Нужно позвонить Линькову, иначе мы рискуем остаться без ужина.

Только собравшись отыскать среди хаоса завалявшийся где-то телефон, как в дверь настойчиво позвонили.

— Что-то ты рано, я ждала тебя к восьми, — забрасывая мокрое полотенце на плечо, открыла дверь.

На пороге стоял Марат.

На опушке капюшона его черного пуховика блестели капли растаявшего снега, а рыжие волосы в свете коридорной лампочки обрамлял золотистый ареол, чем-то напоминающий нимб. Чёртов святоша. Но каким же он показался тогда красивым.

— Что тебе нужно? — скрестив руки на груди, строго поинтересовалась я.

— Мне кажется, что нам пора поговорить.

— Тебе кажется.

— Я могу войти? Просто здесь… не очень удобно, — скосил глаза на фигуру за спиной.

Грузная соседка из квартиры напротив, в огромной лисьей шапке и каракулевом пальто, поставив на пол большие пакеты из Ашана, нарочито медленно открывала входную дверь, наблюдая за развернувшейся перед взором сценой.

Немного подумав, сделала шаг назад, пропуская гостя в крошечный коридор.

— Я слушаю, — стараясь придать голосу более бесстрастный тон, я сверлила его взглядом, боясь выдать истинные чувства. Растянутые на коленях домашние штаны и застиранная футболка совсем не придавали уверенности. Вот сколько раз говорила себе: выкинь это барахло! Нет же, надо было надеть именно сегодня!

— Ты кого-то ждёшь? Извини, если помешал твоим планам.

— Ближе к делу: что тебе нужно? Мне казалось, что мы все сказали друг другу.

— Тебе казалось, — повторил он мои же слова и обезоруживающе улыбнулся. — Я разденусь, хорошо?

Ничего не ответив, я развернулась и зашла в комнату. Закусив губу, улыбалась как последняя дурочка, слушая как щелкают застежки его куртки.

Я была счастлива его видеть. Счастлива настолько, что хотелось заплакать. Если бы могла, то с удовольствием надавала бы себе по щекам, за свое малодушие и мягкотелость.

Осталось только поднять передние лапки и лизнуть хозяину тапок. Браво, Рыжова, не надолго же тебя хватило.

— Судя по аромату из кухни, ты точно кого-то ждёшь, — Марат зашёл в комнату и по-хозяйски опустился в кресло.

Так непривычно было видеть его в сером свитере с горлом и джинсах. Я знала наизусть все его деловые костюмы, но никогда не видела его таким домашним. Вот она — участь любовницы.

— Я готовила пиццу, — стерев улыбку ответила я, стараясь держать марку обиженной женщины.

— Ты? Пиццу? Бог мой, Саша, в последний раз ты сожгла чайник, когда решила вскипятить воды, мне страшно представить, что там произошло с бедной пиццей. Судя по запаху, ничего хорошего, — он прикрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться. — Извини.

— Уверена, что твоя жена готовит лучше и у нее ничего не пригорает, — не удержалась всё-таки от шпильки, о чём тут же пожалела. Ни к чему начинать разговор с сарказма. — Так зачем ты пришел? — поспешно сменила тему.

— Я соскучился, — просто ответил он, и мне захотелось раствориться в его словах. Всю мою спесь как рукой сняло. Я смотрела на него не мигая, и даже будто не дыша, не зная, что же предпринять.

— Иди ко мне, — протянул руки, приглашая к себе на колени. — Иди, я же вижу, что ты хочешь.

Я колебалась всего секунду, и вот уже сижу сверху, обвив его поясницу ногами, ощущая босыми ступнями мягкий кашемир дорогого свитера. Положив голову на его грудь, я вдыхала знакомый аромат, перебирая руками мягкие рыжие пряди. Я очень его любила, сама не понимая, за что… И я простила его. Простила, едва увидев на пороге своей квартиры.

Срывая по пути одежду, мы как-то добрались до разложенного дивана. Осыпая поцелуями мою обнаженную грудь, он нетерпеливо запустил руку в трусики. Трусики в разноцветный горошек. Когда же я выкину все эти тряпки, и превращусь наконец в сексуальную женщину, оставив образ подростка-переростка в прошлом?

— Я так скучал по тебе, — прошептал он на ухо, избавляя от остатков одежды. Когда мы были готовы перейти к самому главному, раздался звонок в дверь.

— Это твой гость? — отстраняясь, хрипло спросил Марат.

— Похоже на то… — посмотрела на часы. Костя. Твою мать! Звонки стали ещё настойчивее, и похоже, не собирались прекращаться. — Придется открыть. Я сейчас, — подняв с пола сброшенную футболку, накинула ее на голое тело. Та едва прикрывала пятую точку, но тогда это меня мало волновало. Открыв входную дверь, на меня чуть ли не упал Костя.

— Рыжова, ты чего так долго открываешь? Я уже собирался дверь ломать!

— А ломать-то зачем?

— Да мало ли. Судя по состоянию последних дней, ты способна на что угодно. Кто знает, что придет в эту рыжую сумасбродную голову. На, держи, у тебя ж в холодильнике сто процентов мышь повесилась, — протянул пакет из продуктового, заходя в прихожую. — И хорошо, что только она…

— Спасибо, но… Кость, я это… не одна, — замялась, немного покраснев.

— Не одна? — переспросил он, и только сейчас заметил во что я одета.

Посмотрел на мои голые ноги, затем перевел взгляд на мужские ботинки у порога, потом снова на меня.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — резко развернувшись, уверенно покинул квартиру.

— Кость! Кость! Подожди! — босиком выбежала за ним на лестничную клетку, столкнувшись с той же соседкой, вознамерившейся выносить мусор на ночь глядя. Скривившись, она задержала презрительный взгляд на моих обнаженных бедрах. Ну вот, теперь все в доме будут думать, что я проститутка, принимающая мужиков табунами.

Звук торопливых шагов Кости становился все тише. Грохнула стальная подъездная дверь. Как же по-дурацки всё вышло! Игнорируя соседку, вернулась в дом.

— Кто это был? Я слышал мужской голос, — Голубь стоял у окна в одних джинсах и курил.

— Неужели ты ревнуешь? — улыбнулась, прильнув к его широкой теплой спине.

— Конечно. Узнаю — ему несдобровать, — шутливо пригрозил Марат. — Так кто мой конкурент?

— Тогда не скажу, иначе ты его уволишь.

Затушив окурок он обернулся, и, подняв меня на руки, мягко опустил на диван.

— Мне очень тебя не хватало. Я думал о тебе каждый день, каждую ночь… Просто с ума сходил… — шептал он, целуя по очереди каждый мой пальчик. — А это что?

— Обожглась о духовку, пустяки, уже не болит.

— Я об этом… — провел пальцем по белым полоскам на запястье.

— А, это… Ошибки молодости. Тоже уже отболело, — я улыбнулась и обвила рукой его шею, убирая с глаз долой старые шрамы и плохие воспоминания.

Мне не хотелось думать сейчас о грустном. Я хотела совсем другого.

Часть 22

Город Н., 1997 год, июль.

— Где Сашка? — услышала взволнованный голос матери из-за неплотно закрытой двери спальни.

Она тяжело дышала, будто только что преодолела марафон. Послышался лязг брошенных на журнальный столик ключей.

Взглянула на настенные часы — половина четвертого, что-то рано она вернулась, рабочий день ещё не закончен.

Сердце обречённо ёкнуло — она знает.

— В комнате у себя закрылась, где ж ей ещё быть. Как сыч сидит, — отозвалась бабушка с кухни, закрывая шумевшую воду. — А что случилось, Тамара?

Проигнорировав вопрос, мама уверенно зашагала в сторону моей комнаты. Я знала о чем пойдет разговор и, приготовившись обороняться, внутренне сжалась.

Бесцеремонно зайдя в мою комнату и плотно закрыв за собой дверь, облокотилась о нее спиной, будто опасаясь, что я сбегу.

— Это правда? — вперила в меня взгляд полный надежды, отчаяния и злобы. — Отвечай! То, что рассказала мать Гали — это правда?

Я сидела в углу кровати, подобрав к груди колени и молчала. Все происходящее последний месяц было настолько за гранью моей обыденной жизни, что я до сих пор испытывала шоковое состояние.

Чуть больше месяца назад мир перевернулся с ног на голову, а вчера просто рухнул и рассыпался колючими осколками прямо под ноги. Я не испытывала больше боли и страха. Только шок.

Я не питала больших иллюзий на счёт того, что Галька никому не разболтает про тест. Может, так даже лучше, сама бы я никогда не решилась начать этот разговор.

— Отвечай, кому я сказала! — голос матери перешёл на крик. — Это правда?

— Да, — честно ответила я, глядя ей прямо в глаза.

Скрывать было бессмысленно, все равно рано или поздно она бы обо всем узнала.

Мама издала звук, похожий то ли на всхлип, то ли на стон и взялась рукой за сердце.

— Маам, — испуганно дернулась я, но движением другой руки она приказала мне оставаться на месте.

Помассировав грудную клетку, мама медленно отошла от двери и осторожно, опираясь на подлокотник, опустилась в кресло. Повисла гробовая тишина. Я слышала только тиканье часов и стук собственного сердца.

Бабушка выключила телевизор, уверена, что сейчас она подслушивает у двери.

— Пожалуйста, скажи, что это ваш с Галей розыгрыш, — подняв на меня умоляющий взгляд, попросила мать.

Я молчала опустив глаза, вжавшись спиной в разноцветный ковёр.

— И? Что? Что там? — теряя терпение снова повысила она голос.

Я вылезла из своего убежища и, открыв ящик письменного стола, достала из тома Толстого «Война и мир» спрятанный тест. Так же, не произнося ни слова, положила его ей на колени.

Мама взяла тонкий кусочек бумаги в руки и, близоруко сощурившись, поднесла его ближе к глазам.

— И что это значит? Я не понимаю этих современных новомодных штучек, так ты… беременна или нет?

В этот момент открылась дверь и в комнату буквально влетела возмущенная раскрасневшаяся бабушка.

— Да что ты такое говоришь-то, Тамара! Побойся Бога, она ребенок совсем!

— Мария Иосифовна, выйдите из комнаты, у нас с дочерью серьезный разговор! — приказным тоном указала на дверь мать.