– Значит, мы можем дружить все вместе. Или что? Ты надеялся…

– Да ни на что я не надеялся! Ну вообще… Спелись за моей спиной, ты подумай. Нет, женщины – это что-то.

Обнимая Олесю, Артём никак не мог смириться с тем, что две стороны его жизни вдруг слились в одну. Конечно, хорошо, что больше не надо ничего скрывать от Олеси, но зато уже не поплачешься Нике в жилетку. Вот предательница! Она явно встала на сторону Олеси. Женская солидарность, а как же! Хотя Ника ясно дала понять, что никакие отношения, кроме чисто дружеских, между ними невозможны, и сам он вроде бы ни о чем таком уже не думал, но… Где-то в подсознании у него все равно теплилась слабая надежда на «запасной аэродром». А теперь что ж – никаких «запасных аэродромов». Черт побери, хороший ход! Неужели?.. Неужели она сделала это специально? Артём посмотрел на Олесю, но она ответила таким невинным взглядом, что он подумал: «Да нет, не может быть».

– А что ты еще от меня скрываешь, барбосик? – спросил он.

Взгляд Олеси сделался растерянным, и губы задрожали:

– Что, прямо сейчас рассказать?

– Давай покончим со всеми тайнами? Ты не бойся, я вообще-то догадываюсь, в чем дело. И потом… Твои друзья…

– Они не могли! Они ничего не знают!

– Кирилл мне намекнул. Олесь, он очень за тебя переживает, только поэтому. Боялся, что я могу как-то тебя обидеть, понимаешь? Прости его! Он ничего не сказал, честно. Я сам догадался. Ты… Тебя изнасиловали, да?

Олеся только кивнула, а потом спросила дрожащим голосом:

– Но ты же не считаешь, что я сама виновата?

– Нет! – твердо ответил Артём. – Не считал, не считаю и никогда так не подумаю. Ты ни в чем не виновата. Ни одна женщина не может быть в таком виновата.

– Тём, а ты уверен, что хочешь услышать подробности?

– Олесь, если тебе тяжело рассказывать, тогда, конечно, не надо. Но я предпочел бы знать. Потому что… Ну, я буду представлять разные ужасы. Нет, лучше знать. Я не настаиваю, но, если ты сможешь рассказать, я буду благодарен. Не обязательно прямо сейчас, потом.

Глава 2

Между мраком и светом

Три дня спустя Артём сидел во дворе чужого дома – на детской площадке среди разноцветных качелей и горок, на которых, ввиду обеденного времени, почти не было детишек. Артём еще раз поглядел на часы, но тут наконец из-за угла показался Кирилл Поляков. Он кивнул Артёму, пожал ему руку, сел рядом и закурил.

– Ну, где пожар? Что случилось?

Артём покосился на Кирилла и сказал, глядя в землю:

– Олеся рассказала мне. Я знаю кто.

– Вон что! И кто?

– Друзья Вовчика.

– Друзья? Их что, несколько было?

– Четверо. Его приятель Колян и еще трое. Двое вроде бы местные – Длинный и Шестерка, а четвертый какой-то москвич, знакомый Коляна. Сам Вовчик не участвовал. Он просто ее предал.

– А что значит – местные?

– Это все на даче у Коляна было, Олеся не знает, где именно. Она потом на «Комсомольскую» приехала, а на какой вокзал, не поняла – не до того было. Больше часа электричка шла.

– Да-а… Но теперь уже ничего не докажешь. И тогда-то трудно было, а теперь…

– Я не собираюсь ничего никому доказывать. Мне просто нужно их найти. Ты поможешь?

– И что потом?

Артём пожал плечами. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, потом Кирилл чертыхнулся, бросил окурок и яростно растоптал его ногой:

– Ты вот что. Только не разыгрывай мне тут ворошиловского стрелка, понял?

– О чем ты? У меня и ствола-то нет.

– Ствола у него нет! Ствол достать не проблема.

– Ты считаешь, что зло должно остаться безнаказанным?

– Нет, я так не считаю.

Они долго молчали, сидя рядом. Потом Кирилл мрачно сказал:

– Значит так: ты ничего не предпринимаешь без меня. Ни-че-го. Понял?

– Это вообще-то мое дело.

– И мое тоже. Да, она твоя девушка. Но Олеська мне как сестра, понимаешь? И ты ее не видел – тогда, сразу после случившегося! А я видел. И забыть не могу. Вся в синяках, в кровоподтеках… Клок волос ей выдрали на затылке… И внутри все разодрали, Катерина сказала. Лечилась потом долго, потому что какой-то гадостью заразили. Но главное – ей в глаза смотреть страшно было. Черные дыры, а не глаза! Господи, я как вспомню… Она от меня шарахалась, представляешь? От меня! Я старался не приближаться, резких движений не делать. Мне стыдно было, что я мужик, понимаешь? Если бы Олеська тогда все рассказала, я бы… Клянусь, своими руками убил бы! Всех пятерых. Но она именно поэтому и не стала рассказывать. А я свою вину до сих пор чувствую.

– Ну, тогда ты меня хорошо понимаешь.

– Черт, как же я эти дела ненавижу! С изнасилованиями. Потому что ничего сделать нельзя. Из десяти женщин хорошо, если одна решится судиться, и то адвокат вытащит мерзавца. А сколько унижений для женщины. А тут пару месяцев назад опять столкнулся. Вызов из больницы – причем врач вызвал, не пострадавшая. Ты бы ее видел! Живого места нет. Врач сказал, что она никогда родить не сможет. Молодая баба. Собственный муж… Сволочь! Привез ее на вечеринку с партнерами. То ли он ее проиграл, то ли долг таким способом отдавал, черт его знает. Сказал ей, что иначе его убьют. Она поверила. Двенадцать человек, Артём! И муж в их числе. Сутки ее насиловали! Муж сам в больницу привез. Сказал ей: «Забудь, и все». Забудь? У нее глаза были… мертвые. Не стала заявление подавать. Говорит: «Я сама согласилась!» Сама, ты ж понимаешь?

– И что, так дело и не открыли?

– Не открыли. Только она… Как раз позавчера я узнал. Убила его, спящего. Кухонным ножом. А сама повесилась.

Они долго молчали, потом Поляков тихо сказал:

– В общем, действуем вместе. Понял? Но это дело надо сначала обдумать. А то таких дров наломать можно.

– Ладно.

И они разошлись в разные стороны: Кирилл к себе в отделение, Артём – в ресторан. Если Артём был преисполнен яростной решимости, то Кирилл пребывал в крайнем раздражении: его душа требовала мщения и справедливости, но все, что было в нем от оперативника, от полицейского, стоящего на страже закона, возмущалось и призывало к осмотрительности. Он слишком хорошо знал, насколько беспомощен нынешний закон. Тогда, пять лет назад, он был готов расправиться с обидчиком Олеси собственными руками! Но теперь… Надо подумать. И не допустить, чтобы Артём вляпался в какие-нибудь неприятности. Артём нравился Кириллу, хотя вызывал легкое чувство ревности, над которым он и сам подсмеивался. Нет, вы подумайте, как быстро его девчонки поддались обаянию Артёма. Подруг жены Кирилл воспринимал как свою семью: познакомившись с Катериной, Кирилл принял и всю их компанию – правда, Ира-Наполеон казалась ему несколько странной, не говоря уж о ее брате. Но Киви! По отношению к Олесе Кирилл испытывал особенные чувства – пожалуй, даже отцовские, хотя был старше всего лет на десять. Когда они познакомились, Олесе было семнадцать, только школу окончила – тоненькая рыжая девочка с хвостиками, веселая и забавная. Кирилл страшно мучился: ей пришлось пережить такой ужас, а он не защитил, не помог, не отомстил! Не надо было тогда ее слушать. И хотя Поляков терзался сомнениями, он параллельно, пусть и не совсем осознанно, уже разрабатывал план действий.

Пока мужчины боролись со своими внутренними демонами, женщины – Ника и Олеся – пили кофе в небольшом уютном кафе, которое располагалось напротив музея, где работала Олеся. Для начала Ника ее не узнала:

– Бог ты мой, кто это? Что за красотка?

Ника с удовольствием разглядывала вспыхнувшую от радости Олесю. Конечно, она не такая красивая, как Алина, но очень даже складненькая, яркая, живая, словно солнечный зайчик! Каждый раз при встрече или телефонном разговоре с Олесей Ника невольно вспоминала дочь – с болью в сердце. Олеся рассмеялась и повернулась кругом, демонстрируя свой наряд: она была в узких темно-зеленых джинсах и в фиолетовом джемпере, а на шею повязала шарф, в котором фиолетовые тона сочетались с пронзительно-зелеными и ярко-оранжевыми, под цвет рыжих волос.

– Вам нравится? Забавная штучка, правда? – Олеся уселась за стол и размотала шарф. – Застежка сзади, а карманчики спереди. Я даже не сразу поняла, где перед. Подумала: карманы на спинке – прикольно. Вы знаете, со мной что-то случилось: я совершенно не могу носить ничего черного и серого. Такая неожиданная тяга к ярким цветам.

– Ты очень хорошо выглядишь. Пожалуй, ты теперь не журавлик, а райская птица.

– Спасибо! Ой, я же хотела еще раз вас поблагодарить и извиниться – за Артёма. Ну, за его пьяный приход. Вы меня просто спасли, когда оставили его ночевать. Нас спасли. Не знаю, что со мной было бы, если б он таким домой явился.

– Как у вас, все нормально?

– Да, все хорошо. Мы поговорили, он обещал не напиваться.

– Он вообще-то очень редко срывается.

– А я сказала, что брошу курить. Я уже и так меньше курю, только на работе. Но обещала совсем завязать. Ой, Ника! А я ему рассказала, что мы познакомились! Ничего?

– Я так и подумала. Он звонил тогда, извинялся, но… Ну да, ему теперь со мной сложно общаться.

Ника опустила голову: на самом деле ее очень ранил холодный тон Артёма. «А чего ты хотела, подружившись с его девушкой?» – невесело усмехнулась Ника. Она улыбнулась Олесе, смотревшей на нее с тревогой.

– Вы скучаете по Артёму, да? – в голосе Олеси звучало сочувствие.

– Да нет, что ты. Когда мне особенно скучать? Столько дел… – это прозвучало на редкость фальшиво. Ника поняла: еще чуть-чуть, и она заплачет.

– А приходите к нам в гости. Правда! Что такого?

– Нет. Спасибо, дорогая, но я не приду. Артёму будет неловко, да и мне тоже. Потом, когда все отстоится. Может быть. Ты не думай, он любит тебя. Но мы довольно долго были вместе и… Наверное, надо бы совсем прекратить общение, но не получилось, и вот… А теперь ты… Так все запуталось…

– Ника! Ну, не плачьте, не надо. Простите, простите меня. Я такая дура!