Александра Ермакова - Непримиримые 1

— Притормози! — останавливаю ход мыслей соседа, тряхнув банкой и выпятив палец. — Ты, как мне кажется, неплохо справляешься с поисками мест для ночлега. Полгорода девчат тебя точно с радостью примет.

— Ого, откуда такие сведения? Справки наводила? — самодовольно ухмыляется Селиверстов и, ухватив за запястье, тянется к моему пиву.

Ловко перехватываю банку другой рукой, точнее, разжимаю кисть, пиво падает, но я его проворно ловлю свободной и демонстративно осушаю, не без удовольствия видя чуть озадаченное лицо парня.

— Зачем? — уже через секунду морщусь, словно лимон глотаю: последние капли жуть какие невкусные — теплое, выдохшееся пиво — бэ-э-э. Но лучше сама буду давиться, чем этому наглому типу отдам! — Итак, куда ни пойдешь, всякие красотки о тебе шепчутся, — аккуратно ставлю банку к уже имеющемуся опустевшему строю возле Игната.

— А ты сплетням меньше верь, — выуживает очередную сигарету Селиверстов. Прикуривает: — Девчата — они такие, напридумывают не бог весть что. Да и не все же время скитаться по девушкам. Иногда хочется родного уюта, милого дома, тепла…

— И как это ассоциируется с моим домом? Моей комнатой? Моей постелью? Комодом? Зеркалом? — даже не знаю, почему всплывают мелочи, которые, как оказалось, уже запали в душу и скверненько там осели.

— Да как тебя увидел, так сразу и спроецировал, малыш, — подмигивает мне наглец.

— Проецировка плохо работает, Карлсон. Ориентиры сбились. Ты бы свой пропеллер держал по ветру, и летел отсюда, летел… — Надоедает балаган. Поднимаюсь, тихонько пинаю ногу соседа, преграждающую путь, но уйти не получается: Игнат рывком привлекает меня к себе, удерживая свободной рукой.

— Да сколько меня хватать можно?! — возмущаюсь праведно, да кого это волнует. Селиверстов медленно затягивается. От неожиданности упираюсь ладонями в грудь парня, позволив упасть пледу на пол — это не ускользает от внимательных глаз соседа. На миг кажется, меня мысленно и от бюстика с трусиками уже избавили с той же легкостью, как вынудили забыть про кусок ткани, что помогал скрыть наготу до сего момента.

Склоняется так близко, что лишь глаза испуганно вытаращиваю, а в голове, точно испуганные птицы, трепыхаются бестолковые мысли.

Игнат неторопливо выпускает облако дыма прямо в меня — рефлекторно, чтобы не оказаться в клубах, ловлю ртом, втягивая в себя, а выпускаю уже в сторону.

Это слишком… Я не курящая, но иногда… в большой тусовке, в хорошей компании, когда весело…

Селиверстов с моих губ не сводит глаз. Они становятся грозовыми. А что ужаснее, слышу грохот сердца. Отчетливо, прямо в ушах — аж барабанные перепонки вибрируют. И чье это сердце так громкого ухает, еще вопрос. Игната? Мое?

Или наши, да в унисон?

Это заставляет сглотнуть. Нервно, шумно.

— Я не шучу, — мрачнеет Селиверстов. — Мне не нравится, что у мамы роман с твоим… — умолкает, подбирая слово, — отцом… — последнее дается с трудом.

Взгляд серых, непростительно красивых глаз прыгает по моему лицу: морозно, жгуче, въедливо. Тело плавится от жара, по венам, словно потоки лавы растекаются. Щеки начинают гореть. Ноги слабеют.

— Селиверстов, — опять сглатываю пересохшим горлом. Голова совсем дурная. Делаю себе пометку: нельзя пить, когда этот тип рядом. И тем более не курить — слишком интимно. — Ты болен! Взрослый парень, а все характер не по делу показываешь… Твоя мать, мой отец — одинокие люди. Они имеют право на личную жизнь, даже если друг с другом…

— Имеют, но порознь! — отрезает сухо Игнат. — У него уже есть две большие любви, на мою мать не хватит запала. — Пауза затягивается. Сосед делает последнюю тяпку, отшвыривает бычок, куда и первый, все это время не сводя с меня колючего взгляда. Рывком за затылок притягивает ближе и теперь уже медленно выпускает дым мне в рот, зная, что сделаю. Послушно втягиваю, продолжая таращится на парня, что и не скрывает совершенно не невинного взгляда. Полученную порцию смога отправляю в сторону, а Игнат и не думает отстраняться. Бормочет в губы:

— Первая — его жутко интересная работа. Вторая — очаровательная, — ласково пальцем очерчивает контур моего лица, заставляя забыть о дыхании и затаиться в предвкушении непонятно чего. Ненавязчиво, но уверенно приподнимает голову выше за подбородок, побуждая встать на цыпочки, натянувшись, точно струна, и смотреть в глаза. — До чертиков восхитительная дочурка, на которой его свет и сходится.

— Ба, — давлюсь смешком, опускаясь на пятки, — да у вас, батенька, комплекс неполноценности!

— Моя полноценность, — Селиверстов утыкается губами в висок, на миг заставив забыть о дыхании. Шепчет, касаясь кожи, прогоняя по телу мурашки и вынуждая замереть и внимать каждому шороху: — Очень полноценна, но лучше тебе помочь мне рассорить родителей.

— Иначе?.. — зло отмечаю, что реагирую на близость соседа: на его жар, запах, голос… и проклинаю себя за неуместную слабость.

— Поэтому и говорю, я вам жизни не дам, особенно тебе… — звучит опасно, морозно, да так, что мое тело покрывается гусиной кожей.

Ладони Игната начинают скользить по спине, разгоняя непонятные рассудку, но тактильно приятные волны. Меня разгоряченную, словно в сугроб с головой окунают. Контраст реально отрезвляет. Меня начинает потряхивать… от бешенства. Упираюсь руками в грудь соседа:

— Это я уже проходила. Ничего, научилась выживать.

— Э, нет, малыш, — качает головой парень, позволяя быть на расстоянии, но продолжая удерживать за талию. — То были цветочки, да и жалел я тебя, а теперь козни будут изощренными, мучительными и жутко откровенными, — при этом его глаза задерживаются на моих губах, а я от недвусмысленности только рот открываю:

— Неужели за косички дергать будешь? Или толстозадым Корольком обзывать? — да кошу под дуру, но это лучше, чем блеять испуганной козой, признавая поражение еще до битвы.

Игнат кривит усмешку:

— Я не шучу, Ирк, ты же знаешь, каким гадом я могу быть… — это даже ласково, виновато.

— Есть! — поправляю сухо. — Но тебе пора жить своей жизнью, а не лезть в личную матери. Так что, прости… Если что, я тебе свою комнату уступлю, а сама снимать буду. Мы с отцом договорились, если окончу этот год на отлично, он мне с нового учебного поможет квартиру купить.

— Не на те ли деньги, на которые ты себе «Дуди» купила?

Хмурюсь. Откуда он знает про «малышку»? А, видел, наверное.

— Это были мои.

— Ого, да ты богатая леди… — оценивающе сверкают глаза парня.

— Не твоего ума дело! — все же нахожу силы и отталкиваю сильнее. Селиверстов, вопреки моим взыгравшим страхам, разрывает объятия, но голос отца: «Ир, это ты?» — заставляет меня нырнуть вниз. Причем утащив за собой и Игната. Причем упав на него сверху.

Ира

Парень сдавленно охает, я затыкаю его рот рукой.

Блин, везет, что балкон большей частью пустой, да на полу линолеум, ну и… плед смятой горкой валяется, как раз под нами, а так бы грохота было…

— Ир? — вновь зовет отец. Забываю, что надо дышать, молча смотрю в пасмурные глаза Игната. В них разыгрывается целая стихия.

Ощущаю, губы парня начинают шевелиться, нежно целуют мою ладонь.

Вытаращиваюсь на наглеца, а его глаза уже откровенно смеются. Хмуро предостерегаю, но ему плевать: вот уже языком изучает мои пальцы, пытаясь пролезть между ними…

Накрываю второй рукой, надавливая сильнее.

В отместку Игнат начинает шариться по моему телу ладонями. Блина, закатываю глаза. Вот такого не ожидала. Я бы даже материться принялась, да вот только под балконом шелестит трава, раздается невнятное бормотание отца:

— Ир… кто туг…

Вновь уставляюсь на Игната, взглядом обещая расправу. Кровавую… Болезненную, но на мигторопею.

Он хозяйски скользит ладонями по моим ляжкам, ненавязчиво заставляет согнуть ноги в коленях, удобнее усаживая на себя.

Вот же дура! Зачем таю… Игната нужно срочно прогнать! Нагрубить, возможно, ударить… И плевать, что скандал будет!..

А вместо этого растворяюсь в его глазах, в его руках, еще чуть-чуть — и ерзать начну, потому что тело… оно что-то хочет. Ему нравятся вольные наглости Селиверстова.

Парень без зазрения совести меня изучает, вернее лапает, пользуясь моментом. Его руки сначала медленно и нежно, а потом все наглее и дотошнее ползут на задницу.

Ау! Мозги?.. Полный вакуум. Пустота, что б ее…

Папка прав, они отключаются, когда голова задурманена эйфорией, а тело плавится под выплеском гормонов и натиском мужских феромонов.

А что еще хуже, мне нравится видеть в откровенно похотливой серости глаз Игната вожделение. Он и не скрывает ни своих развратных мыслей, ни уже восставшего достоинства, которое мне упирается в живот.

Мой предостерегающий взгляд соседа лишь забавляет и еще больше распаляет.

Прикусываю губу, отсчитывая секунды, когда смогу наговорить кучу уничижающих слов… вот только пусть папа уйдет! Боже! Пусть он быстрее уйдет!

Гравий шелестит уже ближе к дому — шаги удаляются…

Мои чувства бурлят, я на грани завопить благим матом — Игнат бесцеремонно проникает под резинку трусиков, стискивая ягодицы и прижимая меня к своему набухшему хозяйству.

Это сверхнаглость!

Меня трясет… от бешенства…

От возбуждения…

Блина! Мое тело прогибается, ластится к соседу…

А-а-а, спасите!..

Мне не нравится такая реакция на действия Селиверстова.

Однозначно. Категорически!..

Или нравится?!.

Боже, убейте меня!!!

Да что же это такое?!

Мое предательское тело — податливое, сахарное, трепещущее. Внизу живота разгорается пламя, грудь нервно подрагивает, жадно, рвано. Соски напряженно ноют…