В день твоего отъезда, когда мы были подростками, я решил, будто моя жизнь кончена, и долгое время всё словно так и было. Вновь ворвавшись в мой мир, ты так всё встряхнула — я даже не знал что и думать, но теперь понимаю, что ты сделала. Ты снова показала мне как жить.

Я прощу прощения, что мне, тридцатилетнему идиоту, потребовалось столько времени, чтобы до этого додуматься. Но всё это время моё сердце принадлежало тебе, и надеюсь, однажды ты скажешь мне «да» и согласишься разделить со мной жизнь.

Я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.

Моя первая. Моя последняя. Ты станешь моей навсегда?»

— Коллинз.

На половине письма мои глаза уже были застелены слезами.

— Ты в порядке? — спрашивает Кайли.

В попытке переварить всё происходящее, я просто киваю.

— Хорошо, потому что нам уже пора. — Кайли сжимает мою руку, прежде чем отвернуться и двинуться дальше по проходу.

Софи обнимает меня и сама уходит по проходу, а за ней следует Макс, несущий подушку с кольцами. Я осматриваю толпу и вижу родителей, и даже Лейлу с мужем. Меня накрывает ещё одной волной радости, когда до меня доходит, что он сделал и это. Доставил их сюда ради меня. Мамины глаза находят меня, и она улыбается так широко, что я чувствую отклик глубоко внутри. Прошло три месяца с тех пор, как мы виделись последний раз, поэтому весь мой самоконтроль уходит на то, чтобы не расплыться в огромной улыбке и не помахать ей рукой.

Когда Макс выступает вперёд, начинает играть тихая музыка и люди встают, поворачиваясь лицом ко мне. Я понимаю, что теперь моя очередь, и мной завладевает паника. Поверить не могу, что я выхожу замуж. Сегодня. Во мне поднимаются противоречивые чувства. Ещё утром я даже не подозревала, что буду стоять здесь, собираясь выйти замуж. Внутри сворачивается клубок нервов, и я делаю ещё один судорожный вдох, заклиная себя не упасть в обморок. Боже мой, не знаю, получится ли у меня. Все смотрят, ожидая увидеть, что я буду делать.

Я поднимаю голову, и когда мои глаза находят Коллинза, сила и любовь в его взгляде согревают меня, расслабляя тело. Я знаю, что это правильно. Мои ноги вспоминают о своём предназначении, я скидываю шлёпанцы и делаю первый шаг в проход, наслаждаясь ощущением нагретого солнцем песка под ногами. Глаза людей приклеены ко мне, но я не могу оторвать взгляд от него — от единственного мужчины любимого мной.

Когда я встречаю его у алтаря, он берёт мои руки в свои и наклоняется ближе. Звук разбивающихся волн поблизости даёт нам возможность тихо поговорить и не быть услышанными гостями, даруя момент уединения.

— Всё нормально? — шепчет он, стирая слезу большим пальцем с моей щеки.

— Даже лучше, чем я себе представляла. — Голос у меня тихий, чуть дрожащий, а перед глазами всё снова расплывается из-за слёз. Взгляд Коллинза наполняется беспокойством. Я улыбаюсь сквозь слёзы и пытаюсь их смахнуть, но это оказывается бесполезным, поэтому из меня вырывается смех.

На это лицо Коллинза светлеет, он растягивает губы в улыбке, и тогда по его глазам становится видно, что он правда меня обожает, и не существует места, где он хотел бы быть сильнее.

Речь священника — безупречна. Я с удивлением слушаю нашу историю и дружный смех гостей, когда он озвучивает, что мы были помолвлены двадцать лет. Половину церемонии у меня с трудом получается сдержать слёзы, поэтому когда наступает время поцелуя, я не слишком сильно заплакана. Коллинз склоняется, заключает меня в объятья, а я в ответ обнимаю его за шею. Он прижимается сладчайшим поцелуем к моим губам. Нежным, неторопливым, но он отвлекается, поддразнивая меня лёгкими поглаживаниями языка. Его рука скользит по голой коже моей спины, и я чувствую, как он твердеет напротив моего живота. Меня сразу поражает мыслью, что на нас смотрят полсотни наших ближайших друзей. Мы оба застываем, залившись смехом посреди поцелуя, что вроде бы помогает его ситуации. Посмотрев на меня из-под полуопущенных ресниц, он рокочет:

— Позаботимся об этом позже, — так тихо, что только я могу услышать.

После церемонии мы фотографируемся на фоне прибоя, а потом присоединяемся к нашим гостям, расположившимся под большим, белым навесом, установленном на пляже за домом Колтона. Коллинз учёл абсолютно всё. Красивый, многоярусный торт с фиолетовыми цветами, группа, играющая тихий джаз, и самое главное — всех наших друзей и семью.

Я нахожу Лейлу на танцполе и присоединяюсь к ней.

— Я так рада, что ты приехала. — Притягиваю её в объятья.

— Ты выглядишь невероятно счастливой, — замечает она, обнимая меня в ответ. — Хорошо, что ты ко мне прислушалась.

Толком неясно, речь о той случае, когда мы напились и она посоветовала мне приехать сюда, или о том более позднем совете, когда она порекомендовала мне остаться, но в любом случае я рада, что послушалась Лейлу — оба раза, — как и рада, что она оказалась права.

— И я согласилась, что ты права, — говорю я.

Она так улыбается, что мне становится понятно — с самого своего прибытия она ждала, когда это услышит, но её улыбка выражает и радость за меня.

Начинает играть медленная музыка, и рядом появляется Коллинз, привлекая меня к себе. Он не боится танцевать. По крайней мере, со мной не боится. Мы движемся в неторопливом, незатейливом танце — я обнимаю его руками за шею, а он поддерживает меня за талию. Наши тела знают друг друга, поэтому даже под незнакомую песню мы прекрасно попадаем в ритм.

Я счастлива разделить лучший день своей жизни с дорогими мне людьми. И ещё я самая везучая женщина на планете, ведь мужчина моей мечты претворил всё это в жизнь ради меня.

Пока мы танцуем, моя левая рука покоится на его плече, и я ненароком любуюсь тем, как камень на кольце ловит блики света.

— Не верится, что ты всё это сделал, — признаюсь я. — И молчал.

— Мои братья сочли, что я немного сошёл с ума, раз решил распланировать всё, прежде не попросив у тебя руки.

— Это было безумием, — я прижимаюсь к его рту губами. — Но в самом лучшем смысле.

— Я люблю тебя, Миа, — непривычно эмоциональным голосом произносит он.

— Я тоже тебя люблю. Всегда любила, — признаюсь я.

Весь приём Коллинз не отходит от меня ни на минуту. Его глаза и руки не отлипают от моего платья, и очевидно, его желание остаться со мной наедине способно потягаться с моей тягой быть с ним.

Вскоре Коллинз объявляет о нашем отбытии. Сколь сильно мне бы не нравилось праздновать со всеми, я не могла дождаться момента, когда Коллинз окажется один и без своего чертовски сексуального смокинга. Гости бросают рис, пока Коллинз помогает мне забраться в дожидающийся нас лимузин. Он отказывается рассказывать мне о медовом месяце, кроме того, что он у нас всё-таки будет. А ещё Коллинз уверяет меня, что согласовал отпуск с моим начальством. И этой информацией он заслуживает ещё дин мой поцелуй. Он действительно всё продумал.

Когда мы приближаемся к месту назначения, скрывать план уже не представляется возможным. Мы въезжаем на пристань, и Коллинз, оказав мне помощь с тем, чтобы я выбралась из машины, ведёт меня прямиком к «Гремлину». Но вдруг, когда мы оказываемся у воды, меня озаряет, и я застываю на месте.

— У нас нет вещей. Я ничего не упаковала.

Коллинз тянет меня дальше по причалу.

— А что по-твоему делала Кайли, пока ты одевалась? Я попросил её поехать к нам и упаковать из твоей гардеробной всё, что не прибито гвоздями. Хотя, — его голос понижается до хриплого рычания, — я планирую держать тебя голой львиную долю следующих двух недель.

Мои трусики мгновенно становятся мокрыми, а с уст срывается тихий вздох.

Коллинз усмехается и, едва приложив усилия, отрывает меня от земли, заставляя взвизгнуть от изумления. Он подхватывает меня на руки и ступает на трап, ведущий на яхту.

— Коллинз, — нервно произношу я, сцепив руки у него на шее. Мне много раз приходилось подниматься на этот борт и я знала, что трап крепкий, но всё-таки переживала, что вдвоём мы окажемся слишком тяжёлыми.

Он замирает, остановившись взглядом на моих глазах.

— Всё нормально, Гремлин. Я держу тебя. — Уверенность в его голосе напоминает, что мне не о чем беспокоиться, ведь Коллинз всегда меня оберегал. Он никогда не позволял, чтобы со мной случилось что-то плохое, и в будущем тоже не допустит. Я выдыхаю, расслабляясь, и он продолжает восхождение на борт, направляясь прямиком под нижнюю палубу.

Коллинз не останавливается, пока мы не оказываемся в главной спальне, заперев за собой дверь. И даже тогда он не отпускает меня, а вместо этого притягивает меня в поцелуе, аккуратно ставя на ноги рядом с кроватью. Целует меня, скользя руками по гладкой шёлковой ткани платья. Расстёгивает боковую молнию и помогает мне стянуть платье, бережно перекинув лямку через голову и позволив ему упасть на пол.

Платье без спины не предусматривает лифчика, поэтому я остаюсь стоять перед ним в кружевных фиолетовых трусиках и шлёпанцах. Мне это кажется странноватым сочетанием. Я хихикаю, скидывая идиотские шлёпки.

Он смеётся вместе со мной, сбрасывая пиджак и расстёгивая запонки.

— Жизнь с тобой никогда не будет скучной. — Он выступает вперёд, позволяя мне помочь с пуговицами на рубашке.

Мне всегда представлялось, что занятие любовью в первую брачную ночь будет пропитано нервозностью, но с Коллинзом я совершенно не нервничаю, а скорее полна возбуждением, так что расстегнув рубашку, мы оба целиком осознаём потребность оказаться голыми и в руках друг друга, поэтому ускоряемся, в конце концов, стягивая с него рубашку, а за ней и майку.

Оказавшись перед его голой грудь, я чувствую, как тело согревается и меня переполняет желанием.

— Сними трусики, — говорит он.

Я делаю, как было велено, а жар и вожделение нарастают, когда он отдаёт мне приказы. Теперь я перед ним совершенно обнажена, и его глаза впитываю моё тело. Хорошо, что успела сделать эпиляцию, ведь ему нравится, когда я гладкая.