– Если все так, как ты говоришь, то ты просто олух. И Аля это поймет и простит, если ты ей все объяснишь. Потому что, судя по всему, она в тебя по уши влюблена. Как и ты в нее, – выносит вердикт, подводя какие-то свои мысленные итоги, – Но если ты еще хотя бы пару дней потормозишь, то откроешь ей двери в мир других мужиков, в объятиях которых она будет стараться вычеркнуть из памяти твою пошлую необузданную персону. Надеюсь, намек понял?

Брюнетка вскидывает идеальную татуированную бровь. По ходу вопрос был риторический, потому что стройное тело тут же разворачивается на каблуках и исчезает за дверью клуба, оставив меня одного разгребать все это дерьмо, переваривая и так вскипяченными мозгами услышанное.

Неужели я опять налажал?

Глава 29

Аля

Меня трясет. Поднимаю дрожащую руку и трогаю горящие губы, на которых все еще чувствую жесткое дыхание Шварцвальда. Ненавижу его. Что это только что было? Желание пофехтовать шпагами с Никитой и посмотреть кто победит? Тому, кто окажется напористее, достанусь я вместо трофея? Нет, бред. Случай с Никитой отрицает способность Рича совершить нечто подобное. Тогда что? Зачем он поцеловал меня? Обхватываю себя руками и забиваюсь в угол старенькой шевроле. Водитель косо поглядывает на меня в зеркало, скорее всего прикидывая, насколько я пьяна, но у меня в голове давно бурлит не алкоголь. Градусы выветрились моментально, как только Шварц начал выяснять отношения с Никитой. Я не ожидала подобного. Точнее я даже не знаю, чего ожидала. В своих фантазиях уже давно лишила его самых драгоценных органов и сделала из них бубенчики на зимнюю шапку, а на деле…

На деле мое тело сошло с ума, стоило ему сжать меня в своих медвежьих объятиях. Каждая клетка магнитом потянулась к тому, кто видится мне во всех прохожих. Я все-таки невероятно жалкая, раз все еще неадекватно реагирую на его присутствие. Наверное, так чувствуют себя все сидящие на диете, когда перед ними в очередной раз появляется кусок торта. Я обречена глотать слюни на свой собственный, но отказывать себе в удовольствии съесть хотя бы крошку. Потому что потом попросту сорвусь, и куска мне окажется мало. Я захочу весь свой торт, слизать шоколадный крем, перепачкаться сливочным чизом и объесться до боли в животе начинкой из апельсинов. Только потом снова останется чувство обреченности и все, на что буду способна – это рыдать над слабой силой воли и разбитым сердцем.

Уснула я только под утро, вымотанная собственными мыслями и метаниями. Шварц звонил несколько раз, но я упрямо игнорировала. Нет ни сил, ни желания с ним говорить. Не знаю, зачем он вчера устроил это представление, только душу мне вывернул, но знаю, что, если позволю себе эту крошечную слабость, потом будет только хуже.

Невыспавшаяся, с огромными мешками под глазами, умело спрятанными под половиной тюбика тоналки, я села в машину к Маринке. Думаю, больше Никита подвозить зайца без привилегий не станет.

– Оооо, – свистит подруга, на удивление свежая и воздушная, будто не гуляла полночи в клубе, – я, кажется, была права по поводу Мейвис. Вы сейчас с ней одно лицо.

– Хватит острить, Ариэль, – закатываю глаза, – судя по твоему сорванному голосу, принца своего ты все же нашла и заставила на себе женить?

Маринка смеется, даже не пряча блеска в зеленых глазах. Давно я такого у нее видела. Мистер GQ, по всей вероятности, оказался принцем что надо.

– А ты как думала? После того, как вы с бывшим придурком твоим разъехались в разные стороны, мы не придумали ничего лучше, чем поехать к нему. И знаешь… Мишкин факел таки горел почти до самого утра.

– Я не сомневаюсь, – смеюсь впервые за последние сутки, – вряд ли бы ты удостоила своим вниманием нечто с меньшим процессом горения.

Маринка одна из немногих людей, которая своим позитивом скрашивает окружающий мир. Нет, я в принципе тоже не Росс из Друзей с его пресловутым кислым “Привееет”, но в данный момент произвожу именно такое впечатление.

К университету мы подъезжаем за пять минут до начала пар. Паркуемся на привычном месте и выходим из машины. На крыльце уже толпится народ, абсолютно не торопящийся на занятия. Рядом со стороны пешеходной дорожки к нам подходят девчонки – одногруппницы, и мы все вместе направляемся к входной двери.

Потом все происходит так спонтанно, что я не успеваю ничего сообразить. Алла справа от меня визжит нечеловеческим криком, отскакивает назад и утаскивает меня за локоть. Я едва не падаю на нее, когда прямо в сантиметре от нас с визгом останавливается машина. Мое сердце бешено колошматит грудь, пока я пытаюсь понять, что произошло. Стекло со стороны водителя опускается, и я утыкаюсь взглядом в знакомые сумасшедшие глаза. Сейчас они именно сумасшедшие. Рич выглядит уставшим и злым.

– Аль, садись в машину, поговорить надо.

– Ха, а вот и твой Шварцвальд, – со смешком изрекает позади Маринка. – А ты что дома не был? В той же самой рубашечке.

Рич отправляет в нее грозный взгляд и, не ответив, возвращает его на меня. Способность дышать и мыслить постепенно возвращается.

– С чего вдруг? – деланно равнодушно вскидываю бровь. – У меня пары.

Делаю шаг влево, чтобы обойти машину, но она вдруг резко едет вперед, преграждая дорогу.

– Шварц, у меня пары, дай пройти.

– Никуда твои котангенсы не сбегут. Аль, сядь, пожалуйста, в машину.

Девчонки сзади меня начинают перешептываться, и я, кажется, даже слышу что-то вроде «Какой хорошенький», отчего злюсь еще сильнее.

– Если ты сейчас не отъедешь, я найду другой способ обойти машину.

– Попробуй, – в глазах загораются до боли знакомые чертята, царапая что-то внутри меня. Отворачиваюсь и, шумно выдохнув, делаю несколько шагов вправо. Уже почти дохожу до багажника, как колеса резко начинают крутиться, едва не наехав мне на пальцы, и физиономия Рича снова оказывается напротив.

– Я могу так долго кататься. До окончания пар. Проще сесть, Аль.

– Иди к черту, Шварцвальд!

Психую и, наплевав на то, что на нас и так косится народ, занявший крыльцо и повылазивший из окон, забираюсь на капот его БМВ, чтобы перелезть, скоротав путь, и поберечь собственные нервы. Только этот придурок вместо того, чтобы стоять спокойно, начинает вдруг ехать. Я пошатываюсь, падая прямо на задницу, и хватаюсь руками за крышку капота.

Уничтожаю Шварца убийственным взглядом, способным разбить даже чертово лобовое стекло.

– Остановись, идиот! – кричу, чувствуя, как растет паника, потому что ОН НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ. Набирает скорость и выезжает на дорогу!

– Залезешь в машину, остановлю! – кричит из переднего окна.

Скорость не очень высокая, но и не такая, чтобы я могла с легкостью спрыгнуть на асфальт. Сердце лихорадочно пытается выбраться через горло наружу, чтобы покинуть опасное место происшествия, пока я визжу, как ненормальная.

– Придурок! – бью ладошкой по крышке и вонзаюсь в серебристую краску ногтями. – Если ты сейчас же не остановишь, я исцарапаю тебе весь капот, – слышу истерический смех идиотов – студентов, оставшихся позади машины, и вижу смеющиеся глаза Шварца за стеклом.

– Мне похер, Апельсинка! Хоть всю тачку разрисуй иероглифами, я за это время успею тебя увести подальше.

Мы сворачиваем по улице и едем дальше. Я кручу головой, побелевшими пальцами вцепившись в край капота. Злость вперемешку со страхом достигает максимальной отметки, когда Рич кричит из машины:

– Я не остановлю на красном.

– Что??? – шокировано округляю глаза.

– Тогда ты спрыгнешь и придется снова за тобой гоняться. Поэтому просто едем дальше и надеемся, что в городе больше нет таких же отморозков, как я.

– Останови! – рычу от бессилия, готовая вонзить ему кол в сердце, или как там еще мучительно убивают?

– Сядешь в тачку?

– Да! Останови сейчас же.

– Предупреждаю, если не сядешь, я устрою что-нибудь похлеще!

– Сяду, придурок! Останови!

Рич сворачивает на ближайшую парковку и тормозит, и я наконец могу ощутить матушку землю под ногами. Боже, я даже готова упасть на колени и поцеловать ее. Никогда прежде не появлялось такого желания. На негнущихся от страха и напряжения ногах забираюсь на пассажирское сиденье.

– Ненавижу тебя, – произношу и не замечаю, как начинаю лупить его по плечу кулаками от переизбытка эмоций. – Ненавижу! Ты идиот, конченый придурок без мозгов!

– Ты уже говорила, – сволочь поворачивается полу-боком, ловя мои летающие перед его физиономией руки, и крепко сжимает запястья. Наклоняется вперед.

Меня колотит. Желание убить его еще никогда не было таким сильным. За то, что бросил меня, за то, что вчера поцеловал вопреки всем законам здравомыслия, за то, что выставил полной дурой перед всем универом, и за то, с какой нежностью смотрит на меня сейчас. Ненавистные шоколадные глаза гладят мое лицо, останавливаясь на губах, а потом вступая в какой-то немой диалог с моими. Я едва дышу. Грудную клетку давит. Легкие сопротивляются, чувствуя, как в них просачивается знакомый до боли аромат, и отказываются нормально работать, боясь снова отравиться непозволительной близостью.

– Я так соскучился по тебе, Апельсинка, – чувственные губы шепчут еле слышно, но мои уши улавливают каждую нотку этого шепота, заставляя тяжело сглотнуть. Во рту пересыхает.

– Рич, не ври, – моя очередная колкая фраза тонет под напором его губ.

Шварц целует меня. Снова. Пытаюсь воспротивиться, упираясь в плечи ладонями, но я такая жалкая. Перед напором этого медведя не устоял бы даже охотник, с криком «Я весь твой» бросившись в свой же расставленный капкан. Уверенные ладони обхватывают мое лицо, пока мои пальцы сгребают помятую рубашку в кулаки. Язык проникает в рот, с каждой секундой превращая поцелуй из целомудренного в порочный. И я снова маршмеллоу. Таю над костром и растекаюсь на деревянной палочке моего Буратино. Пока еще не на той самой.

Эта мысль отрезвляет. Заткнув свою внутреннюю женщину легкого поведения, отстраняюсь, но Шварц не дает вернуть себе личное пространство. Упирается лбом в мой и добивает нашим жестом. Обнимает руками за шею, не позволяя двигаться.