– Угомонись, – так же на бегу ответил Шварцвальд, которого мне сейчас хотелось убить. Из-за него мы опаздываем и подставляем его же дядю. Сейчас мысли о том, что детям в парке понравилось намного больше, чем они получили бы удовольствие от муторной прогулки по городу, остались где-то на заднем плане. Мне хотелось только успеть на этот гребаный корабль.

Спустя бесконечных пять минут нам удается добраться до места назначения. Ребята дышат, повываливав языки. Парни обливаются водой, а девчонки хнычут, и я их ох как понимаю, и хочу обнять и успокоить каждого, пока Рич говорит о чем-то с капитаном. Когда я подхожу к ним, вопрос уже решен. Нас с приветливой улыбкой впускают внутрь. Я наконец могу облегченно выдохнуть. Сердце свалилось от изнеможения. Икры подрагивают, стоит мне обессиленно плюхнуться на один из стульев и уронить голову на столик. Слава Богу. Не считая физического и нервного перенапряжения, мы отделались легким испугом.

– А ты переживала, – раздается рядом знакомым удовлетворенным голосом.

Поворачиваю голову. Шварц, завалившись на соседний стул, обмахивается какой-то бумажкой. Весь красный, как вареный рак, от беготни по жаре, но как всегда ухмыляющийся и довольный собой.

– Я и сейчас переживаю, Шварцвальд. Дети голодные, мы не успели поесть.

Не успеваю я это сказать, как замечаю, что вся ребятня, рассевшаяся за столиками, с интересом и громким шелестом разрывает пакеты из МакДональдса. Перед нами на столе с легкой руки молодого парня в тельняшке оказываются такие же.

– Сейчас пообедаем, Апельсинка, – лыбится Шварц, и открутив крышку от своего пластикового стакана, делает огромный глоток колы.

Ничего не понимаю. Удивленно скольжу глазами по палубе отплывающего от пристани корабля.

– Откуда здесь все это?

– Когда я понял, что мы опаздываем, позвонил капитану и попросил по-быстрому оформить обед. Тот без проблем согласился за определенную сумму.

– То есть за все это платишь ты? – неверяще рассматриваю откусывающее чизбургер лицо.

– Угу.

Не могу сдержать улыбки. Вот ведь. Приятно открывать в человеке, который завоевывает все больше твоего внимания, хорошие стороны. Шварц не такой уж и поверхностный, как мне казалось изначально. Даже я не подумала о том, что можно сделать нечто подобное, окутанная паникой.

– А откуда у тебя номер капитана? – спохватываюсь, дотягиваясь до своего пакета с ароматным обедом.

– Взял у Бориса сегодня на всякий случай.

– То есть ты знал, что может произойти нечто подобное?

– Нет, но нужно всегда быть готовым.

Рич подмигивает и скармливает мне картошку по-селянски, с горящим взглядом наблюдая, как я зубами забираю ее из его пальцев. Кадык на мужской шее моментально дергается. Могу представить, какие фантазии вспыхивают в его пошлой голове, судя по тому, как темные глаза напротив прищуриваются, а челюсть плотно сжимается.

– Интересно, здесь есть каюты для персонала?

Я собираюсь ответить какой-нибудь колкостью, как вдруг происходит нечто грозящееся вылиться в конец света. Юра, сидящий напротив Рича, слишком резко открывает свою колу, его запястье ударяется о край стола и все содержимое пол литрового пластикового стакана летит на Шварца. Кажется, в этот момент даже муха, пролетающая над нашим столиком, перестает махать крыльями, и притворившись мертвой падает в обмороке на гамбургер смертника.

На белоснежной футболке расползается огромное коричневое пятно, перетекая на область паха. Даже ребятня вокруг перестает жевать, наблюдая как Шварц медленно кладет надкусанный чизбургер на бумажный пакет и поднимает убийственный взгляд на Кравцова. Не нужно иметь мозги Пифагора, чтобы понять, что Юра сделал это намеренно, потому что сейчас в его глазах нет и доли раскаяния. Это же как нужно хотеть покончить жизнь самоубийством, чтобы рискнуть сделать подобное?

– Извини, – кретин разводит руками, с плохо спрятанной издевкой оценивая проделанную работу довольным взглядом.

– Ну ты и придуууурок, – Анита первая констатирует всеобщий факт и обреченно качает головой.

Мне даже страшно становится от того, с каким каменным лицом Шварцвальд встает со стула. Вытирает о свою же футболку, испачканную крошками ладонь, и могильным голосом выносит приговор:

– Встал и пошел за мной.

Глава 18

Рич

Толкаю рукой дверь ближайшей подсобки, и как только неудачный экземпляр эволюции заходит следом, херачу кулаком ему в печень. Парниша видимо получил в луна-парке бесплатные билеты в Зомбилэнд, раз решил воспользоваться всеми сразу. Без проблем, я ему оформлю лучшие места.

Гнев на придурка давно находится в стадии боевой готовности, и кулаки чесались не раз в огромном желании потереться о ребра Кравцова. И если он сам умоляет о более близком знакомстве, разве можно отказывать?

– Ты охренел? – кряхтит камикадзе, хватаясь за правый бок и шокировано выкатывая свои стеклянные блюдца.

– А ты думал, я всегда буду образцом спокойствия, и все твои замашки останутся незамеченными? – хватаю придурка левой рукой за тощее горло и упираю башкой в дверь. Так хочется расхреначить плешивым затылком пару досок.

– Я случайно, – клешнями пытается отцепить мою сжимающую его дыхательный аппарат руку. В глазах всплывает страх и неверие. Огрызок точно был уверен, что ему все сойдет с рук.

Почему некоторые считают, что им можно творить что угодно и при этом оставаться безнаказанными? Им дают один шанс на исправление, второй, они спускают все в унитаз, а потом еще возмущаются, когда на их задницу сваливается кара небесная.

– Случайно? – переспрашиваю, засаживая еще один четкий удар на этот раз в почки. Кретин скулит и отчаянно кивает башкой. – Случайно можно поскользнуться, поперхнуться, свалиться прямо в море из этой каюты, Юра, но не разлить, бл*дь, полный стакан колы прямиком на меня. Поэтому не надо здесь строить из себя невинного барана. – рожа напротив начинает белеть от страха, и мне даже кажется, что он способен сходить под себя после слов о том, что из этой каюты есть выход в открытое море, поэтому приходится отпустить его шею, чтобы не испачкал нужный мне предмет одежды.

– Раздевайся, – отрезаю и начинаю расстегивать ремень на когда-то белых штанах.

– Что? – блюдца еще чуть-чуть и расколются от силы выката на бледной физиономии. Юрец мечется растерянным взглядом от моего лица к рукам.

– Я сказал – раздевайся, что не понятно? – раздраженно пожимаю плечами, наблюдая за ужасом на побледневшем до цвета побелки на больничных стенах лице.

– Зачем? – в голосе появляются нервные нотки, пока он ищет дрожащей рукой дверную ручку, чтобы по-быстрому смотаться. Ну да. Когда рядом есть публика – он царь и Бог, а как только остается один на один с проблемой, так сразу бравада слетает на раз два, как лифчик у проститутки.

– Не затем, о чем ты подумал, дебил. Меня мужские задницы не привлекают. Будь спокоен, на эту часть твоего тела я не посягну. Хотя… если будешь продолжать в том же духе, могу позаимствовать у Альбины биту. Думаю, будет как раз в пору.

Еще немного и Кравцов точно превратится в ходячую мертвечину.

– Одежду свою гони! – без объяснений его жалкое подобие мозга дойти до самостоятельного умозаключения не в состоянии.

Он начинает быстро избавляться от шмоток, и чтобы не тратить время, я тоже снимаю с себя мокрую липкую футболку и брюки.

– Такие вещи испортил, еблан, – протягиваю ему свои фирменные ЛиКупер, а у него забираю серые потертые джинсы с дыркой на колене. Сэконд Хэнд изрядно жмет в некоторых местах, из-за чего придется выглядеть пидором до конца вечера. Но, во всяком случае, это лучше, чем рассекать по городу, отбиваясь от мух и пчел.

– Я надеюсь, на этот раз мы друг друга поняли, и больше повторять не придется? – бросаю напоследок, поправляя воротник покашлаченной синей футболки и морщась от запаха приторной туалетной воды. Пиздец. Надо валить скорее в лагерь. Мне часа два теперь потребуется, чтобы смыть с себя этот запах дешевого Казановы.

Выхожу в коридор как раз, когда мобильник издает сигнал о входящем сообщении. Машка.

«Завтра вечером буду в Одессе. Наберу тебя. Целую».

«Окей, жду»

Отправляю в ответ и возвращаюсь за столик. Все присутствующие, включая жующих муравьев, замирают, заметив на мне одежду Кравцова, и по кораблю начинаются оживленные перешептывания. Мда, задал я темку для разговоров. Сегодня вечером весь лагерь в курсе будет. А мне похер. Надо было вести себя нормально, чтобы не становиться посмешищем.

Заваливаюсь на стул и подмигиваю обалдевшей Апельсинке.

– Кравцов хоть жив? – интересуется малышка без особого сочувствия.

– Изрядно помят, но жить будет. Пока что. Ты за него волнуешься, сладкая?

– Ни капли. Даже если бы ты спустил его с корабля без спасательного круга – это не вызвало бы во мне и долю сочувствия.

Хмыкаю над тем, как у нас с моей девочкой сходятся мысли, и, забыв о том, где нахожусь, притягиваю ее к себе и целую. Аля странно морщится и, упираясь ладошкой, мягко отталкивает меня от себя.

– Прости, но от тебя несет Юрой, – отвечает на мой неозвученный вопрос, – и ощущение, что я целуюсь с ним, знаешь, не очень приятное.

Ах, вот оно что. Киваю с пониманием.

– Тогда не смей ко мне приближаться, Апельсинка. Чтобы такие мысли в твоей голове даже не зарождались. Сегодня до конца вечера будем как Северная и Южная Корея. Вроде одно целое, а разделены гребаной преградой из синей синтетики.

Надо было еще раз Кравцову вмазать все-таки. Такой день испоганил сука.

До конца экскурсии я не остаюсь, так как есть пара дел в лагере. Спустившись с корабля, провожаю своих до следующего места их гуляния и отправляюсь обратно. Добрые полчаса сдираю с себя тошнотворный запах сэконда, оттираясь мочалкой и снимая верхний слой кожи. Выливаю пол-литра геля и когда, наконец, ноздри больше не изводит от желания блевануть, возвращаюсь в комнату.