Элен Гома - Непредсказуемый

– В тот день его отец привел его в студию, чтобы я послушал. Но Калеб не хотел петь. Они крупно поссорились, тот вылетел из студии звукозаписи, хлопнув дверью. Я думал, что он уехал. Вместо этого он нашел мою девочку и оторвался на ней.

Я опускаю лицо на ладони, опираясь локтями на стол. Теперь вся картина ясна как белый день. Когда он только открыл глаза на больничной койке, он произнес ее имя. Думаю, он хотел рассказать мне, что натворил, но охваченный страхом, что я не прощу его еще и за поджег, решил свалить все на Кристофера и Молли. Якобы она переспала с ним, а потом когда Кристофер поймал их, сказала, что не при чем, и что Калеб вынудил ее. Какой извращенный ум надо иметь, чтобы так все перекрутить?

Я тяжело вздыхаю.

– Почему вы ничего не сделали, Кристофер?

Он горько ухмыляется.

– Зови меня Крис. И кто тебе сказал, что я ничего не сделал?

Я моргаю в недоумении, и он, глядя на меня, тихо смеется.

– У меня много хороших знакомых. Везде. В том числе и в больнице.

Да ладно? До меня, кажется, доходит. Черт! Нифига себе!

– Его член – ваших рук дело? Скажите, что я не ошибаюсь, и я стану вашим фанатом. Честное слово.

Он лишь многозначительно улыбается. Я аж присвистываю. Этот мужик – чертов гений!

Идеальный момент моего восхищения этим человеком прерывает пара официанток, подошедших к нашему столику. Одна из них прижимает к груди журнал и они обе бросают на нас заискивающие взгляды.

– Извините. Можно попросить вас расписаться на…

– Давайте попозже милые, я беседую со своим другом.

Черт, я польщен. И все еще перевариваю неожиданно вспыхнувшее чувство признательности к этому человеку, когда одна из официанток кладет журнал на столик передо мной. Я моргаю, не веря своим глазам.

– Простите, мистер Эванс, но мы хотели автограф вашего друга.

Мы с Кристофером оба, застыв, пялимся на обложку журнала, на которой я и Молли впиваемся друг в друга взглядами, полными страсти. Господи боже, она такая красивая. Ее волосы распущены, она сидит, все ее внимание сосредоточено на мне, я опираюсь на подлокотники ее стула. Даже на фото видно, что никого для нас не существует кроме друг друга.

Это же было только вчера, когда все успело полететь к чертям? И как Мелиссе удалось продать наше фото в журнал за день до выхода тиража? День, на хрен, ломающий все мои представления о мире.

Кожей чувствую на себе взгляд Криса, так что быстренько расписываюсь на обложке и отдаю девочкам, желая, чтобы они сразу убрались без лишних вопросов.

Он хмурит брови.

– Сборщик мебели, автомеханик, фотомодель, – он делает акцент, растягивая последнее слово так, что вызывает во мне желание сползти под стол. – Чем еще удивишь?

Я пожимаю плечами.

– Бизнес колледж и финансовый директор семейной фирмы, – говорю так, как будто стыжусь этого.

Он разражается смехом.

– Твою мать, Лукас, что мне с тобой делать?

Он правда не понимает?

– Я хочу поговорить с Молли, – на полном серьезе отвечаю я.

Немного подумав, он, наконец, кивает.

Я просыпаюсь и не могу сообразить, где я и что вообще происходит. Быстро моргаю. Солнце вовсю светит за окном. Сколько я проспала? Я даже не заметила, как уснула. После того, как папа ушел открыть дверь вчера вечером, я больше его не видела.

Конечно, не видела, раз отключилась, едва коснувшись подушки. Вообще-то я собиралась прореветься в нее как следует, воспользовавшись, наконец, временем наедине с собой. После того сложного разговора, что состоялся между мной и папой, когда я уверяла его, что ненавижу этого придурка так же сильно, как и люблю, мне было просто необходимо выплеснуть эмоциональное напряжение. По крайней мере, так я думала. У моего организма было другое мнение на этот счет. Оказывается, он хотел выспаться, а не продолжать бессмысленные страдания. И я не могу его винить за это. Я действительно была истощена.

Я зажмуриваюсь, по полной окунаясь в реальность. Почему это не может оказаться плохим сном?

Стаскиваю себя с кровати и шлепаю босиком к огромному шкафу и распахиваю его. Ого. Я даже забыла, сколько еще вещей ждут, пока я заберу их. Оставляю дверки открытыми и иду в смежную ванную. Полки завалены всевозможными тюбиками, использованными наполовину или меньше. Такое чувство, будто я и не переезжала отсюда.

Горько усмехаюсь. Аромат моих духов не успел выветриться из этой комнаты, как я уже вернулась, поджав хвост, стоило столкнуться с трудностями.

Чувствую себя жалкой. И совершенно не взрослой. И уже тем более не самостоятельной.

Что если мужчины – это вообще не мое? От них одни страдания. По большей части. Господи, нет. Я не должна так думать, это неправильно. «Подобными установками ты блокируешь своему настоящему принцу все пути к твоему сердцу» – тут же звучит в моей голове голос Саманты. – «Ты не даешь ему возможности даже постучать в твою дверь».

Я давала кучу возможностей гипотетическим принцам. Правда. Ни один меня не очаровал настолько, чтобы моя крепость захотела бы рухнуть. До Лукаса, черт его подери, Морено. Он не только постучал в треклятую дверь, но еще и по-хозяйски расположился внутри. Тогда, когда ему самое место там, где и его дружку. В аду.

Включаю воду в душе и раздеваюсь. Встаю под горячие струи, представляя, как вода смывает все то дерьмо, которое меня коснулось, мою боль и разочарование. Как только начинаю думать, что больше никогда, на этот раз точно никогда и ни за что в жизни не смогу доверять ни одному мужчине, кроме папы, мне становится дурно. Я не готова к этому. Я не хочу снова чувствовать себя на отшибе жизни. Словно эта карусель проносится мимо меня, пока я изо всех сил создаю видимость, будто мне тоже весело. Будто наблюдать со стороны – это достаточно, чтобы быть компанейской веселой девчонкой, ходить на вечеринки, улыбаться, как ни в чем ни бывало, и при этом не чувствовать себя глубоко несчастной внутри. Не достаточно. Никогда не было и теперь уж точно не будет. Я не хочу так больше. Возвращаться в эту фальшь? Я этого не вынесу.

Плотину прорывает, и слезы текут рекой из моих глаз, смешиваясь со струями воды. Я стою так, пока они не заканчиваются. Пока не начинаю ощущать пустоту. Пока глаза не начинает жечь. Теперь я понимаю, что мне нужно было выспаться, чтобы иметь силы выплакать столько слез, выдержать такую изматывающую истерику.

Выудив из шкафа чистые трусики, домашние шорты в клетку и широкую белую футболку, одеваюсь и смотрюсь в зеркало. Глаза красные и их все еще щиплет. Похоже, это и есть настоящая я. Та я, которая не строит из себя беззаботную куколку. Господи, тихий ужас. Но так проще. Быть собой все равно проще. Как я этого не понимала раньше? Даже если ты представляешь собой зареванное страшилище со спутанными мокрыми волосами.

Корчу отвратительную рожу для пущего эффекта. Именно так. Отныне я такая. Несчастная, отпугивающая всем своим видом, девушка без маски. Следующий парень, который мне понравится, будет вынужден познакомиться с настоящей Молли Эванс, и если он все еще будет изъявлять желание узнать меня получше, возможно, я дам ему шанс. А быть со мной как с красивой картинкой, от которой член становится настолько твердым, что можно переступить через свою ненависть к ней за то, что она подожгла твой гараж? Такому больше не бывать.

Я выхожу из комнаты и спускаюсь по лестнице, преисполненная желанием съесть пол холодильника. А у папы, чтоб вы понимали, трехкамерный холодильник, почти не уступающий по размерам моему шкафу в комнате. Ладно, не совсем так. Но он любит вкусно поесть так же сильно, как я прятаться за красивой брендовой одеждой. Слава богу, что тренировки он любит не меньше, иначе, боюсь представить, до каких бы масштабов его разнесло. После смерти мамы сначала он нашел утешение во мне, потом в работе, и наконец, в изысканных блюдах, которые научился готовить сам и научил многим из них меня.

Я смотрю на кухонный островок и вспоминаю свои школьные годы. Было весело. Я слегка улыбаюсь. Но потом из моих легких испаряется весь воздух, а сердце перестает биться. Потому что широкая фигура Лукаса принимает вертикальное положение из-за спинки дивана. И да, я не спятила. Я знаю этот вид сзади. Это точно он. Я обожаю эту спину и плечи, и эти волосы, слегка взъерошенные после сна. Обожала.

Подождите, что?

– Какого черта? – вопрос срывается с моих губ, заставляя его вздрогнуть и вскочить с дивана. Вид у него и правда заспанный. Почему он спал в нашей гостиной? – Где мой отец? – рявкаю я, выдавая слабость за злость. Нет, я на самом деле зла на него, это даже не обсуждается. Но при одном только взгляде в его выразительные полные сожаление глаза, мои баррикады рассыпаются, как карточный домик.

Он просто застал тебя врасплох, Молли. Это нормальная реакция. Ты все еще его ненавидишь. Так же, как и он тебя. И не ведись на эти щенячьи глазки.

Я уверенно марширую вперед, но останавливаюсь по другую сторону дивана. Так, на всякий случай.

Некоторое время мы просто смотрим друг на друга. Он одет так, же, как и вчера утром, когда мы оба спешили выйти из его дома. Джинсы и белая футболка. Он по-прежнему дико сексуален, теперь уже с двухдневной щетиной. Надо ли говорить, что я уже сто раз успела пожалеть о том, что не привела себя в порядок? Ком подступает к горлу, когда я осознаю, что его влияние на меня не уничтожить даже предательством. Черт бы его побрал.

Я быстро разворачиваюсь, намеренная спастись бегством обратно на второй этаж, но его длинные ноги в три шага преодолевают расстояние до лестницы быстрее.

– Пожалуйста, Молли.

Он притягивает меня к себе и крепко прижимает мою голову к своей ключице широкой ладонью. Мои руки, согнутые в локтях, застряли между нашими телами, и я настолько обессилена, что не предпринимаю даже попыток оттолкнуть его. Снова окутанная его аурой, я на пару мгновений погружаюсь в нирвану.