Он поднял голову и улыбнулся:

– О, привет! Вот, пришел.

– Какой ты модный!

– Да ладно.

– Это Олеся тебя так нарядила?

– А кто ж еще. Что, смешно выгляжу?

– Нет, стильно. Давай, заходи. Или, может, к нам пойдем?

– Нет-нет, спасибо.

– А что так? Разве я прошлый раз тебя плохо принимала? Да ладно, шучу!

Оба слегка нервничали и никак не могли попасть в нужный тон. К тому же Ника чувствовала, что Артём и внутренне изменился, не только внешне, или она совсем от него отвыкла? Что-то в нем появилось… напряженное. Улыбается, а в глазах какое-то тревожное ожидание.

– Ты что, на самокате приехал? – спросила Ника. – Вроде как не сезон. И почему ты в этой панамке?

– Про шляпу потом. Я хотел сначала серьезно поговорить.

– Хорошо, давай серьезно. Чай будешь?

– Ника, подожди с чаем. Я хотел извиниться.

– За что?

– Ну, ты знаешь. За то, что припёрся к тебе пьяный.

– Да это когда было! И потом, ты уже извинялся по телефону.

– Неважно. Мне до сих пор стыдно.

– Ладно, прощаю.

– Это не все. Я хотел попросить прошения за то, что плохо о тебе думал. Понимаешь, когда я узнал, что вы с Олесей… за моей спиной… спелись… В общем, я так разозлился!

– Приревновал?

– Наверное. То ли тебя к Олесе, то ли Олесю к тебе – сам не знаю. Потом осознал. Так что прости.

– Тём, это ты меня прости. Зря я, конечно… Но Олеся сама пришла, и что мне было делать? А потом… Знаешь, такая странная вещь произошла… Как-то я к ней привязалась, правда. Прелестное существо.

– Олеська тоже в полном упоении: Ника такая замечательная! Сказала, в гости тебя приглашала.

– Тём, это плохая идея. Общаться с вами по отдельности у меня получается, но… Нет, я не смогу.

Артём посмотрел на Нику с состраданием, потом взял ее руку и хотел поцеловать, но Ника вырвала:

– Не надо.

– Прости меня! – произнес он с чувством. – Мне так больно, что ты одна.

– Всё, хватит. Мы сто раз это обсуждали. Если ты пришел травить мне душу…

– Нет. Я пришел, чтобы самокат отдать. Олеся дарит твоему племяннику. Говорит, переросла.

– Ой, правда? Он счастлив будет! Вот спасибо!

– А, самое главное-то забыл!

Артём выскочил в коридор и вернулся с цветущим красным амариллисом в горшке:

– Вот. Это тебе.

– Чтобы не забывала, да? Тём, ты неисправим. Все кончено между нами, а ты постоянно напоминаешь.

– Черт, я не подумал…

– Ладно, оставь. Цветок не виноват. И ты не виноват. Все нормально. Это я какая-то… Развалилась слегка. И поплакаться некому. Так Анечки не хватает!

– Случилось что?

– Много разного.

Артём пересел к Нике поближе и обнял ее за плечи:

– Хочешь, я буду Анечкой? Моя жилетка в твоем распоряжении.

Ника невольно улыбнулась:

– Да уж, ты очень похож на Анечку! И перестань меня обнимать.

– Я же по-дружески. Ну, расскажи, что не так?

«По-дружески!» – горько усмехнулась Ника. Это-то и больно. Ничего мужики не понимают. А я-то понимаю, что делаю? Сама его оттолкнула, своими руками отдала Олесе, потом зачем-то с ней подружилась, а теперь… Больно мне, видишь ли!

– Терпи, коза, атаманом будешь, – пробормотала Ника и вдруг заплакала, уткнувшись Артёму в грудь.

– Ну вот. Куколка, ты меня пугаешь. У тебя все в порядке? Ты здорова?

– Да я-то здорова. Это Миша…

История была дикая. И главное – узнал о ней Миша совершенно случайно. Ника не особенно посвящала его в подробности жизни дочери, так что про затеянную Алиной травлю учительницы английского он и не знал. Поэтому таким шоком стал для него рассказ заместителя: они вместе летели во Франкфурт, и по дороге зам поведал боссу о семейном горе – его деверь пытался покончить с собой. Борис очень хороший человек, умный, добрый, заботливый. Преподаватель в столичном вузе, доцент. Прочный брак: прекрасная жена и двое сыновей – он в них души не чаял. И вдруг все развалилось! Из-за студентки. Жена была в курсе, потому что Борис всегда все рассказывал. Поделился и тут: такая невероятная красавица, но совершенная бестолочь. Ленивая, хотя и способная. Ничего не делает, надеется на одной красоте выехать. Но с Борисом эти номера не проходили: а то он мало красоток повидал за все годы преподавания! Да и по возрасту она ему в дочери годилась – почти ровесница старшего сына. И вообще, он по натуре совсем не бабник, скорее «ботаник», зацикленный на науке. Сначала Борис помог ей с курсовой. Ну как помог – практически все переписал, потому что увлекся. Не девушкой, а темой. А девушка решила, что виновата ее неотразимая красота. И стала его преследовать. Подстерегала в темных углах, встречала на улице, вздыхала, плакалась на свою тяжкую долю.

На этой стадии рассказа Миша уже догадался, что речь идет об Алине: она училась именно в этом вузе, и тему курсовой работы он помнил. Дочь пристала было к нему с этой курсовой, но Миша только рассердился: «Учись сама. Нам никто не помогал». И сейчас он тихо закипал от гнева, жалея, что разобраться с дочерью сможет только через неделю, когда вернется. Но, когда он услышал, о какой тяжкой доле рассказывала Алина…

Оказывается, бедная девочка, такая юная и прекрасная, пробивается по жизни сама: снимает комнату, подрабатывает, учится, старается изо всех сил. А ведь могла бы пойти в модели или того хуже – в содержанки, ей предлагали. Но она честная девушка. А ее папа – очень богатый и влиятельный бизнесмен – совсем ей не помогает. И вообще, она ушла из семьи, потому что… Ой, прямо стыдно говорить! Но ведь Борис Степанович такой чуткий, такой понимающий. Он же никому не расскажет, правда? Дело в том, что папа любит ее гораздо больше, чем дочку. Короче, приставал с грязными намерениями. Ей еще тринадцати не было, когда все началось. А мама закрывала глаза на это безобразие. Вот Алина и ушла из дома.

Борис Степанович ужаснулся и некоторое время вел с девочкой душеспасительные разговоры, уговаривая пойти к психологу. Но постепенно эти беседы стали как-то незаметно от спасения души сворачивать на тему диплома, до которого оставался всего год. И тут даже такой наивный человек, как Борис, догадался, что его охмуряют, и твердо заявил: «Диплом я за вас писать не намерен. Помочь – всегда пожалуйста. Но работать вы должны сами». И еще долго распинался на тему безответственности молодого поколения. «Нет, какая наглость! – возмущался он, рассказывая эту историю жене. – А я-то ее пожалел!» Но жалеть ему вскоре пришлось себя самого. Алина развернулась во всей красе и устроила ему классическую травлю – и в виртуальном мире, и в реальном. Телефонные звонки и электронные письма с угрозами, обливание грязью в социальных сетях, анонимки на кафедру – все пошло в дело. Борис Степанович обвинялся в домогательстве, взятках, развращении студенток и прочих смертных грехах. Даже фотки прилагались – торжество фотошопа. У Бориса случился нервный срыв, он пытался отравиться, жена в истерике, сыновья в шоке, старший пытался проучить Алину, но – к счастью для обоих – друзья его удержали, а то бы вполне мог и в тюрьму загреметь.

– Нет, ты представляешь, какая мерзость? – говорил зам, допивая пятую порцию виски. Руки его тряслись. – Моя вся испереживалась, они же с Борей близнецы, сам понимаешь. Что ж это за отродье такое? Из-за какого-то диплома сломала жизнь целой семье. А Борис ее на самом деле жалел! Думал, тянется к нему как к отцу. Идиот, конечно.

Хорошо, что самолет уже подлетал к Франкфурту. Из аэропорта Мишу увезли на «Скорой» с подозрением на инфаркт. К счастью, инфаркта не случилось, но командировка сорвалась. И сейчас Миша лежал в больнице на обследовании – к нему Ника и собиралась после работы.

– Я тебе рассказываю, и мне стыдно. За Алину! – всхлипывая, говорила Ника. – А ей хоть бы что. Представляешь? Я, как узнала, сразу к ней помчалась. «Как ты могла? – говорю. – Из-за тебя чуть человек не умер». А она только глазами хлопает: «А что такого? Не умер же». Я ей: «Ты на отца такую мерзкую напраслину возвела!» Она в ответ так наивно: «Я не думала, что он узнает». Просто кошмар какой-то! И это моя дочь.

– Да-а… Ничего себе. – Артём был потрясен. – И что, тот препод действительно к ней не приставал?

– Вряд ли. Миша его видел пару раз – на днях рождения зама. Не от мира сего, весь в науке.

– Слушай, а у Алины с отцом? Правда, ничего не было? Не понимаю, неужели можно на пустом месте такое выдумать!

– Тём, ты что? – закричала Ника и оттолкнула его от себя. – Ты соображаешь, что говоришь? Чтобы Миша! Да он никогда! Он не такой человек!

– Ну, прости, прости. Ляпнул, не подумав. Просто в голове не укладывается.

– Она всю жизнь такая, Алина. Только раньше безобидно было. Так, фантазии разные. Но уже второй раз, когда кто-то пострадал. Что дальше будет, даже думать боюсь.

– А первый раз что было?

– Помнишь, ты моей знакомой помог избавиться от интернет-преследования? Вот это и было. Учительница Алины. Ей все же пришлось уволиться из школы. Вот, посмотри: увидишь случайно эту девушку – беги со всех ног, пока жив!

И Ника показала Артёму на экранчике смартфона фото Алины – он присвистнул: ого!

– Это мы в Риме. – Ника с горечью в сердце посмотрела на свою красавицу дочь и выключила смартфон.

– Да, просто звезда.

– Но в институте она другая. Я как-то заезжала за ней. Увидела – поразилась: все ребята так по-модному одеты, а она в строгом костюмчике, юбка ниже колен, туфли без каблуков. И не накрашена вообще. Волосы в косу заплела. Такое невинное создание, чистый ангел. Понимаешь? Ничего плохого в голову не придет. Вот он и рассиропился, этот Борис Степанович. Если б она в полной боевой готовности явилась, он бы сразу насторожился, я думаю.

– И как вы теперь с ней общаетесь?

– Да никак. Миша вообще ее ни видеть, ни слышать не может. Хотел совсем лишить содержания. Рублем наказать. Но я уговорила. Не знаю, что делать. Просто не представляю. Да, наверное, ничего и не сделаешь. Она уже взрослая. Я только боюсь, что нарвется на кого-нибудь – проучат на всю жизнь. В общем, одно горе. Мне так тошно! Я виновата! Как подумаю, кого вырастила…