Рука инстинктивно так крепко сжимает кисточку, что еще немного и от нее останутся лишь мелкие осколки. Имя Шварцвальда действует как дефибриллятор для все еще одурманенного сердца. Каждый раз, когда я или кто-то рядом произносит его имя, оно подскакивает, несколько раз дергаясь в конвульсиях, и снова падает без сознания.

За полдня решение пойти в «Хилл» менялось раз двадцать. Я-то отказывалась, то снова соглашалась. Потом опять отказывалась. Стоило представить, как рядом с Ричем будут крутиться подиумные куклы, как меня накрывало сначала волной разочарования, а потом следовало цунами гнева, которое и вызывало снова желание пойти туда и показать, что моя жизнь не изменилась и я все так же счастлива и беззаботна, как и до появления в ней Шварца.

– Тогда попрощайся со своей ягодицей, потому что не для него мама ягодку растила. И оделась я так, потому что нужно выгулять новое платье, – актриса во мне претендует разве что на Золотую малину, и понимая это, я выхватываю бутылку Моета и делаю несколько больших глотков. Пузырьки весело скользят по горлу, обещая приглушить рвущиеся эмоции от предстоящей встречи.

– Вооот, это моя девочка! Давай, Белль, покажем твоему чудовищу Ху из Ху.

– Угу, рядом с этим чудовищем полно красоток, желающих вытащить его шпагу из ножен и хорошенько ее отполировать, – сама не знаю зачем произношу этот бред, но смысл слов успевает долететь до догадливой подруги.

Маринка тут же отбирает у меня из рук бутылку заветного притупляющего и прищуривается.

– Я что-то не поняла, это сейчас нотки ревности проскользнули у кого-то в голосе?

– Ничего не ревности, – бурчу я, отворачиваясь от проницательной Ванги, но подруга не сдается. Разворачивает за локоть обратно.

– Оооо, приплыли, станция конечная. Я-то думала, ты его кастрировать хочешь, а ты вон с каким голодом говоришь о его шпаге, Алька. Ты чего?

– Никаким не голодом, – фыркаю и, бросив на столик кисточку, хватаю сумочку, – не выдумывай. Я уже его забыла, – деланно равнодушно пожимаю плечами и, протиснувшись мимо, отнимаю Моет и быстро спускаюсь по лестнице в холл, сбегая от ненужного опроса. Выхожу на улицу к припаркованной машине Никиты.

– Ну-ну, – раздается саркастическое мне в спину. – Шампунь отдай, не ты одна сегодня тусоваться собралась.

Отпив немного, возвращаю драгоценный алкоголь на родину и забираюсь на заднее сиденье Лексуса. Впереди развалившись сидит Никита и слепит меня в зеркале приторной улыбкой, а рядом с ним симпатичный друг, присутствия которого требовала Марина. Ну ей повезло. Парень и правда видный. Светловолосый с легкой щетиной, как того требует мода, с живыми глазами и пухлыми губами. Мальчик с обложки журнала GQ.

– Миша, – поворачивается сие совершенство и, приветливо улыбнувшись, молниеносно скользит по нам изучающим взглядом. Останавливается на ногах подруги и дерзко ей подмигивает. – Так значит, сегодня мы с тобой зажжем.

– Посмотрим. – обольстительница демонстративно закидывает одну ногу на другую, отдавая себе отчет, что при этом движении юбка ее платья задирается до нельзя выше, но при этом прикрывает все стратегически важные места. – Все зависит от того, как ярко твой факел сможет гореть.

– Увидишь, – хищно скалится претендент на тело Маринки.

По дороге мы допиваем остатки шампанского, и надо сказать, что находчивая подруга оказалась права. Меня слегка штормит, адреналин разрядом в двести двадцать бьет по нервным окончаниям, но желания развернуться и уехать обратно больше не возникает.

Наверное, только выпив, я могу признаться самой себе в истинной причине согласия пойти в этот чертов клуб. Мне как самой жалкой девушке на всей планете просто хочется его увидеть. Скажете дура? Я и сама в курсе. Но только этот ползучий гад отравил собой каждую клетку. Успокаиваю себя тем, что, когда увижу, что Рич в порядке, с ним ничего не произошло, и он просто таким образом кинул меня, чтобы ничего не объяснять, смогу наконец возненавидеть его и отпустить. Сейчас мысль о том, что ему что-то не позволяет встретиться, назойливо жужжит в ушах, не давая спокойно жить, как та мошка, которую пока не прихлопнешь, будет раздражать своим присутствием.

Когда мы заходим внутрь темного помещения и поднимаемся по ступеням, все внутри меня напрягается. Музыкальные биты проникают в уши, а лучи стробоскопа ослепляют, стоит нам войти в зал. Дергающиеся тела, как ударенные током, скачут по всему танцполу, я же проходя мимо них и стараясь не получить фингал от резких движений танцующих, скольжу неотрывным взглядом по залу, лихорадочно выискивая место ди-джея. И нахожу.

Сердце замедляется, стоит увидеть Шварца за музыкальным пультом. Подушечки пальцев холодеют, и я невольно замираю, создавая пробку. На голове у него наушники, сдвинутые на сторону и открывающие одно ухо, в которое что-то активно рассказывает рядом стоящий парень. Рич улыбается, выбивая у меня из-под ног землю.

Картина маслом. У него все прекрасно. Никаких переломанных частей тела, аварий и тому подобного, что могло бы стать причиной, чтобы вот так запросто исчезнуть из моей жизни.

Быстро отворачиваюсь, чувствуя, как к глазам подбираются слезы. Ну уж нет. Хватит. Я и так выревела за последние две недели как минимум тонну жидкости. Часто моргаю и глубоко вдыхаю, даже не заметив в своем натянутом состоянии, как рука Никиты приземлилась мне на талию.

Мы подходим к зарезервированному столику и заказываем напитки с закусками. Первый коктейль улетает за пару глотков под удивленные взгляды парней и саркастический Маринкин.

– На вот апельсинкой закуси, – Марина протягивает мне на шпажке цитрусовую дольку. Стискиваю зубы и тянусь за вторым коктейлем.

– Ненавижу апельсины, – говорю, морща нос в отвращении. Сволочь даже любовь к таким вкусным фруктам раз и навсегда отбил.

Глаза сами перемещаются к месту, где обитает Рич. Он что-то подкручивает там, заглядывает в телефон. Наверное, ждет звонка от очередной мисс «дам по первому звонку». Усиленно перевожу взгляд на тех, с кем пришла. Перекрикивая музыку, троица о чем-то оживленно болтает. В суть темы я даже не вникаю. Все это время борюсь с собой и своими глазами, перетягивая канат под названием «Смотреть – не смотреть». Чаще побеждают они, но я тоже не отстаю. Спустя минут десять пытки и истертых от состязания ладоней надорванного внутреннего состояния, решаю послать к черту Щварцвальда и отдыхать. Мало ли сколько у меня таких еще будет? Даже не таких, а лучше. Надеваю на глаза воображаемые шоры, и устремляю все внимание на ребят.

В голове заметно плывет, а раскачивающая музыка только подхлестывает пить больше и активнее. Пока сижу не ощущаю опьянения, но, когда встаю, ноги на два шага уносит в сторону. Упс, кажется, слегка перебрала.

Никита героически оказывается рядом и подхватывает за талию. Ладно, сейчас я не буду на него орать. Протрезвею, а потом можно будет.

– Потанцуем? – противный голос перебивает музыку, и, не дождавшись ответа, он утаскивает мое слегка пошатывающееся тело на танцпол.

Нельзя сказать, что я выпила много. Наверное, проблема в том, что ела я последний раз часов в двенадцать. Потом уже ни один кусок в горло не лез в ожидании вечера. Зато сейчас организм с голодом впитывает все, что в него закидывают, как пересохшая губка.

Оказавшись посреди конвульсивных танцующих, мы тоже начинаем двигаться. Я стараюсь держаться от Никиты подальше, потому что его нахождение в личном пространстве вызывает приступ тошноты, но рядом танцующие так и норовят подпихнуть нас ближе друг к другу. Музыка бомбит, и надо сказать довольно неплохо. Шварц оправданно считается одним из лучших ди-джеев. Треки необычные, каждый со своей изюминкой, и вот я уже расслабляюсь по полной, отдавая себя на волю музыкальным волнам.

В памяти непрошено всплывает первая ночь в лагере. Такие же биты и алкоголь в крови, только сейчас приоткрыв глаза передо мной не медведь Шварц, рычащий на ухо слова «I wanna fuck you now», а придурок Никита, лыбящийся, как он считает, порочной улыбкой. Для меня же это выглядит как оскал одичавшего хомячка. Закрываю глаза, чтобы не отвлекал от воспоминаний. И вот я снова там. Вокруг талии крепкие руки, спину жжет горячее стальное тело. Жесткие губы смыкаются на коже шеи и нагло втягивают ее в свой рот, чтобы оставить засосы. А потом снова хриплый низкий голос на ухо, отправляет торнадо возбуждения в низ живота:

– Какого хера здесь происходит?

Вздрагиваю, вырываемая из сладких грез, и распахиваю глаза. Напротив яростное лицо Шварцвальда. Задерживаю дыхание, не в состоянии сделать и вдоха. По телу несется дрожь. Внутренности сводит от проникающего в ноздри до боли знакомого запаха. Рич выглядит так, будто в нем проснулся Халк и собирается разнести все и всех в мельчайшие щепки. Сильные руки больно сжимают мою талию. Желваки на широких скулах ходят ходуном, пока черные глаза уничтожают меня в пепел.

Чувствую, как ноги меня предают. От этого его взгляда мозги превращаются в апельсиновое варенье, закипяченные огнем на дне темных значков. Требуется несколько долгих секунд, чтобы вернуть самообладание. Вдыхаю аромат его парфюма вместо кислорода и, наконец, сбрасываю с себя оцепенение и властные лапищи. Наигранно округляю глаза и придаю голосу искреннее изумление, так, словно передо мной Арнольд Шварценеггер в женских трусах с надписью «Kitty».

– Оу, Шварцвальд, и ты здесь?

Глава 28

Рич

Внутри меня начинает расти монстр, раздирая внутренности. Вместо крови по венам течет чистейшая ревность. Какого хрена это пресмыкающееся посмело тронуть МОЕ? И какого хрена МОЯ позволила ему это сделать?

Удивление Альбины настолько неестественно, что заметно даже тем, кто пришел сюда попантоваться в солнцезащитных очках, но я не замечаю этого, потому что вижу ее синие глаза, в которых мелькают разноцветные огни. А еще неестественно глубокое декольте, вызывающее желание снять с себя рубашку и напялить на нее, потому что даже моя рубашка будет длиннее этого чертового куска ткани.