– Погуляем?

Я охотно кивнула. В парке в этот час было многолюдно. Субботний жаркий вечер, легкая прохлада от фонтанов и небольшого водоёма, в котором плавали утки, множество тропинок, скамеек, ларьков с мороженым и фаст-фудом. Илья купил себе мороженое.

– А ты что будешь?

– Даже не знаю. Сейчас посмотрю, что есть.

Я изучала ламинированную табличку с меню, висящую на стене.

– Хочешь молочный коктейль?

Я согласилась. Одноразовый стакан был холодным и очень быстро покрылся капельками.

– Даже не помню, когда последний раз его пила. Вкусно как, – оценила я, когда мы присели на нагретые за день каменные плиты, чуть поодаль от снующих толп людей и аттракционов. – Когда я была маленькой, и когда мама ещё была с нами, мы втроём ездили то в кино, то гулять, то в парки развлечений. И я всегда просила взять мне молочный коктейль. Это как вкус детства, – улыбнулась я, поправляя трубочку.

Илья смотрел на меня безотрывно. Я чувствовала этот взгляд, но он меня не смущал. Напротив, было очень приятно. Сосед шаркнул ногой, присаживаясь чуть ближе, и мелкие камушки покатились вниз по плитам. На обычных скамейках сидеть не захотелось, ведь все они внизу. Поэтому мы и поднялись выше, на бетонные огромные ступеньки. Кажется, здесь когда-то хотели сделать стадион. На этих камнях должны были быть сиденья для зрителей. Но что-то не сложилось, и теперь тут и там проросли маленькие деревья и кусты.

– А почему она ушла, Поль? Вы давно не виделись? – спросил Илья, облокотившись на колени и повернувшись ко мне.

– Я не знаю, – пожала я плечами. – И папа говорил только, что просто не сошлись характером. Мне кажется, это ерунда полнейшая. И вообще, я много лет думала, что это виновата только мама. Но несколько месяцев назад Макс, мой бывший, рассказал кое-что неприятное о моем отце. И у меня просто с ног на голову все перевернулось.

– Расскажешь?

– Ну-у… Если ты никуда не торопишься, – протянула я.

– Не тороплюсь.

Я глубоко вдохнула. Медленно выдохнула, собираясь с мыслями и стараясь определиться, с чего начать.

– Мне было девять, когда она ушла. В том возрасте я даже помыслить не могла, что мама может куда-то деться. Казалось, она будет рядом всегда. Оберегать, заботиться, любить, терпеть и прощать, поддерживать и относиться с пониманием ко всему. Несмотря ни на что. Но я ошиблась.

Когда мы с папой остались одни, я начала вести дневник. Настолько была ошеломлена случившимся, что мои мысли требовали выхода. Иначе, казалось, сойду с ума от жалости к себе и родителям.

«Запись 2.

«Папа будто не в себе. Он переживает, беспокоится и злится. А ещё он не знает, что делать со мной. И я не знаю, что со мной делать. Уже почти месяц мама не появлялась. Пропасть в моей душе разрастается. Кажется, я скоро умру от тоски по ней. Так плохо и страшно. Я не знаю, где она, жива ли, здорова ли. Вспоминает ли обо мне и о папе… Он первые три дня пил. Ночью, пока думал, что я не вижу. Но я слышала. Звон стопки и бутылки о стол, иногда чуть громче, чем это нужно. Скрип балконной двери. Кажется, он стал больше курить. Мне жалко его, жалко себя, жалко маму. А ещё я злюсь. Злюсь на папу за то, что он не смог ее остановить. За то, что доводил её, не слышал, не хотел пойти навстречу, забывал ее просьбы, пропадал у кого-то и помогал всем, кроме мамы. Я злюсь на маму за то, что она не смогла найти другого решения, кроме как бросить нас. И больше всего я злюсь на себя. За то, что не смогла стать такой дочкой, которую не бросят. Которую захочется любить и обнимать.»

Мне больно. Очень.»


Запись 3.

«Недавно я проспала. Папа не поставил будильник, и я забыла это сделать, и в итоге опоздала на половину урока. Он обычно раньше меня вставал, а тут пару дней не ходил на работу. Взял отгулы. Все расстраивается. Выпивает.

В школе стали задавать вопросы. Учителя догадались, что дома какие-то проблемы. А всё я виновата. В пятницу с утра обнаружила, что закончились чистые блузки. Пришлось взять ту, что носила накануне. Физичка, она же моя класснуха, попросила задержаться после урока и устроила допрос. Раньше мне волосы мама заплетала. Делала красивые косы, банты, ленты вплетала. Я так не умею. Поэтому прихожу теперь всегда с хвостом или косичкой. Класснуха спросила, почему у меня такая прическа и почему я в запачканной рубашке. Пятно от апельсинового сока, что я пила днём ранее после школы, засохло на груди, а я не заметила. Пыталась придумать что-то внятное. Надо было сказать, что в школе это произошло, но я никогда не умела врать. Физичка покивала, будто поверила, а вечером пригласила папу в школу. И теперь я жутко боюсь. И злюсь. Вдруг папа рассердится на меня? А что они подумают на маму? Вдруг она вернётся на днях, а в школе уже будут знать, что она уезжала? Хоть бы папа не рассказал им. Никто не должен знать. А я постараюсь ее больше не подводить.»


Запись 4.

«Мама вернулась через три месяца после отъезда. Это случилось в мой День рождения. Папа купил конфеты, пироги и большой торт, украшенный красивыми розовыми цветами из сметанного крема. Я помогла бабушке, папиной маме, приготовить салаты и мясо. Она давала мне задания, а я всё послушно исполняла, пританцовывая под популярные попсовые песни. В квартире царила атмосфера праздника, иногда омрачаемого тоской по маме и расцветающего надеждой на то, что она вернётся. Это же мой день, мой праздник, она просто не может его пропустить. Но тогда я ещё не подозревала, что это будет мой последний праздник, на котором она присутствует.

За столом сидели мы с папой и бабушкой, две моих лучших подружки, Алинка и Зоя, и дядя с тетей, по папиной линии, со своими супругами. Женька слег с ангиной и не смог прийти. Зато позвонил с утра и нажелал всего-всего. Я старалась прятать нарастающее волнение и крадущееся всё громче разочарование. Веселилась, играла с девчонками в разные конкурсы, делилась ничего не значащими секретиками, а сама всё представляла, как мама торопится ко мне, как бежит по заваленной снегом тропинке между дворами, ступая по протоптанным свежим следам. Как снежинки ложатся на ее длинные каштановые волосы, что выбились из-под шапки и уже украшены снежным кружевом.

И она пришла.

Все, кроме бабушки и тети с мужем, уже уехали. Папа был на кухне, когда в  коридоре хлопнула дверь и послышались тихие голоса, но из-за телевизора и громкого голоса бабушки я не смогла ничего разобрать. Подумала, что вернулся кто-то из гостей и продолжила слушать рассказы родственников, которые старательно избегали при мне разговоров о сложившейся ситуации в нашей семье. Вдруг папа позвал меня и я, спрыгнув с дивана, помчалась к нему. Да так и замерла в коридоре, когда увидела маму. Она мялась на пороге, не раздевалась. Хотелось броситься к ней, обнять со всей силы. Но то, что она стояла там как чужая, вселяло страх. Яростная обида и жгучая радость душили меня, и хотелось расплакаться, но даже это не получалось. Я хлопала глазами, глядя то на папу, выглядевшего очень уставшим, то на маму, отчего-то очень печальную. Наконец, она отмерла и прошептала таким родным, безумно дорогим мне голосом: «– Ну, иди же ко мне, зайчик». И я пошла. Побежала. Бросилась, крепко обхватила колючее, влажное зимнее пальто и уткнулась в мокрый лисий мех, пропахший мамиными любимыми духами. И разревелась, улыбаясь до ушей.

Мое желание, что я загадала, задувая десять свечей на торте, сбылось. И я была счастлива.

Вот только слишком скоро всё стало рушиться с удвоенной силой.»

Запись 5.

"Мама продержалась дома месяц. Прекрасные, счастливые тридцать дней, за которые я смогла поверить, что всё наладилось, теперь всё будет хорошо и наша жизнь вернулась в прежнее русло и стала даже лучше. Однако я горько обманулась.

В своей комнате я никогда не слышала криков или ссор. Лишь когда родители говорили на кухне или в коридоре, до меня доносились обрывки фраз. Ничего не предвещало плохого. Совсем. Или я просто ничего не понимала.

В школе больше не лезли с вопросами, уже видели, что мама приводила меня в школу и встречала после. Мои оценки сразу скакнули вверх и вышли на прежний уровень, я всегда была хорошисткой. Вот и в этот день, я, в приподнятом настроении, с подружкой под ручку и с идущим рядом Женькой, направлялась к воротам, где ждали родители. Мы весело болтали о новой серии мультсериала, на который подсели почти все в нашем классе. Попрощавшись, ребята разбежались к своим родственникам. Маму я не увидела среди других взрослых и хотела подождать на территории, когда увидела папу. Я несмело пошла к нему, предчувствуя плохое. Он приезжал крайне редко за мной – плотный график на работе, и это не предвещало ничего хорошего. И я была права. Папа, как и всегда, выглядел холодным, не выдавал ни одной эмоции. Ледяная глыба. Затаив дыхание, спросила, пытаясь поймать взгляд отца. Лишь на мгновение наши глаза встретились и я увидела сожаление. Или боль?

– Пап, что случилось? Где мама? – получилось едва слышно, и я уже громче, дрожащим голосом повторила: – Где мама, пап?

Он тяжело вздохнул.

– Она уехала. Обещала приехать через месяц.

Тело стало каким-то тяжёлым и непослушным. Я привалилась спиной к тонким металлическим прутьям, больно врезавшимся в лопатки. Рюкзак кулем упал рядом, выпав из рук.

– Пойдем, Полина. Я куплю тебе мороженое.

Он протянул руку, взял рюкзак и "отлепил" меня от решётки. Я поплелась рядом, смахивая рукой злые слезы и хлюпая носом.

– Я не хочу ничего. Поехали домой, – сквозь слезы сказала я.

Папа посмотрел на меня с тревогой. Мне стало ещё больше не по себе. Последний раз я видела такую его реакцию, когда слегла с огромной температурой во время ветрянки. Он тогда испугался не на шутку.

Оказавшись в опустевшей квартире, а без мамы она казалась именно такой, папа отправил меня мыть руки, а сам согрел еду и поставил на стол. Налил для меня какао, а сам ушел к себе в спальню, заниматься работой. Решил сегодня не возвращаться в офис. Я сняла куртку, вымыла руки, без аппетита взглянула на еду и убежала к себе в комнату. Упала на кровать, не раздеваясь, уткнулась лицом в подушку и проплакала до самой темноты, пока не уснула. Папа несколько раз останавливался у моей двери, но так и не зашёл. А у меня, сквозь обиду и боль, проступал один вопрос: "Почему она так поступает с нами?"