Агата Лель - Несломленная

— А сам будто не изменяешь! — шутливо пихнула его локтем в бок.

— Не, я не такой, — засмеялся он.

Вторая бутылка пива пошла как по маслу. Хорошо так, легко. Обещала же себе пока не пить! Хотя, это ж пиво, что там от него будет.

— А ты совсем другая стала, — оценивающе окинул захмелевшим взглядом. — С такой тобой я точно бы тогда замутил.

— Ну да, с Гоблином мутить совсем стрёмно было. Ты ж популярных выбирал, — не удержалась от шпильки. — Ладно, чего теперь, кто старое помянет…

— Слушай, а может, в кафе забежим? Горючее закончилось, — он со звоном опустил пустую бутылку в урну. Туда же полетела смятая пачка от сухариков. — Тут за углом, на проспекте, Михалыч забегаловку открыл. Не шик, конечно, но посидеть можно. Ты в Германии своей небось, только по крутым ресторанам ходила.

— В Бельгии, — поправила я.

Кто такой Михалыч? А и всё равно.

— Веди в свое кафе, пока не передумала.

Я взяла Кирилла под руку, и мы пошли вдоль по набережной. Я и Мамонов. Как всё-таки непредсказуема жизнь.

Просидев в забегаловке «У Михалыча» до полуночи, закинувшись ещё порцией горячительного, — а Мамонов так вообще поглощал спиртное как в последний раз, — я решила, что пора закругляться. Завтра утром поезд в Петербург, мои странные каникулы в Н. подошли к концу, пора возвращаться к реалиям. А может, вот сейчас, здесь, и есть мои реалии? — размышляла я, слушая попутно болтовню Мамонова, вызвавшегося проводить до гостиницы. Машину он бросил у набережной: «Меня и мою тачку тут каждая собака знает, никто не тронет». Такое возможно только в Н.

— Не пригласишь? — кивнул Кирилл куда-то неопределенно вверх, на темнеющие окна номеров гостиницы.

— Зачем это? — сощурила глаза.

— Ну… ещё поболтаем… маленько…

— Не наболтался?

— Да брось ты, я ж ничё такого не имел в виду… Чаю попьем, ну или там… ещё чего-нибудь… — смутился Мамонов.

Картина маслом — где Мамонов, а где смущение.

— Ладно, пойдем, — пожала плечами. Я тоже не имела в виду ничего «такого».

Миновав любопытный взгляд молоденькой девушки у стойки регистрации — та аж привстала — мы поднялись в номер.

Переступив порог номера, я осознала всю нелепость ситуации. Зачем он здесь? На чай какой-то напросился… У меня же нет никакого чая.

Да, сегодня я захотела потешить свою самооценку, доказать и себе и ему, что чего-то стою и могу нравиться мужчинам. Что я больше не та забитая зубрилка из прошлого. Доказала. Потешила. Зачем было тащить его сюда? Вроде бы давно уже не ребенок и должна понимать, что имеет в виду мужчина, напрашиваясь к девушке «на чай».

Мамонов огляделся и, потоптавшись у двери, как-то неуверенно приземлился в кресло.

— Хороший номер.

— Не «Савой», но жить можно.

— Не что? — переспросил он. Я махнула рукой, мол, проехали.

— Можно заказать напитки в номер, — подняла трубку телефона с допотопным круглым диском. — Ты что будешь?

— Я буду это… — он поднялся и, аккуратно забрав из моих рук трубку, неожиданно крепко обхватил за талию, впившись в губы жадным поцелуем.

В первые секунды я ответила на его ласку, скорее даже не от желания, а из-за шока. В голове пронеслась тысяча мыслей, тело начало предательски откликаться, реагируя на его со знанием дела порхающие руки… По спине… чуть ниже, и вот его рука, скользнув по голому бедру, уже настойчиво проникает под платье…

Расстёгивая пряжку его ремня, я без конца повторяла про себя: «Это Мамонов! Твою мать, это же Мамонов! Тот самый! И он тебя хочет! Заверши уже этот чёртов гештальт, ни о чем не думай».

Он довольно грубо положил меня на кровать, буквально толкнул и, навалившись сверху, продолжил целовать. Шея, грудь, живот…

— Сейчас, — прохрипел он и, резко отпрянув, поднял свои джинсы, вытряхивая содержимое карманов. На пол со звоном полетели монеты, ключи, мобильник…

Кирилл стоял ко мне спиной, в одних черных боксерах. На лопатке красовался в хищном оскале то ли тигр, то ли гепард. Так вот чья это лапа торчала на шее.

Отыскав нужное среди разбросанного барахла, он снова набросился на меня с поцелуями, небрежно бросив коробку «Дюрекса» на соседнюю подушку. И в этот момент раздался звонок. Трели из «Мортал Комбат» пропиликали раз, другой, третий…

— Алло! — рявкнул он, нашарив наконец аппарат где-то под кроватью.

— Ты опять с очередной шлюхой? Не отпирайся! Мне позвонили и обо всём доложили! В этот раз не постеснялся в гостиницу её притащить, скотина?! В машине трахаться больше не комильфо? — раздалось на том конце.

Кирилл со злостью убрал телефон от уха, разъярённо разыскивая кнопку выключения громкой связи.

— Не ори, полоумная, дома поговорим! — сбросив вызов, отбросил смартфон в сторону.

— Разводитесь, говоришь? Вместе давно не живёте. Угу. Вижу, — улыбаясь подколола я, надевая через голову платье.

Что удивительно, никакой злости не было, скорее даже испытала облегчение, что не случилось непоправимого, о чём я бы потом точно пожалела.

— Извини, х#рня вышла, — буркнул Кирилл, неохотно продевая ноги в штанины.

— Иди, а то жена мозг вынесет, — подала ему рубашку, затем ключи. Засунула в задний карман его джинсов презервативы.

— Правда прости. Ты не подумай, что я просто хотел тебя… ну… — замялся. — Короче, ты мне по серьёзке понравилась. Жалко, что скоро уезжаешь. Может быть, у нас что-нибудь и вышло…

— Не вышло бы, Мамонов. Иди уже, — поторопила, похлопывая растерянного казанову по спине. Нехотя надел кроссовки и, выйдя за дверь, замялся.

— Телефончик оставишь?

— Пока, Кирилл.

Захлопнув дверь, села на смятые простыни. Опять женатый. Проклятье на мне что ли какое-то? Печать вечной любовницы? На надо было звать его сюда. Не надо было вообще этого ничего. Он же мне не нужен, а вдруг семью разбила…

Неожиданно осознала, что плевать мне на его семью. Пусть лучше сейчас Журавлёва от него уходит, ведь он так и будет по девочкам бегать, пока бегается. Горбатого могила исправит.

Вспомнила Марата, и то, что он не звонил мне вот уже несколько дней. Ни разу. Потому что был со своей женой. Потому что он тоже плевать хотел. На меня.

Не разрешала себе плакать, но слёзы полились сами собой. Что ж за судьба у меня такая непутёвая? Нельзя так больше жить. Нужно что-то менять. Сейчас. Чтобы потом не было поздно.

Утро началось хуже не бывает: проснулась от тянущей боли внизу живота, грудь болезненно набухла. Опять пролет. Глупо было даже надеяться.

Выбросив нераспечатанную пачку с тестом, заказала кофе в номер. Вчерашняя администратор постаралась на славу: судя по любопытному взгляду девушки, доставившей завтрак, о моём ночном госте знал весь персонал гостиницы. Впрочем, не удивительно — город маленький, все всех знают, всем всё интересно. Кроме как сплетни собирать, заняться здесь больше нечем. По-любому, эта регистраторша и позвонила Журавлёвой. Да и плевать, пусть Мамонов сам расхлёбывает эту кашу, я не замужем, делаю что хочу, с меня взятки гладки.

Долго раздумывала, позвонить ли матери перед отъездом, и в конце концов решила, что всё-таки стоит. Нужно попрощаться по-человечески, неизвестно, когда снова увидимся.

Только взяла телефон в руки, как тот зазвонил.

Мать.

— Слушаю.

За окном накрапывал дождь. Чёрные тучи заволокли небо, вдалеке на горизонте, сверкнула молния.

— Ты… ещё не уехала?

Голос матери звучал очень тихо, с какими-то помехами, как будто она была далеко-далеко, на другом континенте, а не через несколько домов.

— Пока нет. Но сегодня собираюсь, поезд через два часа.

Бабах! Гром.

— Со мной тут из Москвы связались, доверенное лицо твоего… дяди Жоры, в общем, он оставил тебе наследство. Квартира, автомобиль, какие-то сбережения…

— Мне оставил? — не поверила своим ушам. — Ты же говорила, что он же ничего не знал!

— Я говорила, что не рассказывала ему о тебе. Но он, видимо, сам обо всём догадался. Это было не так сложно. Жора… был очень проницательным. И умным. Этим ты пошла в него…

В её голосе было столько печали, столько боли, что мне даже стало её немного жаль. И жаль отца. Она никогда не говорила о нём с такой же теплотой.

— Лев Дмитриевич, ну, звонивший, оставил свои координаты, свяжись с ним, когда приедешь в Петербург.

— Хорошо.

Мы обе замолчали. Дождь нещадно молотил по подоконнику. Струйки воды стекали по стеклу, как будто сама природа оплакивала мой отъезд из Н.

— Мам… — голос надломился, слова давались чрезвычайно тяжело. — Давай всё забудем… не хочу уезжать вот так.

Тишина. Глубокий вздох.

— Ты когда-нибудь простишь меня за… тот поступок?

— Давай просто забудем, — повторилась я. Я не могла обещать того, что вряд ли когда-нибудь выполню.

Попрощавшись, отключила телефон. На душе стало немного легче. Мы пока в самом начале пути к примирению. И первый шаг уже сделан.

Весть о вдруг свалившемся на голову наследстве повергла в небольшое смятение. Если он знал о том, что я его дочь, и поэтому оставил всё имущество мне, то это был такой способ откупиться, замолить грешки? Или просто все переписал на племянницу, потому что больше некому… Остались два дня отпуска, нужно связаться с этим Львом и всё выяснить.

Собрав свои малочисленные вещи в небольшой чемодан, покинула номер.

У стойки стояла та же администратор. Когда я вышла из лифта, та болтала с какой-то сотрудницей, судя по стоявшему рядом пластиковому ведру со шваброй — горничной. Увидев меня, обе замолчали.

— Надеюсь, вам у нас понравилось. Приезжайте ещё, — забирая ключ, наигранно расплылась в улыбке регистраторша.