Вместо ответа притягиваю ее за затылок обратно и врываюсь языком в мягкость сладкого рта. Правой рукой сдвигаю намокшее кружево в сторону и, освободив член из трусов, уверенно опускаю на него Алю. Знаю, что можно обойтись без предварительной подготовки, потому что наши поцелуи действуют стремительно не только на меня, но и на малышку. Она течет сразу же, как только мой язык вступает в схватку с ее.

Сдавленный стон пулей пробивает мой рот, и я глотаю его, не сдерживая свой собственный. Тугая плоть принимает меня как всегда тепло и приветливо. Не отказывая себе в том, что люблю, опускаю губы и оставляю на атласной шее два смачных засоса. На этот раз ворчунья не бурчит. Подставляет кожу под мои губы и, крепко удерживаясь ногами, насаживается на меня сверху. Не знаю, как она чувствует, что мне это нужно, но сам факт того, что впервые позволяет беспрепятственно пометить себя, уже говорит о нашей незримой связи.

Расстегиваю лифчик и спускаю лямки до локтей. Кусок белой ткани остается качаться на волнах между нашими телами, когда я сжимаю рукой вздернутую грудь, чувствуя, как острый сосок вонзается в ладонь. Хочу ее. Как всегда – дико и одержимо. Только ее одну на всей планете. Прикусываю сосок, оттягивая его зубами, покрываю жадными поцелуями острые плечи, воруя надсадные стоны и щедро одаривая мурашками загорелую кожу.

Я только через пару дней пойму, почему сейчас стараюсь запомнить тональность каждого звука, слетающего с истерзанных поцелуями губ. Почему как ненормальный впиваюсь в мягкую кожу до синяков, отчетливо понимая, что таким образом помечаю её, давая другим понять, что она моя! Издревле самцы оставляли на своих самках отметины. Кто-то следы укусов, кто-то сперму. А так как заставить ее не мыться до нашей следующей встречи будет проблематично, я выбираю самый доступный способ. Завтра малышка вся будет в синяках, но судя по тому, как Аля стонет и прикусывает губы на каждое мое хищное действие, любимая не против.

– Сладкая моя, – хриплю, пока сердце как одуревшее колошматит ребра, стараясь проделать в них дыру и утащить к себе еще и Альбинино.

Я пойму потом, почему сейчас впервые за все время нашего знакомства занимаюсь с ней не просто сексом. Кажется, так занимаются любовью. И это первый опыт в моей жизни. От осознания того, что творит со мной морская русалка, мозг превращается в пену. Не отпускал бы ни на гребаную секунду. Моя!

– Рич, я… – шепотом на ухо задыхается моя девочка. Острые ногти царапают плечи, скручивая меня в пружину. – Я сейчас…

Обхватываю стройные бедра руками и под шлепающие от воды звуки наших тел спускаю себя с тормозов. Не хочу сейчас ни о чем думать. Хочу просто раствориться в ней, а ее утопить в себе. Врываюсь в податливое тело глубоко и быстро. Напряжение охватывает каждую мышцу, угрожая оставить от меня пепелище, но я вдалбливаюсь в Алю снова и снова. Глубже. Теряя контроль. Ловлю губами ее рот и всасываюсь в него поцелуем. Вдоль позвоночника вниз несется пожар. А уже через несколько секунд под оглушительный крик Альбины кончаю, сдавливаемый сильнейшей пульсацией стенок её плоти. Эйфория космическая. Она выжимает меня без остатка, расплавляя в желе. Перед глазами мелькают цветные пятна, пока мы оба уперевшись лбами пытаемся восстановить дыхание.

Аля подрагивающими пальцами ведет по моей щеке и осторожно целует в уголок губ.

– Ты уезжаешь?

Спрашивает вдруг так тихо, что я едва улавливаю смысл. Замираю и встречаю ее наполненный ожиданием ответа взгляд.

– Откуда ты знаешь?

Аля прячет губы во рту, а я понимаю, что ответил совсем не так, как ей хотелось бы. Черт-черт. Выхожу из любимого тела и, спрятав член обратно в трусы, выбираюсь на берег с малышкой на руках. Сажусь на песок и усаживаю Алю сверху, лицом к себе. Она по-детски прячет голую грудь, сложив на ней руки, и устремляет пустой взгляд в сторону.

– Аль, откуда ты узнала? – повторяю вопрос и тяну пальцами за подбородок, заставляя посмотреть на себя.

– Я предположила. Просто ты так смотрел на меня в воде, как будто прощался.

Слова явно даются ей с трудом. Чувствую, как начинает дрожать. Черт, ей же холодно, кретин. Стягиваю с нее мокрый лифчик. Откладываю в сторону. Надеваю на беззащитную фигурку свою футболку и крепко обхватываю руками за шею, приблизив к себе.

– Мне и правда нужно уехать, – признаю без желания, чувствуя, как она все еще дрожит, – но я не прощаюсь. Отцу нужно, чтобы я поехал с ним в какую-то командировку. А потом я вернусь в город. К этому времени ты тоже уже приедешь. И мы встретимся.

В глазах напротив появляется едва различимый блеск, заставляя все внутри меня кровоточить.

– Когда ты едешь?

– Под утро. Часов в пять, наверное. Ехать целый день, нужно успеть.

– Тогда тебе, наверное, нужно ложиться спать, чтобы потом за рулем не уснул.

Аля делает попытку встать, но я не пускаю. Хрен там, моя девочка. Ты не сбежишь от меня, чтобы проплакать полночи. Я не позволю.

– Мне нужно в тебя, Аля, – применяю единственно возможный в данной ситуации прием, – до пяти утра. Чтобы твоя малышка до следующей нашей встречи напоминала обо мне потягивающей болью внизу твоего живота.

Знаю, что несу совсем не то, что обычно говорят любящие и романтичные парни своим девушкам при разлуке, но по-другому не умею. Да и если я начну ныть как баба, Аля точно подумает, что это прощальный вечер. Хотя на самом деле, я очень хочу заныть, прикинуться дебилом, не способным управлять компанией отца, и пусть он, наконец, отвалит от меня и оставит в покое.

А еще… Еще я хочу никогда не выпускать Альбину из своих рук. Пришить ее к себе рыболовной леской, чтобы ни одно существо на свете не смогло нас друг от друга отодрать.

Глава 24

Аля

Сколько там человек может прожить без сна? Семь-восемь суток? Я бы смогла и больше, если бы мне сказали, что Рич остается. Мы не спали до самого утра, выжимая друг из друга все, что могли. И не только в плане секса. Наши сплетенные пальцы до сих пор обжигают кожу, стоит вспомнить, сколько раз за ночь мы переплетали руки, словно боясь их расцепить. Словно от этого что-то очень сильно изменится.

– Ну все, Апельсинка, – закинув спортивную сумку в багажник, Шварц подходит ко мне и притягивает в привычном и уже ставшем любимом жесте за шею. Наваливается всем своим весом и говорит прямо в губы, – Нужную дозу себя я тебе выписал до следующей нашей встречи. О дальнейшем лечении договоримся сразу же по твоему приезду.

Стараюсь улыбаться, чтобы в очередной раз не нагонять тоску, и обхватываю его за талию. Аромат Шварца пропитал меня всю, но мне хочется больше. Впитать запах горячего тела каждой порой, потому что приходится отпускать его раньше времени из-за чьей-то там прихоти. Я не знаю, зачем Рич так срочно понадобился отцу, может действительно стряслось что-то серьезное, но эгоистка внутри меня хочет топнуть ногой и закрыть его под семью замками от злобного папы Карло.

– Хорошо, доктор Шварц, я обещаю быть ужасно непослушной пациенткой и возможно даже начну поиски нового врача, потому что Вашего лечения оказалось катастрофически мало.

Сейчас самое время достать моего забитого внутреннего тигренка и свернуться на груди у Рича, чтобы жалобно поскулить, но я этого никогда не сделаю. И он это знает. Во-первых, потому что странное предчувствие не отпускает вот уже которые сутки, а во-вторых… а во-вторых, если я позволю себе открыть настоящие чувства, я разревусь прямо здесь, на глазах у охраны, и поползу брошенным щенком вслед за уезжающей машиной.

– Только попробуй, – рычит Шварцвальд, с силой прикладываясь ладонью к моей ноющей после наших ночных прощаний заднице. – Я тогда выпишу тебе клизму и лечение другим путем.

– Напугал, – фыркаю в ответ, но тут же затыкаюсь, когда дерзкие жесткие губы сминают мои в собственническом поцелуе.

Сдаюсь на волю чувствам и, забыв обо всем, впечатываюсь в крепкое тело, силясь запомнить это ощущение – быть в его сильных руках. Принадлежать ему одному….

Спустя самых коротких пять минут в моей жизни, Рич отрывается от меня, тяжело дыша и играя желваками.

– Я буду думать о тебе, Апельсинка, и представлять в самых развратных позах!

Проводит большим пальцем по моей шее и, как я могу догадаться, по местам своих засосов на коже. Они слегка побаливают, но это приятная боль. Господи, когда я превратилась в мазохистку? Поднимите меня с колен и встряхните!

– Думай, Шварц, думай! И может когда-нибудь твои желания исполнятся.

Он усмехается, пряча за улыбкой серьезный взгляд. Оставляет еще один поцелуй на моих губах, садится в машину и, подняв пыль из-под колес, оставляет меня одну посреди широкой дороги. Солнце окрашивает оранжевым окружающие поля, а я как дура продолжаю смотреть на удаляющуюся машину. В горле больно дерет, а слезы в глазах размывают очертания.

Не помню, как дохожу до нашей с ним комнаты, а зайдя внутрь всхлипываю. Без Шварца это больше не комната. Просто четыре стены, бедная совковая кровать и тумбочка, на которой больше не валяются в беспорядке его Мюллеры, смартфон и сигареты. Словно у комнаты отняли душу. Как собственно и у всего лагеря.

Разве так бывает, чтобы один человек задавал настроение для всех? Когда котята узнали, что Ричу пришлось уехать, заметно поникли. И не только мой отряд. Парни, с которыми он каждый день кидал мяч, теперь просто сидели на скамейках о чем-то болтая, потому что у Саши не всегда было время, чтобы разыграть с ними пару геймов. Все в один миг изменилось. Или это только мне так казалось, и жизнь продолжалась и дальше, просто я, потеряв розовые очки, увидела все серым. Будто фотографию запихнули в фотошоп и насильно обесцветили.

– Эй, – Анита теребит мою руку за обедом и протягивает мне шоколадку, – смотри, что я тебе принесла.

– Спасибо, я не хочу, – отвечаю глухо. Так же, как и не хочу портить настроение окружающим, но принцесса Несмеяна теперь как минимум на несколько дней овладела моим телом.