– Ладно, что с вами делать. Двадцать минут, не больше – и мы ждем вас к ужину. Хорошо, Олеся? Прости, что…

– Ничего. Пошли, Кузьма.

– А можно я потащу самокат?

Ника покачала головой: ох уж эти дети! Хорошо, что Олеся оставила рюкзак – значит, не сбежит. Ника посидела за столом с родителями, решив, что «детей» покормит потом отдельно, чтобы Олеся не так сильно смущалась. Родители, конечно же, сразу принялись умиляться над «дочерью подруги»:

– Это чья же? Неужели у Нонны такая большая девочка? Какая хорошенькая! Правда, Валер?

– Мамочка, у Нонны мальчик старший, ты забыла. А это дочь… Светы, – с ходу придумала Ника. – Училась со мной, не помнишь? Мы мало общались.

«Дочь Светы» страшно покраснела, а Ника выпроводила родителей к телевизору. После ужина она привела Олесю к себе в комнату, хотя Кузя никак не хотел расставаться с новой подругой, пока Ника не сдвинула сурово брови:

– Курзик, ну-ка, марш к себе. У нас с Олесей серьезный разговор.

– Просил же, не называй меня Курзиком. А то я буду звать тебя принцессой Леей, вот.

– Ну ладно, ладно. Иди уже, Кузьма Александрович, иди. Еще пообщаетесь с Олесей.

– Слушаюсь, ваше высочество. Олесь, ты не уходи без меня, ладно?

И Курзик наконец исчез. Киви улыбнулась:

– Смешной мальчишка. А вы и правда на принцессу Лею похожи! Я все думала: кого вы мне напоминаете? Знаете, а вы оказались совсем не такой, как я себе воображала. Спасибо, что… Ну, в общем… Спасибо. А родители у вас очень милые.

– Да, у нас дружная семья. А как у тебя?

– А, – Олеся махнула рукой, – та еще семья. Нет, папа вообще-то хороший… Когда не пьет. А пьет он почти все время. Он слабый, понимаете? Как напьется, плачет. А мне уже и не жалко. Это ужасно, да?

– А мама?

– Мама… Она такая… Цельнометаллическая. Есть только два мнения: ее и неправильное. Я думаю, папа потому и пьет, что не может ей противостоять. У нее всегда всё плохо, все виноваты, все левые – она одна правая. Кругом одни идиоты, подлецы и уроды. Муж – тряпка, дочь – неудачница. Как-то так.

– Тяжело тебе приходится.

– Маленькая, я всегда с ней соглашалась, проще было. Потом поняла, что хочу свою жизнь прожить. По-своему, а не так, как мама распланировала! Правда, в институт поступила, как она хотела. Но только восемнадцать стукнуло, я из дома сбежала. Типа замуж вышла. Мы с ним не расписывались, с Вовчиком, так жили. Мне казалось, он прикольный. Но ничего хорошего из этого не получилось…

Киви помрачнела и опустила голову.

– Это тогда с тобой случилось что-то плохое, да? – очень тихо спросила Ника.

Киви быстро взглянула на нее и отвернулась:

– Да. Откуда вы знаете?

– Я ничего не знаю. Но догадываюсь. Ты же подранок, это видно.

– Подранок! – усмехнулась Киви. – Верно. Нелепая птица киви, которая даже летать не умеет. А еще и хромает.

– Ты никому не рассказывала об этом? И к психологу не обращалась?

– Нет. Катерина, конечно, знает. И Кирилл. Но без подробностей. Просто как факт.

Она задумалась, глядя в пространство, а Ника вдруг совершенно непроизвольно представила себе Артёма в постели с Олесей. Это было словно четкий кадр из фильма, и Ника задохнулась от мгновенного спазма боли: нет, нет! Нет, я не дамся. Я сама его отпустила.

– Моя дочь… – произнесла она сдавленным голосом, подсознательно пытаясь вернуться к роли матери, а не бывшей любовницы. – Алина, моя дочь. Ей почти двадцать. Мы уже год не виделись.

– Почему?

– Мне муж изменил. И я сразу ушла. Подала на развод. Алина решила остаться с папой. Он богатый человек. Больше возможностей. Она… Мы с ней поговорили, и она… В общем, выяснилось, что я плохая мать и жена. Всё делала не так. Это было очень несправедливо и… жестоко. С тех пор мы редко видимся. Сначала было чаще, а теперь… Теперь она стала совсем самостоятельной.

– Как странно. Вы такая милая, добрая, все понимаете. Даже ко мне отнеслись по-человечески. Вы не можете ее простить, да?

– Да что ты, я все простила. Это же мой ребенок. Но забыть не могу. Очень больно. Так горько сознавать, что она – чужая. Инопланетянка. Мы говорим на разных языках. И почему так вышло, я не знаю. Вот Курзик – свой, родной. И с тобой мы друг друга понимаем. А Алина – чужая.

– Жалко. Наверное, и я для мамы – инопланетянка. Но ваша планета мне нравится больше.

Ника чуть улыбнулась:

– Ты знаешь, я думаю, что ты очень сильный человек.

– Я? – изумилась Киви. – Это я – сильный человек? Да что вы!

– Тебе пришлось пережить что-то ужасное… Это было насилие, да? И ты не сломалась. Ты не сошла с ума, не спилась, не стала наркоманкой, не пошла по рукам. Ты справилась со всем сама. Тебе страшно – и это естественно. Ты прячешься, защищаешься, прикрываешься, маскируешь свою женственность. Ты разучилась верить людям, особенно мужчинам. Но ты выжила. Ты молодец.

Олеся напряженно всматривалась в лицо Ники, пока та говорила, потом нахмурилась:

– Я никогда так об этом не думала. Но вы же говорите – заметно? Ну, что я… подранок.

– Мне заметно. Артёму тоже.

– Он так сказал?

– Да. Не то чтобы мы с ним тебя обсуждали…

– Но обсуждали. Да ладно, я понимаю.

– Подумай, ты смогла справиться со страхом и болью, неужели ты не справишься с любовью? Просто доверься Артёму. Он хороший человек. Никогда не предаст, не обидит. Ты любишь его?

Киви засмеялась и заплакала одновременно:

– Оказывается, любовь – это так страшно!

– Нет. Это прекрасно. Когда она настоящая.

– А у нас?

– Ну, судя по тому, как вы оба мучаетесь, да, настоящая.

– Господи, что ж так трудно-то! – простонала Киви и уткнулась головой в колени. Довольно долго они молчали, потом Киви подняла голову и взглянула Нике прямо в глаза. Ника вся подобралась, понимая, что та сейчас расскажет свою историю. «Я не хочу этого слушать, не хочу!» – панически завопил внутренний голос Ники, но было поздно: сама подвела Олесю к откровенности.

– Их было четверо, – сказала Киви, и Ника похолодела: боже, бедный ребенок! Девушка выпрямилась и гордо подняла голову – она рассказывала, глядя куда-то поверх Ники, и иногда чуть усмехалась, словно удивляясь собственным словам. – Их было четверо. А Вовчик меня не защитил…

Собственно, Вовчик и привез Киви на эту дачу. Вернее, его друг Колян. Колян не слишком нравился Киви, как, впрочем, и остальные друзья: она сразу поняла, что Вовчика в этой компании держат за дурачка. Он был на шесть лет старше Киви, но довольно скоро выяснилось, что он инфантилен и слаб, легко поддается чужому влиянию, да еще любит выпить. Вовчика категорически не одобрили ни Катерина с Кириллом, ни Ира-Наполеон с Лёшей, но Киви было так хорошо с ним – легко, весело, свободно. Прикольно.

На дачу Киви поехала с радостью – ужасно хотелось вырваться из пыльного и душного города. Она представляла себе тенистый участок с качелями под жасмином, чай из самовара, бадминтон, посиделки в беседке, уютную бабушку с плюшками, клубнику с грядки. Но клубника давно сошла, а никакой бабушки не было и в помине. Колян поставил в саду мангал, затеялись шашлыки, постепенно подтянулись друзья-приятели с девицами, и началась самая обычная пьянка, только что на природе. Вся компания была гораздо старше Киви – размалеванные девицы смотрели на нее с усмешкой, а одна даже спросила: «А малолетка тут зачем?» Парни разглядывали «малолетку» очень даже внимательно, и Киви довольно скоро перестал нравиться этот «пикник на обочине». Она начала потихоньку ныть, что хочет домой, но Вовчик к тому времени уже прилично набрался. Да и Колян встрял, услышав ее уговоры:

– Чего это – домой? Не выдумывай. Переночуете, завтра вместе уедем. Все веселье еще впереди.

Переночуем? Киви еще больше испугалась и подумала: может, бросить Вовчика и сбежать? Но как? У нее не было ни денег на дорогу, ни представления о том, где она вообще находится. Киви старалась держаться поближе к Вовчику, но тот к ночи вырубился окончательно, заснув на диване – пошел дождь, и вся компания перебралась в дом. Киви приткнулась рядом с ним и сделала вид, что тоже спит: она надеялась, что удастся как-нибудь переждать ночь. Может, и удалось бы, но ей мучительно захотелось в туалет. Киви долго терпела, но все-таки не выдержала и пошла: дача была оборудована всеми удобствами, и ей, городской девочке, не пришло в голову пописать просто под кустиком, пройдя в сад через французское окно.

Она сделала свои дела, а когда вышла, в коридоре ее ждал Колян. Он схватил Киви и стал лапать, она отбивалась, но Колян был сильнее и втолкнул ее в комнату, где сидело еще трое парней и две девицы, все пьяные. Колян упорно лез к ней, а парни и девицы смеялись. Один из парней сказал: «Ты что, с девкой справиться не можешь? Помочь, что ли?» – и поднялся. И вот тут Киви стало совсем страшно. Она защищалась, как дикая кошка: лягалась, царапалась, кусалась, молотила парней слабыми кулачками, кричала, звала Вовчика… Но что она могла против четверых здоровых мужиков?

Очнулась Киви на полу и долго лежала, не в силах подняться. Рядом никого не было, и в доме царила тишина. Свет из лампы на потолке бил ей в глаза и мешал думать. Да о чем думать – надо бежать отсюда, и немедленно! Киви с трудом села и оглядела себя: на ней осталась одна футболка, джинсы и кроссовки валялись рядом на полу, разорванные трусики тоже… Киви взяла их и вытерла кровь с ног. Ее мутило, внутри все болело, в горле бился крик, готовый вырваться наружу. Она встала, с трудом натянула джинсы и, шатаясь, подошла к окну – оно было обычное, не французское, к счастью, открытое. В саду стояла непроглядная тьма – и хорошо. Киви вывалилась в сад, упала на четвереньки – и ее вырвало. Она еще постояла на четвереньках, задыхаясь от рвотных спазмов и рыданий, потом поднялась, огляделась, привыкая к темноте, и потихоньку двинулась прочь от окна. Завернула за угол и наткнулась на что-то круглое и мокрое, оказавшееся бочкой с водой. Ну да, был дождь… Киви жадно попила из бочки, зачерпывая ладошкой, и долго стояла, мрачно глядя в темную воду: может, утопиться? Вот прямо сейчас – нырнуть в эту бочку, и все. Она нагнулась пониже, опираясь руками о край бочки, коснулась лбом воды… И отскочила – поскользнулась на мокрой траве и шлепнулась на землю. Посидела некоторое время, тихонько подвывая, потом встала, разделась и кое-как вымылась холодной водой. Натянула джинсы и футболку прямо на мокрое тело и, дрожа от озноба, побежала к воротам – на улице горел фонарь.