Она долго плутала по дачным улочкам, стараясь держаться в тени, потом услышала шум железной дороги и устремилась туда. Наконец выбралась к платформе. Часы показывали половину третьего ночи, и она просидела на поломанной скамейке почти два часа до первой электрички, в которую вскочила, даже не подумав, в ту ли сторону она едет. Оказалось, к счастью, что на Москву. Киви было так страшно, что она залезла под сиденье и скорчилась там – не зря, как оказалось: сначала по вагону прошла какая-то пьяная компания, потом двое милиционеров. Ехать пришлось долго, и она даже задремала, съежившись на жестком полу. Метро уже работало, но денег у нее не было. Пришлось, умирая от стыда, обратиться к тетеньке, стоявшей у турникетов, – та оглядела ее, покачала головой и пропустила, махнув рукой: иди уж, горе!

Киви долго каталась по Кольцевой линии, не зная, что делать: ключи от дома остались у Вовчика, мобильник – в той страшной комнате. Сразу она не осознала, но позже вспомнила, что ее разбитый красный телефончик валялся около ножки стола. Телефончик было жалко: новенький, красненький! «Нашла о чем плакать, идиотка!» – сказала она сама себе. Вся жизнь разбита, а она о телефончике сокрушается. Что же делать? К родителям в таком состоянии она ехать не собиралась! К подругам? Стыдно. Но и на метро весь день кататься было невозможно – ей уже опять захотелось в туалет, и в горле пересохло, и живот подвело от голода. Сейчас бы теплую ванну с ароматной пеной, чашку горячего сладкого кофе! А потом завернуться в одеяло с головой и заснуть… И не просыпаться.

Киви добралась до той станции, где был дом Вовчика, и побежала в торговый центр – там хоть туалет бесплатный. Она кое-как причесалась – тогда у нее еще были длинные волосы, которые она завязывала в хвостик. За этот хвостик ее и схватил Колян… Киви опять затошнило. В зеркале отражалось ее испуганное, бледное и опухшее лицо с разбитой губой и фингалом под глазом. На затылке под волосами сильно саднило, на шее и руках проступили синяки, и внутри все мучительно ныло. Еще в кабинке Киви старательно оглядела и кое-как почистила грязные джинсы: ей все казалось, что кровотечение продолжается, но пятна были совсем слабые. Хорошо, что джинсы были плотные! Она поняла, что придется обращаться к врачу: и вдруг осознала все возможные последствия случившегося. Сидя в кафе торгового центра, она невидящим взглядом смотрела на какую-то витрину, плохо понимая, что там такое. Слезы текли у нее по щекам, она думала: как теперь жить? Как?

– Тебя кто-то обидел, да? – Она вздрогнула, услышав звонкий детский голос: маленький мальчик в полосатой футболочке смотрел на нее с жалостью.

– Нет, нет, что ты! – Она поспешно вытерла слезы и постаралась улыбнуться. – Это я так. Просто очень есть хочется, а денежек нет.

– Ты потеряла денежки?

– Потеряла…

– Мама! – закричал мальчик. – Она плачет и денежки потеряла. Давай купим ей мороженое!

Она поняла: надо бежать. Но сбежать ей не дали: подошедшая мама внимательно рассмотрела ее. А она не знала, куда деваться от неловкости. Мать мальчика и поставила перед ней поднос с целой кучей еды из «Ростикса»:

– Берите. Мы себе еще купим. Да вы ешьте, ешьте, не стесняйтесь. Всякое в жизни бывает.

– Спасибо! Спасибо вам большое! – всхлипнула Киви, с благодарностью глядя на молодую женщину.

Та только кивнула и улыбнулась:

– Благодарите Павлика. Такой у нас парень получился – защитник всех обиженных.

– Вот, у меня и меч есть! Чтобы бороться со злом! – Мальчишка гордо предъявил Киви пластмассовый меч, висевший у него на перевязи.

– Спасибо, Павлик! Ты настоящий рыцарь.

Настроение у Киви резко улучшилось. Целый день она проверяла, не вернулся ли Вовчик. К ночи у него в квартире наконец зажегся свет, и она рванула домой, не представляя, что ее ожидает: Вовчик открыл дверь и сразу ударил Киви, потом еще раз. Она упала и, сидя на полу, с ужасом смотрела на матерящегося Вовчика: Колян сказал ему, что она сама приставала к мужикам и всем дала, а потом слиняла. И он поверил! Поверил!

Держась за стену, она поднялась, прошла в комнату мимо разоряющегося Вовчика, взяла свою сумку и вышла из его квартиры. Навсегда. Она спускалась по лестнице, Вовчик орал ей вслед всякие гадости, а потом выкинул охапку ее барахла, но она не стала поднимать. Поехала к Катерине – та ужаснулась, увидев подругу, и тут же потащила ее по врачам.

– Надо написать заявление в милицию. Кто тебя так? Вовчик?

Но Киви молчала. Какое заявление? Кому она нужна?

– Олесь, ну что ты молчишь? Кирилл, скажи хоть ты ей! – бушевала Катерина. – Ты посмотри, что с ней сделали!

Но Кирилл только морщился и отворачивался – он прекрасно понимал, что из заявления ничего хорошего не получится: факт насилия еще надо доказать. Ему ли не знать, какая это волынка и сколько унижений ждет бедную девчонку на пути правосудия. Она совершеннолетняя, адвокат станет говорить, что все произошло по взаимному согласию, так что негодяй отделается легким испугом, и все. Это понимала и Киви, потому и молчала. Слава богу, не покалечили, не забеременела, и на том спасибо. Но пролечиться ей пришлось: и воспаление началось, и гадость какую-то подцепила – опять-таки, хорошо, что не гепатит или СПИД. И вообще, легко отделалась: парни были сильно пьяные, поэтому действовали не так рьяно, как могли бы. Кирилл потом, втайне от Катерины, еще приставал к Олесе:

– Скажи – кто? Мне скажи. Я сам разберусь.

Но Киви молчала, как партизанка.

– Вовчик твой как-то причастен?

– Нет, нет! Он ни при чем, мы давно с ним расстались, – врала Киви, с ужасом глядя на Кирилла. А вдруг он… поверит Вовчику? Тогда останется только умереть от стыда. – Пожалуйста, я прошу тебя! Оставь все как есть. Я не хочу ничего, никаких судов, никаких расследований. Пожалуйста.

И Кирилл отступился. Киви месяц прожила у Катерины и первое время вообще не выходила из дому – так и лежала на диване, отвернувшись к стене. Потом перебралась к Наполеону. Институт она забросила. Ира-Наполеон пристроила Киви к себе в музей, и ей вдруг понравилось возиться с разными стеклянными археологическими штучками. Конечно, в конце концов пришлось вернуться к родителям, но после череды скандалов Киви совсем от них отгородилась: отдавала деньги на коммуналку, питалась отдельно. Дома она, в сущности, только ночевала…

– Ну вот, так и живу. – Киви пожала плечами и взглянула на Нику. Та вытерла слезы и вздохнула:

– Слушать и то тяжело, а ты все это перенесла.

– Да ничего. Я и правда справилась. Пока говорила, осознала это. Спасибо, что заставили рассказать. Стало легче.

– Я рада. Родители так ничего и не знают?

– Нет. Скандалы были из-за другого. Мать жениха мне нашла. Ну и сами понимаете! Был бы хоть человек приличный, а этот… Такой чудак на букву «м». Меня от него просто тошнило. А мать меня доставала: выходи за него замуж, да кто тебя, такую лахудру, еще возьмет, да нарожайте мне внуков. Я говорю: «Мать, какие внуки? Я на него смотреть не могу, не то что спать с ним». А она: «А ты выпей стопку и ложись». Как вам это?

– Да-а…

– Я поэтому и Артёма замучила: боялась, что… Ну, вдруг я вовсе и не влюбилась, а просто уцепилась за него? Понимаете? Как за спасательный круг!

– Может, немножко и уцепилась. Ну и что? Вы нужны друг другу, это главное.

– А зачем я ему нужна? Вот такая?

– Зачем?.. Хороший вопрос. Мне кажется, ты подходишь ему. Хрупкая и сильная. Полную размазню он бы не полюбил. А в тебе чувствуется стержень, понимаешь?

– Но вы тоже сильная.

– Не знаю, как я бы справилась с таким испытанием. Скорее, я самодостаточная. И еще – мы с Артёмом оба любим отдавать. Но лучше, когда отдает мужчина, а принимает женщина, понимаешь? Для обоих лучше. А мне это тяжело. Наверное, слишком сильный материнский инстинкт.

Ника вдруг задумалась, потом усмехнулась:

– Я только сейчас осознала, что меня так напрягало в наших с Артёмом отношениях. Особенно когда не стало его мамы. Понимаешь, со мной он всегда оставался бы мальчиком, а с тобой… Ты можешь сделать из него настоящего мужчину. У вас с ним хорошее сочетание – ты моложе, умеешь принимать. Надо просто решиться и переступить черту. Довериться друг другу. Артёму сейчас очень одиноко, и ты могла бы помочь ему – поддержать. Если не решишься, будешь жалеть. Ты же сама чувствуешь: твоя жизнь на переломе.

– Ну да, я прижилась в своем болоте. Надо выбираться, вы правы. Хватит быть глупой птицей киви! А вы расскажете Артёму про меня?

– Ты хочешь, чтобы я рассказала?

– Нет. Наверное, я подсознательно пыталась каким-то образом свалить это на вас. Но теперь… Нет, я все сама ему расскажу. Да, сама. Спасибо!

Олеся встала, шагнула к Нике, опустилась на пол, взяла руку Ники и прижала ее ладонь к своей щеке.

– Я никогда, никогда не забуду, что вы для меня сделали.

Ника погладила девушку по голове:

– Ты все сделала сама.

– А можно, я буду вам звонить иногда?

– Нужно!

– А что, если мы с Кузей еще немножко покатаемся? Он ждет.

– Хорошо, только потом я вызову тебе такси.

– А давайте вы с нами!

– Я?

– А что такого? Неужели вам не хочется покататься?

– Ну ладно, – рассмеялась Ника. – Сейчас переоденусь.

Когда она, натянув джинсы, вернулась к Олесе, та критически рассматривала себя в зеркале шкафа-купе:

– Вам тоже не нравится, как я одета, да?

– Главное, чтобы тебе нравилось.

– Да мне вообще-то тоже не сильно нравится. Раньше я платьица любила, юбочки.

– Тебе пойдут платьица. Хочешь, сходим с тобой по магазинам?

– Ой! Вот здорово!

Ника смотрела на Олесю, и сердце ее болезненно сжималось: Алина! Боль моя, Алина…

Мобильник зазвонил, когда Ника наконец улеглась в постель и раскрыла книгу, которую никак не могла дочитать – засыпала после пары страниц. Вот и сейчас она не столько читала, сколько рассеянно глядела в полутьму и перебирала в памяти события сегодняшнего вечера: кто бы мог подумать, что она подружится с девушкой, которая увела у нее Артёма! Надо же, как все повернулось, думала она. Ника хмыкнула, представив себе реакцию подруги Нонны: «Нет, ты точно чокнутая!» И тут запиликал мобильник – Ника с удивлением увидела высветившееся на экранчике имя: Миша! Что ему понадобилось?