Колтон ухмыляется мне и поднимает графин с виски.

— Хочешь ещё?

Я прищуриваюсь.

— Тогда тебе придётся поговорить с нами нормально. По-взрослому. Без всякого ворчания и наглых увёрток. Скажи нам, что происходит, — говорит Колтон.

— Дай мне чёртов виски, — рявкаю я.

Он протягивает мне его, и я наливаю себе добрую порцию, решая, что именно им сказать.

Пэйс откидывается в кресле, скрестив ноги в лодыжках, а Колтон садится ровнее, занимая положение поудобнее. Ну что ж, наступило время доверительных бесед, видимо.

— В детстве мы с Мией вроде как дали клятву, что если никто из нас не заведёт семью до тридцати, мы женимся друг на друге.

Колтон давится выпитым, громко кашляя и отплёвываясь.

— Да ты издеваешься!

Пэйс тихонько усмехается.

— Блестяще, блядь. Ты просто обязан это сделать.

Ни один из ответов не обнадёживает.

Я жду, что они станут дразнить меня до умопомрачения за данное Мии обещание, и так и происходит, но потом разговор меняется, и я обнаруживаю, что они уже обсуждают реальные достоинства этого брака, пока я выпиваю стакан за стаканом. Наконец, Колтон отбирает у меня бутылку и ставит её в другом конце комнаты.

— Чёрт, мужик, — начинает Колтон. — Тебе необязательно завтра идти с ней к алтарю, но я же тебя знаю. У тебя кошмарно собственнический вид пещерного человека, когда ты заговариваешь о Мии. Но в случае с Татьяной этого нет.

Я чувствую себя пьяным и неуверенным. И чем дольше сижу здесь, тем более неуверенным становлюсь. Детское предложение пожениться это же безумно, правильно? Обычные глупые детские разговоры — они ничего не значат. Так ведь? А Миа будто бы верит, что они что-то значат. Она приехала сюда спустя несколько месяцев после своего дня рождения. Сердце принимается быстрее биться в груди, когда я об этом думаю.

Колтон вновь спрашивает о Татьяне, но это не та тема, на которую я готов говорить.

— Я, правда, не понимаю, почему ты ещё с ней, — замечает Пэйс.

— Серьёзно, чувак, если она не доставляет тебе радости — порви с ней, — добавляет Колтон.

Я подношу стакан к губам, как будто алкоголь поможет мне во всём разобраться. Откинувшись в кресле, закрываю глаза и позволяю спиртному согреть меня. Я позволяю себе представить, какой была бы моя жизнь с присутствием в ней Мии. Опасно. Я вижу бегающих вокруг детишек с её каштановыми волосами и зелёными глазами, воскресенья на яхте, мой дом, переполняемый смехом и любовью. Меня согревает эта мысль. Или, возможно, причина появления этого тёплого покалывания в алкоголе. В любом случае, думаю, мне уже пора домой.

Пэйс подвозит меня и высаживает у входной двери. В доме темно и тихо, Татьяны нет, а Миа, скорее всего, уже в постели. Я тоже иду в спальню, когда на телефон приходит сообщение.

Миа.

«Ты дома?»

«Да».

«А где был?»

«С братьями».

Не знаю, что ещё сказать, ведь странно понимать, что я провёл весь вечер, обсуждая с ними двух женщин в своей жизни, но мене так до сих пор и не понятно, к чему всё идёт.

Звучит ну очень весело.

«Пытался разобраться с дерьмом в своей жизни».

«Нам необязательно переписываться, её же здесь нет. Давай встретимся на кухне? Можно поесть арахисовое масло прямо из банки, как в старые времена, и обо всём поговорить».

Сердце колотится о рёбра. Татьяны нет дома, она правильно заметила. А от мысли сейчас увидеть Мию меня наполняет тоской. Но я пьян. И даже сквозь туман алкоголя знаю, что это хреновая идея.

«Я не доверяю себе».

«С ореховым маслом?»

«С тобой».

Её ответ приходит только через несколько минут.

«Ох».

«Поговорим завтра, когда я протрезвею».

«Хорошо».

***

На утро я просыпаюсь с ощущением, будто бы у меня во рту сдохла крыса. Я моргаю от резкого света и ругаюсь себе под нос за количество выпитого вчера алкоголя. Смутно припоминаю, как Пэйс высадил меня у дома, и как потом мне написала Миа.

Миа.

Я сказал ей, что мы поговорим сегодня.

Глубоко вздохнув, вынуждаю себя вылезти из постели, принять душ и одеться. Сегодня суббота, а это значит, что мне нужно на кикбоксинг, но с тем количеством алкоголя, что я выпил вчера, придётся отложить.

Ужасно нуждаясь в кофе, я спускаюсь вниз, где и обнаруживаю на кухне Татьяну.

— О, ты вернулась. — В последнее время у меня столько всего в голове, что я забыл её сообщение о перемене в планах путешествия.

Она поднимается на цыпочки и оставляет поцелуй на моей щеке.

— Я же говорила, что вернусь сегодня.

Пока я принимаюсь за кофе, Татьяна рассказывает мне о своей поездке. Оказывается, что ей было тяжело работать с фотографом. Ничего удивительно. Татьяне со многими тяжело работать.

Открутив крышку бутылки с водой, Татьяна поворачивается ко мне.

— А чем занимались вы с Мией, пока меня не было? Чем-нибудь интересным?

— Нет, — выходит хриплым. Я чувствую себя хреново из-за того, что не показал ей ЛА. Ей бы захотелось посетить пляж или фермерский рынок.

Мы с Татьяной сидим бок о бок за столом с завтраком — я погружен в отчёты о доходах в планшете, а она подпиливает ногти в овальную форму.

Я проверяю календарь на следующую неделю и напоминаю Татьяне о нашей предстоящей поездке.

— В понедельник мы уезжаем в Париж.

Она резко поворачивается ко мне.

— Но я не могу. В понедельник и вторник у меня съемка в Нью-Йорке.

— О чём ты говоришь? Мы планировали эту поездку три месяца назад. — Я обхаживал интернационального инвестора и намеревался встретиться с ним лично в Париже, где мы с Татьяной целую неделю должны были развлекать его и его жену.

— Прости, но я никак не смогу отменить, — произносит она. — Я хотела поработать с этим дизайнером с тех пор, как увидела его восхитительную линию пушистых ботинок прошлой осенью.

— Тебе бы не пришлось ничего отменять, если бы ты сначала не забронировала нашу поездку.

Она раздражённо фыркает.

— Мне нужно знать, что я могу на тебя рассчитывать, — говорю я.

— А мне нужно, чтобы ты поддерживал мою модельную карьеру, — рявкает она в ответ.

— Когда я тебя не поддерживал?

Она впивается в меня взглядом, нашарив мои глаза, но не отвечает.

Наш разговор далёк от завершения, но мне нужно обуздать эмоции, пока я не натворил ничего необдуманного.

Глава 10.

Миа

Вчерашний алкоголь и отсутствия сна ночью в комбинации придают заманчивость перспективе проспать всё утро. Я лежу с закрытыми глазами на мягкой постели. Как будто раскинувшись на облаке. Вытягиваю руки и ноги, позволяя гладким простыням обласкать мою кожу. Как бы сильно я не вытягивалась, до краёв кровати всё равно не получается достать. Такая роскошь не может быть причиной тяжёлой ночки.

И слова «тяжёлая ночка» даже близко не описывают американские горки эмоций, которые я испытала прошлой ночи. Глаза резко распахиваются, когда я вспоминаю о причине своего волнения. Сегодня утром Коллинз сказал, что мы поговорим. Могу только предположить, что мы, наконец, обсудим клятву, принесённую двадцать один год назад.

Части меня хочется мыслить позитивно. Возможно, он захотел поговорить, потому что решил, будто хочет меня в своей жизни. Пульс возбуждённо ускоряется при этой мысли, но я только скидываю одеяло и отправляюсь в душ.

Вода приятная и горячая, и я не тороплюсь, оттирая себя с головы до ног. Захотев быть со мной, он поцелует меня ещё раз? Появится ли вновь весь тот жар и страсть, украденного в океане поцелуя? Я брею подмышки, ноги и зону бикини. Если мы разделим такой поцелуй, приведёт ли он к чему-то большему? К ещё одной ночи наедине с ним на лодке. Наедине с ним где угодно. Пульс зашкаливает.

Конечно, ничего так просто не будет. Для начала ему придётся уладить дела с Татьяной. Так что, возможно, мы не сможем сразу быть вместе, скорее всего, он попросит меня дать ему время на расставание с Татьяной. Они долго были вместе, и она заслуживает того, чтобы её к этому подвели плавно. И это правильно.

Я выхожу из душа и вытираюсь пушистым полотенцем.

Закончив вытягивать волосы, добавляю последние штрихи к своему виду, тщательно подготовленному к серьёзному разговору с мужчиной моей мечты, как вдруг вероятность другого исхода со злобным рёвом разверзается в голове, наполняя живот холодом и скручивающим внутренности страхом. Этот исход более реальный.

Чёртова реальность. Ненавижу.

Но я понимаю, что это, наверное, наиболее вероятный итог, который последует из нашего разговора. Он уже говорил, что жизнь у него теперь сложная. «Нельзя просто поклясться на мизинчиках и жить долго и счастливо». Понуро опустив плечи, я оглядываю своё грустное отражение в зеркале ванной.

Он скажет, что ему жаль, но у нас ничего не выйдет. Коллинз будет вести себя вежливо, потому что всегда хорошо ко мне относился, но всё равно из-за неловкости и всего прочего попросит найти работу и съехать как можно скорее.

Он спросит, всё ли со мной будет хорошо.

Я кое-как заставлю себя кивнуть, а потом умудрюсь сбежать, не свернувшись в клубок и не заплакав. Коллинз найдёт меня, и я примусь уговаривать его, что всё отлично. Как и в тех мелких ссорах и недоразумениях много лет назад.

Я делаю глубокий вдох и, проверив себя напоследок в зеркало, поправляю волосы — хотя даже не знаю, зачем, — а потом отправляюсь на поиски Коллинза. Спускаясь по лестнице, я задумываюсь, так ли всё на самом деле. Ведь после стольких лет — и моего легкомысленного перелёта через всю страну, чтобы напомнить о глупом обещании, — он мог отшутиться. Мог просто притвориться, что всё это дурацкая шутка. И, честно говоря, я была бы так смущена, что согласилась бы с ним.

Но он не стал выкручиваться, а попросил поговорить с ним. И вот она я — запутавшаяся, дрожащая и витающая в облаках. Я ступаю через коридор на кухню, где он, как мне известно, завтракает. Коллинз либо раздавит меня, либо даст надежду, что это ещё не конец.