Мы поднимаемся по ступеням стеклянного здания, внутри которого представительница рода женских манекенов скалит зубы в приторной улыбке и щебечет на английском приветствия. Отец коротко кивает в ответ и входит в лифт. Я же не отвечаю вообще никак. Меня все бесит и раздражает.

На седьмом этаже лифт звякает, и мы выходим в широкий холл.

– Ну как тебе, сын, нравится? – с гордостью в голосе интересуется папаша, одаривая голые стены любящим взглядом. На меня он так в жизни ни разу не смотрел. Ну конечно, я же не бетонная коробка, в которую можно вложить бабки.

– Что мне здесь должно нравиться?

Александр Альбертович оборачивается и в недоумении воззряется на нерадивого сына. То бишь на меня. Других у него, к сожалению, не имеется.

– Ну да, я же еще не объяснил что это за место, – вспоминает и отмахивается, открывая двери в смежную, такую же ничем не привлекательную комнату. – Здесь я планирую открыть офис нашей компании! Представляешь, Ричард, первый филиал «ЛесКомТорг» за рубежом. Мы поднимемся на новые ступени в развитии компании. Охватим еще большее количество потенциальных покупателей. – еще немного и отец засветится от ликования, как один из тех троллей.

– Ну поздравляю, а я тебе зачем? – скептически пожимаю плечами и достаю сигарету из пачки. – Мне что раньше, что сейчас до этого нет абсолютно никакого дела.

– На этот раз есть, Ричард! – что-то в его тоне заставляет поднять взгляд на решительно настроенного тролля, свет от которого потух и находится в стадии тления.

– И какое же? Думаешь, меня прельстит возможность управления твоей компании заграницей?

– Не неси ерунду, сын. Разве я могу доверить тебе, несмышленому в этой сфере, управление компанией в Европейском филиале? – вас когда-нибудь опускали собственные родители? Меня вот только что. Но в принципе я с ним согласен, потому что если я уж не собираюсь разбираться в ведении бизнеса в столице, то что там говорить о Словакии? Пропустим мимо ушей.

– Тогда что? Чем я могу быть полезен вашему превосходительству? – опираюсь бедром на подоконник и, осмотревшись в поисках какой-нибудь банки, струшиваю пепел от сигареты на пол. Этот жест не остается незамеченным для пристального взгляда отца. Он недовольно морщит нос.

– Значит так, все, что я тебе сейчас скажу, ты должен воспринять хладнокровно, без этих своих ненужных эмоций, – Щварц старший принимает деловой вид, как будто сейчас будет вести самые важные переговоры в своей жизни, и именно это заставляет меня напрячься. – Просто посмотри на это как на новый опыт.

– Говори уже.

– Этот офис будет принадлежать не только «ЛесКомТорг», но еще одной компании, с которой мы планируем слияние.

Вот оно. Началось.

– Это не просто слияние двух фирм. Юрий Вениаминович очень солидный и влиятельный бизнесмен. Его фирма «НоваФан» не так давно на рынке лесопромышленности, но он смог за короткий срок добиться высоких результатов, и даже, – отец плотно сжимает губы, будто разговоры об этом унижают его, – даже способен обойти «ЛесКомТорг». А я этого допустить не могу.

Я слышу его слова фоном. Голос доносит до моего мозга вибрации, но все внутри приняло обороняющую позицию, потому что я бл*дь уже знаю к чему он ведет.

– И? – прокашливаюсь. Горло раздирает то ли от сырой шпаклевки на стенах, то ли от нависнувшей над головой угрозы.

– И в этом можешь помочь мне ты. Чтобы слияние произошло как можно скорее и без разного рода эксцессов, мы решили, что правильнее всего будет стать одной семьей.

Из легких весь кислород махом испаряется. Еще секунду назад существовала мизерная вероятность того, что отец скажет что-то другое, но этот человек оказался еще хуже, чем я всегда о нем думал.

– У Юрия Вениаминовича есть прекрасная дочь. Я ее несколько раз видел. Довольно симпатичная, думаю, вы смогли бы найти общий язык.

Нервный смешок вылетает вместо ответа.

– Довольно симпатичная это ты к чему сказал? Что трахать ее будет мне в принципе нормально и без отторжения?

– Ричард, выбирай выражения! – гаркает Грозный, разбегаясь и готовясь разнести башку собственному сыну. Мне кажется, он бы так и сделал, если бы не необходимость во мне в данной ситуации. – Я здесь совсем не говорю о твоих утехах. Спать можно с кем угодно даже будучи женатым. Нам главное заключить договор и сыграть свадьбу.

– То есть ты даже меня не спрашиваешь? Ставишь перед фактом? – пепел от сигареты больно жжет пальцы, и я роняю ее на пол. Отец тут же затирает ботинком, чтобы не дай Бог не вызвать пожар в столь драгоценном здании.

– Да, Ричард, я не спрашиваю, потому что знаю каким будет твой ответ. Считай это твоим долгом перед отцом.

– Перед отцом? – срываюсь на крик, не в состоянии совладать с клокочущей яростью, – каким долгом? Я тебе ничего не должен! Ничего!

– Закрыли тему, – взмахом руки командует вершитель моей судьбы, – свадьба через два месяца. С Алиной познакомишься чуть позже.

– А с чего ты взял, что я соглашусь?

– Потому что знаю как тебя заставить.

Вот в этом весь Шварц. Иногда я жалею, что родился именно в этой семье, где все проблемы решаются деньгами, угрозами и силой. Нет, я конечно тоже подарок так себе, но ломать чью-то волю и судьбу ради шелеста кучки зелени могут только бездушные скоты.

– Как ты считаешь, Борис смог бы сам потянуть лагерь? Ведь туда приезжают не богатенькие детки, а нищеброды. Интернатовцы, дети из неполных семей, у которых нет возможности оплатить путевку целиком. А лагерь ведь негосударственный. Борис, будучи наивным идиотом, считает, что ему помогают волонтеры, на нем бешеные кредиты в банках, а он продолжает вести свой никому ненужный лагерь. А кто вкладывает в него бабки? Я! Я, Ричард! Несмотря ни на что – он мой брат, и хоть я не понимаю этой одержимости детьми и их отдыхом, я все же тайно перевожу ему средства с разных счетов, чтобы он считал, что его такого ангела все хотят поддержать и помочь.

С каждым произнесенным словом желание заткнуть отца растет в геометрической прогрессии. Удавка, накинутая на шею, сжимается все крепче и крепче, а стул из-под ног вот-вот вылетит с удара ноги давшего мне когда-то жизнь человека.

– И, если этого слияния не последует, наша фирма больше не будет ведущей. Я же говорил, что перспективы у «НоваФан» огромные. Так вот со временем эта компания сначала обойдет нас, а потом сожрет. Выход один – не прогнуться, вставая на колени, а подвинуться и позволить стать одним целым. Если мы потеряем наши позиции, у меня больше не будет средств на поддержание лагеря. Да и вообще на все. А кредиты Борис заплатить сам не в состоянии. Ты же самостоятельно не обеспечишь его такими деньгами. Ты конечно, молодец, музыка, вся эта лабуда, но таких денег у тебя нет, и не будет как минимум лет пять. В подобное заведение вкладывать деньги не хотят и не станут, потому что оно не приносит выгоду. Выводы делай сам.

Интуитивно тяну за ворот футболки, чувствуя, как задыхаюсь. Пульс грохочет в висках похоронным маршем. Поднимаю взгляд на отца, но вижу не его. Передо мной чужой человек. Образ, прогнивший в деньгах и провонявшийся смрадом купленных жизней. Я даже не нахожусь что ответить. Меня парализовало. Мозг атрофировался. Да и что ответить тому, кто прописал уже всю твою судьбу до мелочей?

– Не надо так на меня смотреть, Ричард, – с презрением в голосе изрекает папаша, – женившись, в твоей жизни ничего не изменится. Будешь так же заниматься своей музыкой, зажимать девок в туалете и прожигать жизнь. Просто теперь станешь осторожнее, чтобы об этом не узнала жена.

– То есть так поступаешь ты, да? – с усилием выдавливаю из себя, устремляя в отца брезгливый взгляд.

– А ты как думал? Жизнь – не пряничный домик, где тебя у плиты ждет любимая Аленушка, а ты как Иванушка дурачок скачешь по лесу, собирая ягоды и принося их в избу. Сказки заканчиваются в детстве.

– В моем детстве сказок не было.

– Это к чему сказано? – брови на строгом лице хмурятся в непонимании.

– Ты все равно не поймешь. Скажи одно – нахрена ты притащил меня сюда? Все это можно было сказать и дома.

– Хотел показать тебе на деле чего мы можем лишиться.

– Ты. Ты можешь лишиться, не я.

– А вместе со мной и ты. Без меня ты никто, Ричард.

– Это мы еще увидим!

Разворачиваюсь и ухожу, едва передвигая ноги. Странное состояние. Как та бабочка в скафандре. Изнутри раздирает противоречивыми эмоциями. Остервенелое рычание рвется из груди, а желание дать в рожу собственному отцу и вовсе кажется аномальным. Но это бессмысленно. В его мозгу царствует на серое вещество, а Бенджамин Франклин, уложенный стопочками и перетянутый резинками.

Выхожу на улицу и хватаю ртом воздух. Не помогает. Ни хрена, бл*дь, не помогает. Достаю телефон и, разблокировав его, утыкаюсь пустым взглядом в заставку. На ней я и Аля. Наша первая фотка, сделанная на дискотеке, после которой все изменилось, и моя жизнь-сука стала сказкой, до которой никому нет дела. Даже собственному отцу.

Глава 26

Аля

– Я буду скучать, – влажные от бесконечного стирания слез руки Айсель оплетают мою шею.

– Я тоже, солнышко! – поглаживаю котенка по спине и отправляю к автобусу.

Сегодня в лагере день плача. День, когда заканчивается маленькая эпоха и все возвращается на круги своя вместе с отдохнувшими и загоревшими ребятами. Я смотрю на каждого из них, стараюсь быть бодрой, хотя самой конечно тоже немного грустно. Эта смена стала для меня особенной. Каждый раз я учусь чему-то новому у котят, хотя они думают, что училка здесь я.

На сердце тоскливо и одиноко. Окончание смены – как маленькая смерть для лагеря. Еще вчера живший бурной жизнью он в одно мгновение превращается в бездушную оболочку. Не люблю прощания. Нужно брать себя в руки, иначе расклеюсь как тряпка. Хотя я итак едва держусь. И вовсе не по причине отъезда. В какой-то степени я даже его ждала, наивно полагая, что по приезду домой, наконец, встречусь со Щварцвальдом и наемся моего торта до отвала.