист тормозов.

Обеспокоенный голос моего друга возвращает меня в суровую реальность. Нет. Я не хочу верить, что все это происходит на самом деле.

– Да, – выдавливаю я, охваченный паникой. – Я в норме. Когда она приходила?

– Так она не зашла? Я думал…

– Пожалуйста, мужик, ответь на мой вопрос, – нетерпеливо перебиваю я.

В спешке я разворачиваюсь и лечу обратно, пытаясь прокрутить в уме весь разговор с Кэлом. Что она могла услышать? Мы говорили о новом гараже, о его чертовом члене, я подыгрывал ему. Господи боже, чтобы она ни услышала из этого, все делает меня предателем. И разве важны слова, когда она увидела и так достаточно? Достаточно для того, чтобы не выдать свое присутствие и уйти, не сказав ни слова. Да и какие у нее были варианты? Бедная моя девочка. Уверен, она потеряла дар речи при виде своего парня и своего насильника вместе. При этом я не набивал ему морду в этот момент, а мило общался, как со старым приятелем.

Никогда в жизни я не чувствовал себя так гадко.

Я ударяю по рулю, не в силах удержать эмоции. Злость. На себя в первую очередь. Я презираю самого себя прямо сейчас. Все, что я говорил ей, пока она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, доверяла мне. Я вспоминаю, какой разбитой она выглядела, сидя в самолете, после того как я бросил ее накануне и свалил на всю ночь. Как терялась, когда я бросал ей в лицо свое пренебрежение. И наш секс. Наш великолепный, крышесносный, бомбический секс. Но. Я обходился с ней как животное, когда должен был сдувать пылинки, как с драгоценности, чем она и была всегда. Черт. Почему она позволяла мне все это?

Ответ на этот вопрос сам напрашивается на ум, но от этого еще больнее. Сердце сжимается словно в тисках. Я физически чувствую ее боль. Она преумножается во сто крат, когда я допускаю мысль, что могу потерять ее.

Проходит примерно полтора часа, прежде чем я оказываюсь там, где должен. Полтора часа агонии, которая не отпускала меня, пока я несся в квартиру Молли, пока тарабанил ей в дверь, а потом ворвался внутрь, вспомнив, что у меня есть ключ. Я взвыл, когда не нашел ее там.

Полтора гребаных часа, каждую минуту которых я провел, четвертуя себя за то, что позволил всему зайти так далеко между нами. В то время, как считал ее лживой стервой, я все равно не смог устоять перед соблазном сблизиться с ней. Надо ли признаться, что она зацепила меня при первой же встрече? Сногсшибательно красивая и сексуальная, но при этом открытая и непринужденная, наивная и веселая. Настоящая. Все это время она была настоящей. А еще хрупкой и ранимой. И я видел это. Я, черт возьми, чувствовал, что она не может быть тем человеком, в которого Кэл заставил меня поверить. Так почему я держался за эту версию? Почему не позволил себе заглянуть глубже и услышать свое сердце? Какого хрена мне понадобилось так много времени и рассказы каких-то торчков, поведавшие мне, по чьей вине на самом деле случился пожар, чтобы спустить себя с поводка? Может такого, что мой отец слинял в миг, когда мама сообщила о беременности? Или потому что она никогда не занималась мной, предпочитая отдать себя работе, нежели своему сыну, который сильно походил на отца? А может, потому что подала мне отличный пример того, как далеко засовывать свои чувства куда подальше, не давая себе шанса на счастье? Тупые отговорки.

Мы давно уже наладили отношения настолько, насколько это возможно, мама тысячу раз извинялась передо мной, и если бы это были пустые слова, ее сердце не дало бы сбой от новости, что ее сын мог пострадать в пожаре.

Я не знаю, что со мной не так. Но я твердо намерен исправить все, что наворотил. Поэтому я снова стучусь в дверь. Мне пришлось умолять Элисон, чтобы заполучить этот адрес, и я не уйду, не поговорив с Молли. Даже если мне придется иметь дело с ее отцом. Он настолько влиятельный, что может стереть меня в порошок, не моргнув и глазом. Я охренеть как озадачен тем, почему он не сделал этого с Калебом Моррисом.

Похоже, мне представится возможность узнать об этом. И прямо сейчас. Потому что передо мной с грозным видом появляется Кристофер Эванс.

И первое, на чем я зацикливаюсь, это его голубые глаза. Точно такие же как у его дочери.

– Лукас?

– Да.

Он вскидывает бровь и оценивающе смотрит на меня с минуту. Затем произносит:

– Идем.

Кристофер проходит мимо меня. Я разворачиваюсь и иду следом, отдаляясь от его дома. Я озадачен, но и заинтригован. Он не хлопнул дверью перед моим носом, а так же не врезал мне, хотя раз знает, кто я такой, вполне мог бы сделать это. И я не винил бы его. На самом деле, если бы это было возможно, я бы и сам пару раз съездил себе по морде.

Отец Молли идет уверенно и быстро, не оглядываясь на меня. Мы проходим так несколько домов. Я оборачиваюсь. Как бы мне не хотелось как можно скорее увидеть Молли, похоже, путь к ней лежит только через него. Что ж, значит так тому и быть. Только если он не решил разделаться со мной раз и навсегда прямо сейчас.

Мы сворачиваем за угол и сразу заходим в ничем не примечательный небольшой дом. Чувствую некоторое облегчение. Место оказывается баром. Обычным таким баром с миллионом сортов пива и смазливыми официантками в мини-юбках. Кристофер кивает кому-то и на столике появляются полные бокалы еще до того, как мы к нему подходим. Похоже, он завсегдатай этого секретного заведения. И он решил попить со мной пивка? Серьезно?

Когда мы садимся, он сразу делает глоток. Я же к своему не притрагиваюсь.

– Не пьешь? – спрашивает он.

– Не сейчас, – честно отвечаю я. – Я приехал не для этого.

Он делает еще глоток, после чего ставит бокал перед собой и откидывается на спинку стула.

– Для чего ты приехал?

– Я люблю ее, – заявляю без церемоний.

– Моя дочь знает об этом?

Я качаю головой.

– Я не успел ей сказать. Клянусь, я бы…

– Калеб Моррис твой друг? – перебивает он.

Как бы ни было стремно это признавать, но впредь я вынужден быть предельно честным, если я хочу обратно свою девушку.

– Был им со средней школы до сегодняшнего дня. – Мой голос полон горечи и разочарования. А еще я чувствую свою вину за то, что это правда. – Мне и в голову не могло прийти ставить под сомнения слова человека, который был мне близок столько лет.

– Расскажи мне всю историю, Лукас.

И я рассказываю. То, как мы дружили и мечтали об одном. То, как осуществилась наша мечта, то как она сгорела на моих глазах, как моего друга без сознания увозили на носилках, какой непередаваемый ужас был запечатлен в его глазах, когда он пришел в себя в больнице. То, как он сказал мне, что ему нужно уехать на некоторое время, потому что он боится, что Кристофер Эванс придет за ним еще раз. Рассказываю, как я жил с этой лапшой на ушах, пока парочка наркоманов не поведали мне, что Калеб на самом деле был посредником между дилером и ними, и что он куда-то дел приличную дозу кокаина. Теперь я знаю, что он прятал кокаин в нашем гараже. И после того, как дилер наказал его физически и пообещал следующим делом натравить на него полицию, этот трус устроил поджег, чтобы скрыть улики. Естественно, ему пришлось скрываться, потому что дилер не спустил бы ему с рук пропажу такой крупной суммы. Так что он сбежал из больницы, а затем и из страны, решив не испытывать судьбу. И все это произошло в тот вечер, когда он изнасиловал Молли.